«Кто же не хочет жить в памятнике?»

Как живется квартиросъемщикам памятника «классического» модернизма – поселка Вайсенхоф в Штутгарте, где собраны дома Ле Корбюзье, Мис ван дер Роэ, Беренса, Шаруна, Ауда.

06 Апреля 2017

Объект

Наследие

Музей поселка Вайсенхоф в Штутгарте, открытый в 2006 году в одном из домов Ле Корбюзье и Пьера Жаннере, ежегодно посещают в среднем 25 тысяч человек, треть из них – студенты и школьники. Данных, сколько любителей архитектуры авангарда осматривают снаружи остальные дома, бывшие экспонаты выставки Немецкого Веркбунда «Жилье» 1927 года, нет, но можно предположить, что никак не меньше. Жители района, квартиросъемщики многоквартирных домов Людвига Мис ван дер Роэ и Петера Беренса, жилых домов блокированной застройки голландцев Марта Стама и Я.Й.П. Ауда, построек Ганса Шаруна, Адольфа Шнека и Ле Корбюзье с Пьером Жаннере как могут, защищаются от любопытных взглядов и фотокамер прохожих. Они высаживают кустарники по периметру сада, устанавливают ширмы над калитками, плотно задергивают шторы. Но не уезжают – по разным причинам. Об этом чуть позже.

Памятником не «рождаются», памятником становятся

Такой интерес к архитектуре Вайсенхофа существовал не всегда. Хотя само зарождение поселка сразу стало полемическим, даже провокационным событием международного масштаба. Впервые в рамках строительной выставки было решено строить настоящие дома для будущих жильцов, а не временные экспонаты. Куратором проекта Немецкий Веркбунд назначил Людвига Мис ван дер Роэ, тогда известного прежде всего благодаря своему нереализованному проекту берлинского небоскреба со стеклянными фасадами. Именно он приглашал других участников.

zooming — Дом Людвига Мис ван дер Роэ (№1-4). Фото © Елена Невердовская

Дом Людвига Мис ван дер Роэ (№1-4). Фото © Елена Невердовская

Штутгарт, богатый индустриальный центр 1920-х годов, был готов предоставить для выставки, наряду с прочим, земельный участок – взамен на обещание, что местные архитекторы будут включены в программу. Нельзя сказать, что данное городской администрации слово было нарушено, два штутгартских архитектора – Адольф Шнек и Рихард Дёкер – реализовали свои проекты, но это были совсем те, которых имел в виду город. Традиционалисты, представители штутгартской школы (например, один из авторов проекта знаменитого вокзала Пауль Бонатц) остались за бортом. Очевидно, чтобы быть убедительным, новое не имеет права на компромисс. Вторым скандалом стало в обстановке растущих националистических и реваншистских настроений участие француза Ле Корбюзье (так он позиционировал себя в то время), он же стал и главной «медийной» приманкой проекта.

Дома Ле Корбюзье и Пьера Жаннере (№13 и 14-15). Фото © Елена Невердовская

Дом Ле Корбюзье и Пьера Жаннере (№14-15). Фото © Елена Невердовская

После подготовительного аврала (у участников и организаторов было в распоряжении 8 месяцев – от момента приглашения архитектора до сдачи проекта) 23 июля 1927 года выставка открылась. 17 архитекторов из пяти стран построили на холме Киллесберг свои дома, более 60-ти дизайнеров представили новые предметы мебели и образцы текстиля, промышленность показала свои новые возможности. За четыре месяца работы экспозиции «Жилье» Вайсенхоф посетило более полумиллиона человек. Резонанс в международной прессе был очень большим. Критиковать, впрочем, никто не стеснялся: поселение с плоскими крышами было названо «арабской деревней», «нео-Марокко», а мебель была признана неудобной и неэстетичной. Но самой большой проблемой стала стоимость жилья.

Дом Я.Й.П. Ауда (№5-9). Фото © Елена Невердовская

Программное «доступное для всех жилье» оказалось в несколько раз дороже, чем нормальное для Штутгартского региона. Проблемы начались сразу же, после окончания выставки. Жилье оказалось сложно сдать в аренду (все дома по договору принадлежали городу). Новые съемщики с первых лет начали жаловаться на плесень, почти сразу начались перепланировки. Тут можно вспомнить высказывание одного из архитекторов Вайсенхофа, Я.Й.П. Ауда: «В первый год пусти в новый дом жить врага, во второй – друга, на третий год можешь въезжать сам».

Дом Ганса Шаруна (№33). Фото © Елена Невердовская

Решение снести поселение впервые было принято в середине 1930-х годов, но не сразу нашлись покупатели на участок. В 1938 на холме решило разместиться командование Вермахта, земля была продана Третьему Рейху, а архитекторы штутгартской школы Пауль Бонатц и Пауль Шмиттхеннер и один из «Вайсенхоф-авторов» Адольф Шнек приняли участие в конкурсе проектов. Но через год, после начала войны ставка командования переместилась в Страсбург. В поселке были размещены зенитные орудия, а в здании Мис ван дер Роэ – открыт госпиталь для больных корью и дифтеритом детей. В войну зенитки были уничтожены союзниками, а вместе с ними – дома Вальтера Гропиуса, Макса Таута, Ганса Пёльцига и другие.

