От протоардеко к межстилевым течениям в советской архитектуре 1930-х.

     В мировой архитектуре 1910-40-х параллельно развивалось множество течений, эволюция которых разделена рубежами Первой мировой войны и кризиса 1929 г. Период 1910-х стал временем открытий, совершаемых в рамках частного заказа, и в этом его отличие от последующей эпохи развития государственного стиля 1930-х. Мастера рубежа веков хотели обрести новые формы монументальности, грации и простоты; они стали искать альтернативу развивавшимся в XIX в. вариантам ордерной архитектуры – эклектике и неоклассике. Советская архитектура 1930-х представляется самостоятельным явлением, по составу практикующих мастеров и стилевой структуре , отличающимся от послевоенной архитектуры. Приемы советского стиля 1930-х, то есть приемы ардеко и неоклассики возникают задолго до конкурса на Дворец Советов – они становятся заметными еще до Первой мировой войны. В этом отношении термины «ардеко» и «протоардеко» представляются имеющими не столько стилевую, сколько хронологическую наполненность, и призваны разделять периоды 1920-30-х и 1900-10-х, что связано с традиционностью архитектурных приемов межвоенного времени.

     Анализ истоков и эволюции советского стиля 1930-х требует рассмотрения отечественной архитектуры в контексте развития европейской и американской архитектуры. Цель же данной статьи – анализ межстилевых приемов и течений, установление стилевых истоков шедевра советского стиля 1930-х – Ленинградского Дома советов Н.А.Троцкого.

     В 1920-е почти все течения протоардеко образуют новое стилевое единство – ардеко, основанное на утверждении архаического монументализма. Архитектура европейского протоардеко не была одним стилем, это была эпоха ярких мастеров. Одни мастера работали с традицией, другие стремились к обновлению, но в целом течения протоардеко были декоративны. Умеренность новаций эпохи протоардеко в сравнении с нарождающимся модернизмом будет характерна и для ардеко, эта черта является следствием общей для мастеров и заказчиков художественной ретро-ориентации. К европейскому протоардеко можно отнести работы немецких архитекторов П.Беренса, М.Берга, Г.Тессенова и австрийских – О.Вагнера, Й.-М.Ольбриха, Й.Хоффманна. Разнообразие течений начала века было свободным творчеством мастеров, которое охотно поддерживалось частным заказчиком. То, что было редким экспериментом на фоне роскоши эклектики и покоя неоклассики рубежа веков, в 1920-30-е становится мировой модой. 

     Поиск альтернативы греко-итальянскому канону в искусстве рубежа веков и эпохи ардеко выразился в переосмыслении архаического искусства.

     Триумфальным воплощением интереса эпохи протоардеко к архаической архитектуре стал вокзал в Милане У.Стаккини (с 1912) [1]. Но одним из первых творений протоардеко должен быть назван даже еще более грандиозный Дворец Юстиций в Брюсселе Дж.Пуларта (с 1866), вдохновленный открытием храмового комплекса в Ангкоре. Городу XX века была нужна новая античность, превосходящая масштабы римского форума. И как Дворец Юстиций крупнее своего юго-восточного прототипа, так и небоскребы Нью-Йорка эпохи ардеко были выше и пирамид Майя, и башен готики. Для архитектуры ардеко было характерно увлечение архаическими, ориенталистическими и экзотическими мотивами, пришедшими на смену классическому ордеру. Развитие ардеко 1920-30-х не мыслимо без творчества Салливена и Райта, мастеров венского модерна О.Вагнера, Й.-М.Ольбриха и др. Можно отдельно проанализировать неоацтекские и неоготические версии ардеко, но ардеко – это не только небоскребы Нью-Йорка, но и архитектура межвоенного времени в Европе, значительная часть советской архитектуры 1930-х, и в первую очередь проекты ДС и НКТП. В близком к ардеко стиле проходят первые после революции конкурсы на здания крематориев 1919 года, Дворца труда в Москве и Госпрома в Харькове. 

     Параллельность развития ардеко и неоклассики – это международное явление межвоенного времени. Двойственная структура государственного стиля выразилась во второй половине 1920-х в одновременной поддержке аутентичного неоренессанса И.В.Жолтовского и упрощенного ордера В.А.Щуко и И.А.Фомина. Итоги конкурсов на Дворец Труда и застройку ВСХВ, а затем и строительство в центре Москвы дома Динамо и Госбанка, Дома ЦИК и СНК и Библиотеки им. В.И.Ленина продемонстрировали еще до конкурса на ДС ретроспективный вкус власти, возможность работы дореволюционных мастеров в новых условиях. Стилевая двойственность стиля 1930-х была подтверждена премированием на конкурсе ДС ардеко Б.М.Иофана и Г.Гамильтона и неоклассики И.В.Жолтовского. Примерами межстилевых сооружений, созданных на стыке ардеко и неоклассики, служат проект НКТП Фомина [2].

     Использование мастерами 1920-30-х ордера протоардеко доказывает связь эпох, разделенных Первой мировой войной. Прямоугольный ордер 1930-х восходил к стилевым открытиям архитектуры протоардеко – павильону Хоффманна в Риме (1910) и танцевальному залу Тессенова в Хеллерау (1910). Самыми заметными памятниками скупого антового стиля стали портики Библиотеки им. В.И.Ленина Щуко (1928), музея Колоний Лапраде (1931), университета в Риме Пьячентини (1933). Примеры этого международного течения можно увидеть в Берлине и Париже, Лондоне (ратуша Вальтамстоу, 1937) и Вашингтоне (министерство Природных ресурсов, 1934 и корпус Трумэна, 1939), Риме и других городах Италии, Москве и Ленинграде. В 1928 г. в Москве строятся Библиотека им. В.И.Ленина с ордером Тессенова и Дом Динамо с ордером Беренса. Круглый ордер Беренса-Фомина, как и прямоугольный ордер Тессенова-Щуко возникают еще в эпоху протоардеко 1910-х. Затем они становятся знаковыми приемами стиля конца 1920-х-30-х не в только советской архитектуре (например, в работах Левинсона в Ленинграде), но также и в итальянской, немецкой. Ведомая Шпеером немецкая архитектура 1930-х также отказалась от аутентичной неоантичной манеры Шинкеля и обратилась к упрощенному буллеанству.

     Направления отечественной архитектуры 1930-х опирались в своих поисках нового на архитектурные идеи протоардеко 1910-х, ардеко 1920-х. Новыми были типы зданий, размах предполагаемого строительства, но фактически приемы стиля 1930-х возникают еще до конкурса на ДС. Дореволюционные стилевые идеи и версии архитектуры второй половины 1920-х просто продолжили свое развитие. Осовременивая классический декор, встраивая его в контекст ардеко, Фомин и Щуко, Руднев и Троцкий в 1930-е наследовали актуальным стилевым тенденциям 1910-20-х, ордеру протоардеко (Беренса, Хоффманна, Тессенова), кессонам и рамкам (Перре, Мендельсона, Ваго). Новыми приемы советского стиля 1930-х представлялись из-за обрыва стилевых процессов протоардеко Первой мировой войной, революцией и гражданской войной, из-за изоляции отечественной архитектуры от общемирового развития ардеко в 1920-е.
Приемы протоардеко 1910-х становятся общими, межстилевыми приемами архитектуры 1930-х. Пересечение стилевых зон ардеко и неоклассики в 1930-е было вызвано унаследованной от архитектуры протоардеко умеренностью архитектурных новаций. Это свидетельствует о новаторском потенциале дореволюционной архитектуры, использованном после революции Щуко, Левинсоном, Фоминым, Троцким, Лангбардом и другими. Эта общемировая тенденция стала следствием стилевой традиционности вкусов заказчиков и обращенности в прошлое значительной части архитектурного сообщества 1930-х.

     Супрематизация архитектурного декора опиралась в архитектуре ардеко и протоардеко и на исторические, архаические, народные истоки, и на авангардистские, кубистские, абстрактные. Пластические приемы межвоенного времени возникают еще до Первой мировой войны. Так, супрематизация декора в работах Ф.Л.Райта, неороманская плоскостность рельефов в творчестве Л.Салливена, ориентализм венских мастеров – все это подготовило пластический язык зарубежного ардеко. Но в архитектуру межвоенного периода идеи протоардеко проникнут через четверть века после их изобретения, что является следствием исторических событий, сотрясавших Европу в конце 1910-х, и свидетельствует о мощной инерции традиционных европейских стилей – неоготики и неоренессанса.

     Использование межстилевых приемов, балансирование между ардеко и неоклассикой свидетельствует о сложности принципиальной работы в условиях выбора властью искомой стилевой трактовки. Двойственная структура архитектуры 1930-х и существование межстилевых приемов было следствием противоречивости результатов конкурса на ДС и требуемого «освоения классического наследия». Проект ВИЭМ А.А.Оля поражает утопическим буллеанским масштабом. И если архитекторы не могли осуществить гигантские арки базилики Максенция, то они стремились заселить ее кессоны. Окна в рамках или кессонах, редкий прием эпохи Возрождения (например, улица Уффици Дж.Вазари или палаццо Массими Б.Перуцци) становятся характерным приемом архитектуры 1910-30-х. Окна-кессоны появляются еще в начале века в работах А.Гауди, О.Перре, И.-М.Ольбриха, Й.Хохола , в конце 1920-х с ними работают Э.Мендельсон и Дж.Ваго, в 1930-е – Руднев, Фомин и Голосов. Существенное влияние на развитие советской архитектуры 1930-х оказали проекты Ваго для комплекса зданий Лиги Наций в Женеве (1927-30). Прямоугольные кессоны, аналог классического наличника, это развитие и идеи Булле с театральной ложей в кессоне. Окна в кессонах выступают примером укрупнения архитектурной формы, а точнее возвращения к грандиозности бетонных сводов Рима с кессонами по 3-4 метра, как в Пантеоне или базилике Максенция. 

     Супрематизация декора не была новацией стиля 1930-х и возникает еще в дореволюционной архитектуре, а в 1920-30-е становится первым этапом советизации архитектурной формы. Приемы протоардеко становятся межэпохальными, то есть общими для дореволюционной архитектуры и советской, и используются мастерами и ардеко, и неоклассики. Актуальными источниками супрематизации 1930-х было многообразие произведений протоардеко, и в частности его отечественные примеры – постройки А.Е.Белогруда (дома К. И. Розенштейна, 1912), М.М.Перетятковича (Дом Вавельберга, 1911) в Петербурге, Ф.О.Шехтеля (особняк А.И.Дерожинской, 1901 и Боярский двор, 1901), А.В.Кузнецова (мастерские Строгановского училища, 1912) в Москве. Еще в архитектуре неоклассики и модерна начала века проявился внутрипрофессиональный интерес к упрощению классического декора и работе с сочиненной огрубленной пластикой. В моду входят граниты неороманики и эстетика Пестумских храмов как альтернатива академичному канону. Это чувство нового стиля воплотилось в начале 1920-х в проектах Фомина, Голосова, Людвига, Белогруда, Троцкого, и в первую очередь, заметно в их конкурсных вариантах Дворца Труда.

     В 1930-е отечественные мастера работали на пересечении стилевых зон ардеко и неоклассики , для того, чтобы избежать возможной критики за недостаточную классичность либо новизну форм. То есть стилевая двойственность – следствие художественной несвободы мастеров 1930-х. Одним из характерных примеров советизации стало использование на фасаде Библиотеки им. В.И.Ленина барельефов – приема стиля неогрек, – снабженных новой пролетарской сюжетикой. Ориентация на античные образы и римские образы Петербурга – общая черта неоклассических течений 1910-30-х. Однако огрубленный декор эпохи протоардеко по своей природе был воплощением художественной свободы, и в этом его отличие от идеологизированного декора 1930-х. 

     Критерий отличия ардеко от неоклассики – отношение к канону ордера. Ардеко не отказывается от декора, но ищет альтернативу классическому ордеру и стремится переосмыслить творения архитекторов-вольнодумцев. Ордер античной гробницы пекаря Эврисака в Риме, детали Порта Пиа Микеланджело становятся новыми ориентирами для итальянского ардеко. К нему наиболее близки московские постройки Голосова, воспринявшего эту пластическую фантазию и декоративную огрубленность маньеризма. Так неакадемичные памятники прошлого формируют стилевую палитру и мастеров ардеко, и мастеров неоклассики. Владение мастерами рубежа веков гранитной неороманской пластикой позволило ардеко освоить и экзотические, но столь же тюбистичные приемы древних неевропейских культур. Мастера начала века, а затем и межвоенного периода стремятся выйти за рамки академичных канонов архитектуры ХIХ в. и поэтому начинают ориентироваться на смягченную пластику буддийской скульптуры. Этим же продиктовано и обращение к огрубленной пластике северного модерна, классицизма Хоксмура и Леду, итальянского и североевропейского маньеризма XVI-XVII вв. Общие исторические истоки супрематизации и тюбизации декора придавали стилевое единство памятникам ардеко по всему миру.

     Ардеко не было единым стилем, в нем различимы авангардистские и неоманьеристские течения. В 1920-е одни архитекторы продолжали обращаться к необарокко, что можно видеть, например, в римских постройках Бразини, иные предпочитали отбросившую классический ордер форму, как в здании почты в Неаполе Дж.Ваккаро. Башня в Брешии М.Пьячентини выступает примером межстилевой версии архитектуры, сочетающей приемы ардеко и неоклассики. И в этом сочетании классической схемы и упрощенного в духе времени декора творение итальянского мастера близко к стилю проекта НКТП Фомина. Пьячентини отлично знал богатый декором стиль, но отказался от него. И авторы Дворца Цивилизаций, главного павильона ансамбля ЕУР, оставили от прежнего ордерного языка Колизея лишь простую арку. Таков образ государственного здания 1930-х в Италии и Германии – бесспорный, абсолютный в своей простоте. Примером служит и стадион в Нюрнберге Л.Раффа. Руинированной роскоши римских форумов мастера ардеко ответили на языке XX века. 

     Советские архитекторы 1930-х опирались на межстилевые приемы протоардеко, позволявшие им работать и в ардеко, и в неоклассике. При этом многие из них успели поработать в двух-трех стилях. Это относится к Фомину, Рудневу, Лангбарду, Гольцу, Щуко. И это не беспринципность, а быстрая реакция на изменение требований эпохи. Стилевая переменчивость была характерна и для мастеров зарубежной архитектуры 1910-30-х, в том числе Райта, Худа, Гилберта в США, Пьячентини, Ваго и Перре в Европе, когда архитектурная мода менялась порой чаще, чем раз в 10 лет.

     Неоантичные и неоампирные образы подавались мастерами и в аутентичном (линия Жолтовского, Гольца) и в трактованном в духе ардеко виде (линия Фомина, Троцкого). Библиотека им. В.И.Ленина Щуко, проект НКТП Фомина или Дом Советов в Ленинграде Троцкого могут быть отнесены к межстилевым произведениям. Переосмысление в духе ардеко классических приемов – международное явление 1920-30-х, промежуточную позицию между ардеко и неоклассикой занимают и некоторые зарубежные памятники, в частности итальянские. Так, общая композиция, например, грандиозного вокзала У.Стаккини или здания биржи П.Меццанотте в Милане решена в неоклассике, тогда как детали тяготеют к ардеко. Тюбизация декора 1920-30-х, развивавшая идеи протоардеко, наследовала стилю античной гробнице Пекаря в Риме – ключевому для пластики ардеко памятнику. В начале века с круглым тюбистичным ордером работали немецкие архитекторы П.Беренс (посольство Германии в Петербурге) и О.Кауфманн (Народный театр в Берлине, 1914), в 1930-е так будут работать Фомин, Лангбард, архитекторы римского ЕУРа. Огрубленный декор протоардеко стал общим источником для пластики 1920-30-х и у советских, и у зарубежных мастеров. Свои новаторские приемы ардеко ищет в опыте протоардеко и исторической архитектуре, что свидетельствует о двойственном характере архитектурного стиля межвоенного времени. Символом ретроспективности форм ардеко стала графика Сент-Элиа и Ферриса, призванная изобразить город будущего, но вместе с тем искавшая источники вдохновения в красоте древних ацтекских памятников.

     Наследие античности питало советских и итальянских архитекторов 1920-30-х, ардеко и неоклассики. Но сложность стилевой картины 1930-х состоит в развитии межстилевых течений. Промежуточную позицию между ардеко и неоклассикой занимают работы Щуко и Левинсона, неоклассика Фомина и неоампир Руднева и Троцкого. Удивительная архитектура античной гробницы Пекаря в Риме стала стилеобразующей для пластики ардеко. К этому тюбистичному ордеру обращается П.Пату, автор Дома Коллекционера на выставке 1925 г. в Париже. Но в 1911 г. этот ордер открывает Беренс, автор посольства Германии в Петербурге, оказавшего сильнейшее влияние на работы отечественных мастеров 1920-30-х – Фомина, Троцкого, Лангбарда [3]. К архитектуре гробницы Пекаря близки и также сдвоенные колонны памятников Ренессанса, колокольни в Ферраре Л.Б.Альберти и лестницы библиотеки Лауренциана Микеланджело. И круглые окна, новаторский прием конструктивизма, приобрели в виде гробницы Пекаря необходимый в 1930-е исторический образец. То есть выявленные приемы и прообразы 1930-х носят универсальный для развития ордерной архитектуры характер. Историческими источниками супрематизации декора протоардеко и ардеко стали незатронутые архитектурой ХIХ в. редкие памятники античности и маньеризма. Профессиональный интерес к редкой пластике гробницы Пекаря и Порта Пиа Микеланджело в Риме, стал ответом академическим стандартам рисунка деталей ХIХ в. Тюбизация архитектурного декора, то есть его упрощение, в духе ненарезанных акантов капителей Колизея и Порта Маждоре в Риме становится модным, стилеобразующим приемом архитектуры 1920-30-х. 

     В ардеко 1920-30-х наблюдается параллельное развитие усложненной и упрощенной версий стиля. В Италии в одни годы работают Бразини и Пьячентини, в советской архитектуре также шло соперничество аутентичной неоклассики Жолтовского и огрубленной Фомина, аскетичной архитектуры Левинсона и торжественной Руднева и Троцкого. Специфика советского ардеко состоит в развитии неоампирного течения, обращенного к античности, русскому и французскому ампиру.

     Конкуренция требовала от советских архитекторов искать и использовать самые яркие ассоциации и впечатляющие средства архитектуры. Архитекторы в Москве хотели перещеголять ансамбли Петербурга. А ленинградские архитекторы, недавние студенты Академии Художеств, также были амбициозны и не хотели уронить честь города, каждый день взирая на бессмертные творения Росси и Монферрана, Стасова и Растрелли. Архитекторы 1930-х не просто всматривались в графику Пиранези и Булле, но вдохновлялись римскими образами Петербурга. Этим объясняется бурное развитие советской архитектуры 1930-х, мощной и экспрессивной – чувствуется как распрямилась пружина творческой энергии, сдавленная постреволюционными годами ожидания творческой работы. В итоге советская архитектура 1930-х создавалась в более монументальном и роскошном стиле и на ином масштабном и пластическом уровне, нежели, например, проектируемые в 1930-е ось Север-Юг в Берлине или ансамбль ЕУР в Риме. 

     Существование упрощенных межстилевых течений очевидно в контексте неоклассических, аутентичных версий стиля 1930-х. В мировом контексте 1930-х советская архитектура выделяется разнообразием неоклассических течений, переосмысляющих образы Рима и Петербурга. Обращает на себя внимание и обилие сооружений, визуально и структурно отличающихся от сравнительно экономной дореволюционной архитектуры и восходящих по форме к грандиозным античным ротондам – Колизею, Пантеону, мавзолеям Августа и Адриана. Желания повысить выразительность здания и тем самым превзойти творения прежней столицы Петербурга, проявлялись в проектировании круглых и экседральных сооружений. Колоннада Бернини вдохновляла отечественных мастеров эпохи классицизма Баженова, Воронихина, Росси, и градостроительство 1930-50-х унаследовало это оперирование римскими образами. Экседральные, как в творениях Росси, корпуса зданий образовывали круглые площади и решали набережные во множестве проектов 1930-х, например постройки Лангбарда, Фомина, Щусева. Упругие тяги Колизея были воспроизведены в проектах ДС Жолтовского, театра Троцкого в Минске, правительственного здания в Киеве К.С.Алабяна.

     Мощные неоантичные образы в советской довоенной неоклассике уникальны в контексте развития мировой архитектуры 1930-х, так как мастера использовали неизрасходованный римский потенциал неоклассической архитектуры начала века. В 1910-е руст Порта Маджоре возникает в проектах Николаевского вокзала Щуко и Фомина, ордер гробницы Пекаря – в посольстве Германии Беренса. Брутальная архитектура этих памятников соединилась в шедевре Троцкого, Доме советов в Ленинграде. Именно композиционная безассоциативность, орнаментальность использования исторических приемов делает это произведение частью ардеко. В работах неоампирного течения 1930-х, развивающего идеи неоклассики начала века, воплотились декоративность, монументальность архитектуры Древнего Рима и, как отмечал А.В.Иконников, его пиранезианская романтичность. Брильянтовые русты Инженерного замка, Невских ворот Петропавловской крепости попадают в работы учеников Л.Н.Бенуа – Руднева, Троцкого, Е.И.Катонина. Примерами для триумфального стиля 1930-х были ампирные образы Захарова и Тома де Томона. В античном Риме рустованный ордер или стены практически не встречаются, исключением стал античный акведук Порта Маджоре, муфты колонн которого вероятно просто остались недорубленными. Однако архитекторы эпохи возрождения – Дж. Романо, М. Санмикеле и Б. Амманати – сделали это мощным приемом своей архитектуры. И вслед за ампирными произведениями Петербурга, неоампирные проекты начала века подчеркивали ампирный потенциал подлинной античности. 

     Новация неоампирного ардеко состоит в экспрессивном соединении двух образов дореволюционного Петербурга. Брильянтовый руст Инженерного замка, восходящий к великолепной маньеристской архитектуре Фортеццо ди Бассо во Флоренции, скреплен в творении Троцкого с ордером Беренса (Дом советов). Архитектура неоампирного ардеко предельно усложнена композиционно и декоративно, характерным примером развития стилем 1930-х идей протоардеко стал Дом советов Троцкого в Ленинграде. Это здание объединило новаторские идеи протоардеко и детали ампира, к которым готова была обратиться еще архитектура начала века. Волна обращения к русскому ампиру в начале ХХ в. найдет свое продолжение и в творчестве мастеров 1930-х. Стиль Троцкого отличается от безассоциативного стиля Голосова опорой на образы Петербурга, а от дореволюционного стиля Перетятковича или стиля Жолтовского 1930-х, меньшей аутентичностью деталей. Дом Советов в Ленинграде стал подлинным шедевром советского стиля 1930-х. Это же относится и к другим проектам Троцкого 1930-х, и к близкому по мощной энергетике проекту Руднева здания Наркомата обороны на Арбатской в Москве. Эта архитектура создана в эпоху тоталитаризма, но не принадлежит ей, в силу ассоциативности становясь последним монументом исторической традиции.

     Общепринятое суждение о схожести тоталитарных стилей в Германии, Италии и СССР анализом архитектуры 1930-х не подтверждается. В Германии пышная эмблематика контрастирует с анонимностью архитектуры, подавленной волей вождей. В СССР же триумфальным и нарочито ликующим создавался именно архитектурный стиль. Парадокс, но агрессивная, и может быть даже в некотором роде талантливая пропагандистская эстетика Рейха не воплотилась в архитектуру, а лишенная искренней идеологизированности советская архитектура, напротив, и разнообразна, и профессиональна. Греко-нордический стиль немецкой архитектуры, самостоятельный до Первой мировой войны, оказался талантливее работ Шпеера и его коллег 1930-х. Но признаки тоталитарного стиля можно обнаружить даже в проектах Булле или Кленце, которым свойственен нечеловеческий масштаб, отсутствие окон и деталей. Советская архитектура была явно лишена этого отзвука. «Тоталитарная архитектура» теряет и хронологические рамки, и территориальные. 

     Тоталитарный стиль, как представляется, предполагает обязательную гигантоманию, древнеримскую ордерность, классичность. Однако стиль 1930-х в Европе не готов соперничать с римскими образами Булле и Пиранези, и чаще всего балансировал между ардеко и неоклассикой. Ни в Италии, ни в Германии не было создано поистине устрашающего сооружения, воплощающего в себе вековую мощь новых империй. На это скорее претендуют здания Москвы, Ленинграда и Киева. И причиной тому был не вкус власти, в наибольшей мере выразившийся в архитектуре ВДНХ, но высокий уровень мастерства дореволюционных архитекторов. Неоклассика в 1930-е доминировала в СССР, а не в Европе Масштабно и художественно европейская архитектура 1930-х явно отличается от эпохи 1900-10-х, осуществившей вокзалы в Милане, Лейпциге, Хельсинки. В 1920-е в США на смену неоклассике пришло ардеко, в СССР в 1930-е две стилевые тенденции развивались параллельно.

     Общим для архитектуры 1920-30-х в разных странах было развитие идей протоардеко – использование тюбистичного и антового ордера. Но эти приемы не были изобретением тоталитарных стран, а возникли еще в 1910-е. Развитие аскетичной, модернистской версии ардеко, примеры которой есть во Франции и Италии, свидетельствует о разнохарактерности идей протоардеко, влиявших на искусство межвоенного времени – от кубизма до архаизма, от модерна до неоклассики. Архитектура Музея современного искусства и Дворца Шайо, выстроенных к выставке 1937 г. в Париже, подтвердила международный характер межстилевых течений 1930-х.

    Памятники ардеко отличает особая монументальность, когда фасад решен не ордером, но сплошным декором малого выноса. Орнаментализм ардеко, то есть отказ от классических фасадных схем, становится новаторским фасадным методом, пионером которого был А.Сент-Элиа. Прием повторения узоров было унаследовано ардеко у кубизма и модерна, и стало ответом искусству средневековой Европы, Средней Азии, Ирана, архаическому искусству далеких экзотических регионов. Орнаментализм фасадных решений зданий, покрытых плоских декором, словно восточной тканью, возникает и в работах венских мастеров рубежа веков.

     Стилевые идеи протоардеко стали для ардеко и неоклассики 1930-х общими, но при использовании этих межстилевых приемов, неоклассика отличается от ардеко направлением ассоциативной адресации. Безассоциативность отличают ардеко Руднева и Голосова от неоклассики, даже при использовании межстилевых приемов – портиков, рустов или кессонов. Промежуточную позицию между ардеко и неоклассикой занимают работы Фомина, Щуко и Левинсона, а также неоампирные работы Руднева и Троцкого. Неоклассика мыслит ассоциативно, скорее структурно, ардеко – ритмически, более декоративно. Безассоциативное ардеко компонует фасады орнаментально, то есть ритмами декоративных вставок, различно расчлененными участками. И пионером безассоциативного ардеко следует признать Голосова, еще его проект Дворца Труда 1923 был построен на остром сочетании новаторской композиции и упрощенного декора.

     Критерий отличия ардеко от неоклассики – отношение к наследию, канону ордера. Межстилевые приемы – ордер, кессоны или русты – могли вне ассоциативных образов использоваться орнаментально, просто как узор. Этим, например, проект ДС Голосова, восходящий к мавзолею Цецилии Метеллы, или проект НКТП Фомина, с ярко выраженным мотивом арок базилики Максенция, отличаются от Академии им. М.В.Фрунзе или здания Наркомата обороны Руднева на Арбатской. Декоративные средства схожи, но кессонированные фасады Руднева лишены ассоциативной связи с историческими образцами. В отличие от неоантичного проекта театра Троцкого в Минске с воспроизведением образа Колизея, его Дом Советов в Ленинграде решен в эстетике протоардеко, открытая ассоциативность в нем сменилась завуалированной. Архитектурными ассоциациями полны все проекты Жолтовского, ардеко же обращается с фасадом орнаментально, то есть развивает приемы архаического искусства.

     Предвестником триумфальной неоклассики 1940-50-х могло бы стать неоампирное течение архитектуры 1930-х. Однако, несмотря на ряд великолепных построек, в частности Троцкого и Катонина, неоампирное ардеко лишь косвенно оказало влияние на послевоенный стиль, ослабленный смертью многих из мастеров 1930-х. После войны неоренессанс Жолтовского окажется единственным из течений 1930-х, продолжившим свое развитие, и сформируется национальный монументальный стиль московских высотных зданий, декорированных на основе упрощенных неорусских мотивов. 

     Супрематизация классики – особенность всей отечественной архитектуры, дореволюционной и советской. Дореволюционная супрематизация классического декора выражается в отказе от академичной пластики и обращении к граниту, труднообрабатываемому материалу, а также имитирующей его штукатурке. В гранитной пластике ардеко воплощается ощущение раннего искусства, как более истинного, и в этом состоит принципиальная обращенность в прошлое ардеко и протоардеко и их стремление к обновлению. Однако острое сочетание приемов ардеко и неоклассики в архитектуре межстилевых течений 1930-х не было унаследовано послевоенной архитектурой.


Примечания

[1] На экзотические истоки указывают лишь детали – неоацтекские боковые фонтаны вокзала в Милане и китайские львы в портике Дворца Юстиций в Брюсселе. В целом же трансформация ордера, демонстрируемая в этих памятниках, не носила стилизационного призвука, но была талантливой фантазией.
[2] Характерным примером межстилевой архитектуры является также Дворец Цивилизаций в Риме
[3] Влияние ордера Беренса на ленинградских архитекторов 1930-х подробно проанализировано в статье Б.М.Кирикова «Модернизированная неоклассика в Ленинграде», Капитель, 1(17) 2010, стр 96-103

1. Гробница Пекаря Еврисака в Риме, I век до н.э. Фото: © Андрей Бархин
2. Дом Германского посольства в Петербурге, П.Беренс, 1911-13. Фото: © Андрей Бархин
3. Дом Розенштейна, А.Е.Белогруд, 1913-14. Фото: © Андрей Бархин
4. Биржа в Милане, П.Меццанотте, 1928. Фото: © Андрей Бархин
5. Танцевальный зал в Хеллерау, Г.Тессенов, 1910. Фото: © Андрей Бархин
6. Университет в Риме, М.Пьячентини, 1932-35. Фото: © Андрей Бархин
7. Михайловский замок в Петербурге, В.И.Баженов, В.Бренна, 1797-1801. Фото: © Андрей Бархин
8. Ленинградский Дом Советов, Н.А.Троцкий, 1936-41. Фото: © Андрей Бархин

22 Марта 2011

Похожие статьи
Мечта в движении: между утопией и реальностью
Исследование истории проектирования и строительства монорельсов в разных странах, но с фокусом мечты о новой мобильности в СССР, сделанное Александром Змеулом для ГЭС-2, переросло в довольно увлекательный ретро-футуристический рассказ о Москве шестидесятых, выстроенный на противопоставлениях. Публикуем целиком.
Модернизация – 3
Третья книга НИИТИАГ о модернизации городской среды: что там можно, что нельзя, и как оно исторически происходит. В этом году: готика, Тамбов, Петербург, Енисейск, Казанская губерния, Нижний, Кавминводы, равно как и проблематика реновации и устойчивости.
Три башни профессора Юрия Волчка
Все знают Юрия Павловича Волчка как увлеченного исследователя архитектуры XX века и теоретика, но из нашей памяти как-то выпадает тот факт, что он еще и проектировал как архитектор – сам и совместно с коллегами, в 1990-е и 2010-е годы. Статья Алексея Воробьева, которую мы публикуем с разрешения редакции сборника «Современная архитектура мира», – о Волчке как архитекторе и его проектах.
Школа ФЗУ Ленэнерго – забытый памятник ленинградского...
В преддверии вторичного решения судьбы Школы ФЗУ Ленэнерго, на месте которой может появиться жилой комплекс, – о том, что история архитектуры – это не история имени собственного, о самоценности архитектурных решений и забытой странице фабрично-заводского образования Ленинграда.
Нейросказки
Участники воркшопа, прошедшего в рамках мероприятия SINTEZ.SPACE, создавали комикс про будущее Нижнего Новгорода. С картинками и текстами им помогали нейросети: от ChatGpt до Яндекс Балабоба. Предлагаем вашему вниманию три работы, наиболее приглянувшиеся редакции.
Линия Елизаветы
Александр Змеул – автор, который давно и профессионально занимается историей и проблематикой архитектуры метро и транспорта в целом, – рассказывает о новой лондонской Линии Елизаветы. Она открылась ровно год назад, в нее входит ряд станцией, реализованных ранее, а новые проектировали, в том числе, Гримшо, Вилкинсон и Мак Аслан. В каких-то подходах она схожа, а в чем-то противоположна мега-проектам развития московского транспорта. Внимание – на сравнение.
Лучшее, худшее, новое, старое: архитектурные заметки...
«Что такое традиции архитектуры московского метро? Есть мнения, что это, с одной стороны, индивидуальность облика, с другой – репрезентативность или дворцовость, и, наконец, материалы. Наверное всё это так». Вашему вниманию – вторая серия архитектурных заметок Александра Змеула о БКЛ, посвященная его художественному оформлению, но не только.
Иван Фомин и Иосиф Лангбард: на пути к классике 1930-х
Новая статья Андрея Бархина об упрощенном ордере тридцатых – на основе сравнения архитектуры Фомина и Лангбарда. Текст был представлен 17 мая 2022 года в рамках Круглого стола, посвященного 150-летию Ивана Фомина.
Архитектурные заметки о БКЛ.
Часть 1
Александр Змеул много знает о метро, в том числе московском, и сейчас, с открытием БКЛ, мы попросили его написать нам обзор этого гигантского кольца – говорят, что самого большого в мире, – с точки зрения архитектуры. В первой части: имена, проектные компании, относительно «старые» станции и многое другое. Получился, в сущности, путеводитель по новой части метро.
Архитектурная модернизация среды. Книга 2
Вслед за первой, выпущенной в прошлом году, публикуем вторую коллективную монографию НИИТИАГ, посвященную «Архитектурной модернизации среды»: история развития городской среды от Тамбова до Минусинска, от Пицунды 1950-х годов до Ричарда Роджерса.
Архитектурная модернизация среды жизнедеятельности:...
Публикуем полный текст первой книги коллективной монографии сотрудников НИИТИАГ. Книга посвящена разным аспектам обновления рукотворной среды, как городской, так и сельской, как древности, так и современной архитектуре, в частности, в ней есть глава, посвященная Николасу Гримшо. В монографии больше 450 страниц.
Поддержка архитектуры в Дании: коллаборации большие...
Публикуем главу из недавно опубликованного исследования Москомархитектуры, посвященного анализу практик поддержки архитектурной деятельности в странах Европы, США и России. Глава посвящена Дании, автор – Татьяна Ломакина.
Сколько стоил дом на Моховой?
Дмитрий Хмельницкий рассматривает дом Жолтовского на Моховой, сравнительно оценивая его запредельную для советских нормативов 1930-х годов стоимость, и делая одновременно предположения относительно внутренней структуры и ведомственной принадлежности дома.
Конкурсный проект комбината газеты «Известия» Моисея...
Первая часть исследования «Иван Леонидов и архитектура позднего конструктивизма (1933–1945)» продолжает тему позднего творчества Леонидова в работах Петра Завадовского. В статье вводятся новые термины для архитектуры, ранее обобщенно зачислявшейся в «постконструктивизм», и начинается разговор о влиянии Леонидова на формально-стилистический язык поздних работ Моисея Гинзбурга и архитекторов его группы.
От музы до главной героини. Путь к признанию творческой...
Публикуем перевод статьи Энн Тинг. Она известна как подруга Луиса Кана, но в то же время Тинг – первая женщина с лицензией архитектора в Пенсильвании и преподаватель архитектурной морфологии Пенсильванского университета. В статье на примере девяти историй рассмотрена эволюция личностной позиции творческих женщин от интровертной «музы» до экстравертной креативной «героини».
Бетонный Мадрид
Новая серия фотографа Роберто Конте посвящена не самой известной исторической странице испанской архитектуры: мадридским зданиям в русле брутализма.
Реновация городской среды: исторические прецеденты
Публикуем полный текст коллективной монографии, написанной в прошедшем 2020 году сотрудниками НИИТИАГ и посвященной теме, по-прежнему актуальной как для столицы, так и для всей страны – реновации городов. Тема рассмотрена в широкой исторической и географической перспективе: от градостроительной практики Екатерины II до творчества Ричарда Роджерса в его отношении к мегаполисам. Москва, НИИТИАГ, 2021. 333 страницы.
Технологии и материалы
Быстрее на 30%: СОД Sarex как инструмент эффективного...
Руководители бюро «МС Архитектс» рассказывают о том, как и почему перешли на российскую среду общих данных, которая позволила наладить совместную работу с девелоперами и строительными подрядчиками. Внедрение Sarex привело к сокращению сроков проектирования на 30%, эффективному решению спорных вопросов и избавлению от проблем человеческого фактора.
Византийская кладка Херсонеса
В историко-археологическом парке Херсонес Таврический воссоздается исторический квартал. В нем разместятся туристические объекты, ремесленные мастерские, музейные пространства. Здания будут иметь аутентичные фасады, воспроизводящие древнюю византийскую кладку Херсонеса. Их выполняет компания «ОртОст-Фасад».
Алюминий в многоэтажном строительстве
Ключевым параметром в проектировании многоэтажных зданий является соотношение прочности и небольшого веса конструкций. Именно эти характеристики сделали алюминий самым популярным материалом при возведении небоскребов. Вместе с «АФК Лидер» – лидером рынка в производстве алюминиевых панелей и кассет – разбираемся в технических преимуществах материала для высотного строительства.
A BOOK – уникальная палитра потолочных решений
Рассказываем о потолочных решениях Knauf Ceiling Solutions из проектного каталога A BOOK, которые были реализованы преимущественно в России и могут послужить отправной точкой для новых дизайнерских идей в работе с потолком как гибким конструктором.
Городские швы и архитектурный фастфуд
Вышел очередной эпизод GMKTalks in the Show – ютуб-проекта о российском девелопменте. В «Архитительном выпуске» разбираются, кто главный: архитектор или застройщик, говорят о работе с историческим контекстом, формировании идентичности города или, наоборот, нарушении этой идентичности.
​Гибкий подход к стенам
Компания Orac, известная дизайнерским декором для стен и богатой коллекцией лепных элементов, представила новинки на выставке Mosbuild 2024.
BIM-модели конвекторов Techno для ArchiCAD
Специалисты Techno разработали линейки моделей конвекторов в версии ArchiCAD 2020, которые подойдут для работы архитекторам, дизайнерам и проектировщикам.
Art Vinyl Click: модульные ПВХ-покрытия от Tarkett
Art Vinyl Click – популярный продукт компании Tarkett, являющейся мировым лидером в производстве финишных напольных покрытий. Его отличают быстрота укладки, надежность в эксплуатации и множество вариантов текстур под натуральные материалы. Подробнее о возможностях Art Vinyl Click – в нашем материале.
Кирпичное ателье Faber Jar: российское производство с...
Уход европейских брендов поставил многие строительные объекты в затруднительное положение – задержка поставок и значительное удорожание. Заменить эксклюзивные клинкерные материалы и кирпич ручной формовки без потери в качестве получилось у кирпичного ателье Faber Jar. ГК «Керма» выпускает не только стандартные позиции лицевого кирпича, но и участвует в разработке сложных авторских проектов.
Systeme Electric: «Технологическое партнерство – объединяем...
В Москве прошел Инновационный Саммит 2024, организованный российской компанией «Систэм Электрик», производителем комплексных решений в области распределения электроэнергии и автоматизации. О компании и новейших продуктах, представленных в рамках форума – в нашем материале.
Новая версия ар-деко
Клубный дом «GloraX Premium Белорусская» строится в Беговом районе Москвы, в нескольких шагах от главной улицы города. В ближайшем доступе – множество зданий в духе сталинского ампира. Соседство с застройкой середины прошлого века определило фасадное решение: облицовка выполнена из бежевого лицевого кирпича завода «КС Керамик» из Кирово-Чепецка. Цвет и текстура материала разработаны индивидуально, с участием архитекторов и заказчика.
KERAMA MARAZZI презентовала коллекцию VENEZIA
Главным событием завершившейся выставки KERAMA MARAZZI EXPO стала презентация новой коллекции 2024 года. Это своеобразное признание в любви к несравненной Венеции, которая послужила вдохновением для новинок во всех ключевых направлениях ассортимента. Керамические материалы, решения для ванной комнаты, а также фирменные обои помогают создать интерьер мечты с венецианским настроением.
Российские модульные технологии для всесезонных...
Технопарк «Айра» представил проект крытых игровых комплексов на основе собственной разработки – универсальных модульных конструкций, которые позволяют сделать детские площадки комфортными в любой сезон. О том, как функционируют и из чего выполняются такие комплексы, рассказывает председатель совета директоров технопарка «Айра» Юрий Берестов.
Выгода интеграции клинкера в стеклофибробетон
В условиях санкций сложные архитектурные решения с кирпичной кладкой могут вызвать трудности с реализацией. Альтернативой выступает применение стеклофибробетона, который может заменить клинкер с его необычными рисунками, объемом и игрой цвета на фасаде.
Обаяние романтизма
Интерьер в стиле романтизма снова вошел в моду. Мы встретились с Еленой Теплицкой – дизайнером, декоратором, модельером, чтобы поговорить о том, как цвет участвует в формировании романтического интерьера. Практические советы и неожиданные рекомендации для разных темпераментов – в нашем интервью с ней.
Сейчас на главной
Городской лес
Парк «Прибрежный» в Набережных Челнах признан лучшим общественным местом Татарстана в 2023 году. Для огромного лесного массива бюро «Архитектурный десант» актуализировало старые и предложило новые функции – например, площадку для выгула собак и терренкуры, разработанные при участии кардиолога. Также у парка появился фирменный стиль.
Воспоминания о фотопленке
Филиал знаменитой шведской галереи Fotografiska открылся теперь и в Шанхае. Под выставочные пространства бюро AIM Architecture реконструировало старый склад, максимально сохранив жесткую, подлинную стилистику.
Рассвет и сумерки утопии
Осталось всего 3 дня, чтобы посмотреть выставку «Работать и жить» в центре «Зотов», и она этого достойна. В ней много материала из разных источников, куча разделов, показывающих мечты и реалии советской предвоенной утопии с разных сторон, а дизайн заставляет совершенно иначе взглянуть на «цвета конструктивизма».
Крыши как горы и воды
Общественно-административный комплекс по проекту LYCS Architecture в Цюйчжоу вдохновлен древними архитектурными трактатами и природными красотами.
Оркестровка в зеленых тонах
Технопарк имени Густава Листа – вишенка на торте крупного ЖК компании ПИК, реализуется по городской программе развития полицентризма. Проект представляет собой изысканную аранжировку целой суммы откликов на окружающий контекст и историю места – а именно, компрессорного завода «Борец» – в современном ключе. Рассказываем, зачем там усиленные этажи, что за зеленый цвет и откуда.
Терруарное строительство
Хранилище винодельни Шато Кантенак-Браун под Бордо получило землебитные стены, обеспечивающие необходимые температурные и влажностные условия для выдержки вина в чанах и бочках. Авторы проекта – Philippe Madec (apm) & associés.
Над античной бухтой
Архитектура культурно-развлекательного центра Геленждик Арена учитывает особенности склона, раскрывает панорамы, апеллирует к истории города и соседству современного аэропорта, словом, включает в себя столько смыслов, что сразу и не разберешься, хотя внешне многосоставность видна. Исследуем.
Архитектура в дизайне
Британка была, кажется, первой, кто в Москве вместо скучных планшетов стал превращать показ студенческих работ с настоящей выставкой, с дизайном и объектами. Одновременно выставка – и день открытых дверей, растянутый во времени. Рассказываем, показываем.
Пресса: Город без плана
Новосибирск — город, который способен вызвать у урбаниста чувство профессиональной неполноценности. Это столица Сибири, это третий по величине русский город, полтора миллиона жителей, город сильный, процветающий даже в смысле экономики, город образованный — словом, верхний уровень современной русской цивилизации. Но это все как-то не прилагается к тому, что он представляет собой в физическом плане. Огромный, тянется на десятки километров, а потом на другой стороне Оби еще столько же, и все эти километры — ускользающая от определений бесконечная невнятность.
Сила трех стихий
Исследовательский центр компании Daiwa House Group по проекту Tetsuo Kobori Architects предлагает современное прочтение традиционного для средневековой Японии места встреч и творческого общения — кайсё.
Место заземления
Для базы отдыха недалеко от Выборга студия Евгения Ростовского предложила конкурентную концепцию: общественную ферму, на которой гости смогут поработать на грядке, отнести повару найденное в птичнике яйцо, поесть фруктов с дерева. И все это – в «декорациях» скандинавской архитектуры, кортена и обожженного дерева.
Книга в будущем
Выставка, посвященная архитектуре вокзалов и городов БАМа, – первое историко-архитектурное исследование темы. Значительное: все же 47 поселков, и пока, хотя и впечатляющее, не вполне завершенное. Хочется, чтобы авторы его продолжили.
Двенадцать
Вчера были объявлены и награждены лауреаты Архитектурной премии мэра Москвы. Рассматриваем, что там и как, и по некоторым параметрам нахально критикуем уважаемую премию. Она ведь может стать лучше, а?
Нео в кубе
Поиски «нового русского стиля» – такой версии локализма, которая была бы местной, но современной, все активнее в разных областях. Выставка «Природа предмета» в ГТГ резюмирует поиски 43 дизайнеров, в основном за 2022–2024 годы, но включает и три объекта студии ТАФ Александра Ермолаева. Шаг вперед – цифровые растения «с характером».
Под покровом небес
Архитекторы C. F. Møller выиграли конкурс на проект новой застройки квартала в центре Сёдертелье, дальнего пригорода Стокгольма.
Скрэмбл, пашот и мешочек
В Петербурге на первом этаже респектабельного неоклассического Art View House открылось кафе Eggsellent с его фирменной желто-розовой гаммой. Обыграть столь резкий контраст взялось бюро KIDZ.
Над Золотым рогом
Жилой комплекс Философия, спроектированный T+T architects во Владивостоке, – один из новых проектов для района «Голубиная падь», и они меняет философию его развития с одиночных домов на комплексный подход. Дома организованы вдоль общественных улиц, они разновысотные, разноформатные, а один – даже галерейной типологии, да еще и с консолью, опирающейся на арт-объект.
Новый уровень дженги
Спроектированный Кэнго Кумой общественный центр Kibi Kogen N Square демонстрирует возможности поперечно-клееной древесины – «фирменной» продукции для префектуры Окаяма, где он расположен.
Деревянная модульность
Ясли-сад для малышей из семей преподавателей и учащихся Пармского университета совмещен с центром развития для детей из группы риска. Авторы проекта здания в окружении парка – Enrico Molteni Architecture.
Книжный стержень
Интерьер коворкинга в составе бизнес-центра «Территория 3000», предложенный архитекторами КБ-11, был призван стать «сердцем» всего проекта. А в его собственный центр авторы поместили библиотеку из книг, «изменивших взгляд на жизнь». То-то интерьер напоминает о библиотеке Аалто, и на наш взгляд довольно отчетливо.
Конференция с видом
Культурный и общественный центр в городке Порт-Анджелес в штате Вашингтон по замыслу LMN Architects открыт панорамам океана и горного хребта Олимпик.
Цвет и музыка; и белый камень
В палатах Василия Нарышкина на Маросейке открылось выставочное пространство музея AZ, специализирующегося в равной мере на искусстве «второго авангарда» и совриске. Тут несколько тем: первые этажи клубного дома в памятнике XVII века стали общественными, теперь можно попасть во двор, плюс дизайн галереи от [MISH]studio, плюс выставка, совмещенная с концертами авангардной музыки 1960-х. Разбираемся.
Белый знак
Бюро Lin Architecture превратило насосную станцию в полях южнокитайской провинции Юньнань в достопримечательность для местных жителей и туристов.
Арахноид совриска
Ткачество, вязание, вышивание – древнейшие профессии, за которыми прочно закреплена репутация мирных, домашних, женских, уютных, в общем, безопасных. Выставка в Ruarts Foundation показывает, что это вовсе не так, умело оперируя парадоксальным напряжением, которое возникает между традиционной техникой и тематикой совриска.
Нюансированная альтернатива
Как срифмовать квадрат и пространство? А легко, но только для этого надо срифмовать всё вообще: сплести, как в самонапряженной фигуре, найти свою оптику... Пожалуй, новая выставка в ГЭС-2 все это делает, предлагая новый ракурс взгляда на историю искусства за 150 лет, снабженный надеждой на бесконечную множественность миров / и историй искусства. Как это получается и как этому помогает выставочный дизайн Евгения Асса – читайте в нашем материале.
Атака цвета
На выставке «Конструкторы науки» проекты зданий институтов и научных городков РАН – в основном модернистские, но есть и до-, и пост- – погружены в атмосферу романтизированной науки очень глубоко: во многом это заслуга яркого экспозиционного дизайна NZ Group, – выставка стала цветным аттракционном, где атмосфера не менее значима, чем история архитектуры.
Пресса: Город с двух сторон от одного тракта
Бийск — это место, некогда пережившее столкновение двух линий российской колонизации, христианской и предпринимательской. Конфликт возник вокруг местного вероучения и, хотя одни хотели его сгубить, а другие — защитить, показал, что обе линии слабо понимают свойства осваиваемого ими пространства. Обе вскоре были уничтожены революцией, на время приостановившей и саму колонизацию, которая, впрочем, впоследствии возродилась, пусть формы ее и менялись. Пространство тоже не утратило своих особенностей, пусть они и выглядят несколько иначе. Более того — сейчас в некоторых отношениях они прекрасно понимают друг друга.
Трилистник инноваций
В Пекине готов Международный центр инноваций «Чжунгуаньцунь» (ZGC), спроектированный MAD Architects. В апреле здесь уже провели престижный технологический форум.