Дом Петера Беренса (№31-32). Фото © Елена Невердовская

В ситуации послевоенной нехватки жилья выбирать не приходилось: уцелевшие дома Вайсенхофа были восстановлены, некоторые достроены – на крыше двойного дома Ле Корбюзье был сооружен еще один этаж, террасы на доме Беренса увенчали двускатные кровли. В 1950-х были снесены дома Бруно Таута, Адольфа Радинга, второй дом Макса Таута. В 1956 было выдано разрешение на снос домов Ле Корбюзье (ныне они включены в список Всемирного наследия ЮНЕСКО), и только вмешательство бургомистра Штутгарта Арнульфа Клетта позволило избежать фатальной ошибки. Именно он добился признания оставшихся 11-ти домов Вайсенхофа (изначально их было 21) памятником архитектуры: так было хотя бы законсервировано современное ему состояние зданий – с измененной планировкой, переделанным отоплением и коммуникациями.

Дом А.Г. Шнека (№12). Фото © Елена Невердовская

Директор музея Вайсенхофа Аня Кремер. Фото © Елена Невердовская

История сдвинулась с мертвой точки благодаря архитекторам и «обычным» ценителям авангарда, организовавшими группу «Инициатива 77»: она стала основой ныне действующего Общества друзей поселка Вайсенхоф (Freunde der Weißenhofsiedlung) – организации, содержащей музей. Благодаря частной инициативе и помощи было принято решение о кардинальной реставрации домов, которая и была проведена в 1981–1983 годах. Затем обновленное жилье было снова сдано в аренду.

Машина для жилья

Куратор «Жилья» Мис ван дер Роэ в качестве общего требования к проектам участников указал не только плоские крыши, но и обязательное указание целевой аудитории. В его многоквартирном доме были задуманы, например, малогабаритные квартиры для работающей одинокой женщины, для пары без детей, для небольшой семьи, для холостого мужчины. Двойной дом Ле Корбюзье и Пьера Жаннере предполагалось рассматривать как жилье для семьи рабочих. Отдельно стоящие дома на одну семью предназначались для людей с высшим образованием.

Я.Й.П. Ауд создал целую «крепость» для современной ему домашней хозяйки: он повернул дом к улице его хозяйственной стороной – узкие окна, защищающие приватную сферу, внутренний двор для мусорных баков, хранения топлива и сушки белья, черный ход. Чтобы зайти через «парадную», нужно было сначала миновать небольшой частный сад. Большое внимание уделялось естественному свету и свежему воздуху, на плоские крыши вели лестницы, и эти террасы рассматривались не просто как формальный элемент, но как площадка для спортивных упражнений. Один из балконов дома Шнека был частью ванной комнаты, закрывающейся выдвижной ширмой.

Все было продумано в высшей степени рационально и функционально: раздвижные двери (они же стены) меняли назначение жилого пространства (ночная и дневная половина в доме Корбюзье, например), мебель была либо встроенной, либо мобильной, экономили за счет служебных помещений (60-сантиметровый коридор, низкий потолок спален для служанок – а таковые были даже в доме для рабочей семьи – и садовых комнат). Житель поселка тоже рассматривался как часть единого механизма. Он по определению был молод, здоров, строен, дети оказывались в определенном смысле уменьшенной копией взрослых, а не фактором, определяющим дополнительные требования к жилому пространству. Реальность внесла свои коррективы.

Дом Марта Стама (№28-30). Фото © Елена Невердовская

Когда после реставрации поселка Вайсенхоф в начале 1980-х было объявлено о сдаче квартир и домов в аренду, то молодая семья N. не раздумывала долго: «Кто же не хочет жить в памятнике?» Самое удивительное, что их позиция за 32 года жизни в доме по проекту голландского архитектора Марта Стама не изменилась. Они по-прежнему полагают, что жить в экспериментальном жилье 1927 года, находящимся под охраной как памятник архитектуры, – подарок судьбы, выигрыш в лотерею, вызов, который они приняли. И это – несмотря на все пережитые и имеющиеся сложности и приближающуюся старость. На возраст N. смотрят с оптимизмом, ведь за стенкой успешно «сражаются» с крутыми лестницами в спальню и еще более крутыми лестницами, ведущими в сад, 92- и 86-летние сосед с соседкой.

Чета N., жильцы дома Марта Стама. Фото © Елена Невердовская

При взгляде на дизайнерскую мебель, вполне соответствующую интернациональному стилю Стама, на реконструированную цветовую гамму помещений, на восстановленные в соответствии с оригиналами встроенные шкафы, раздвижные двери, оконные рамы можно подумать, что в доме живут люди, профессионально связанные со сферой архитектуры и дизайна. Но это не так. Хозяин когда-то работал печатником и наборщиком в типографии, хозяйка была служащей. Его интерес, скорее, политического характера: работая в социально-демократической партии, он обратил внимание на историю Веймарской республики и на претворение демократических идей в архитектурные проекты. Мис ван дер Роэ и его команда могли бы порадоваться такому развитию их замысла: новое строительство, новый тип жилья как метод воспитания жильца – в действии.

Дом Марта Стама. Интерьер. Фото © Елена Невердовская

«Март Стам проектировал дом для небольшой семьи, но реально жить в этом доме могут максимум двое,» – через пару лет после заселения у N. родился сын, который до сих пор живет с родителями, и проблемы совместной жизни на небольшой площади знакомы им очень хорошо. Планировка дома не дает возможности уединиться, разве только в спальне, но и там есть место только для кровати. Расположенную на нижнем этаже садовую комнату, которая соединена крутой лестницей непосредственно с гостиной, они превратили в рабочий кабинет. Сосредоточиться там можно, только если в гостиной никто не смотрит телевизор или не слушает музыку. Плохая звукоизоляция – это первая проблема. Вторая – теплоизоляция, но это и понятно. Для Стама важен был свет и воздух, окон, соответственно, много, дверей – мало. Третья – содержание дома в чистоте. Проектируя окна, например, в гостиной над идущей вниз лестницей, архитектор не задумывался, как же хозяйка будет их мыть (сейчас N. нанимают фирму для мойки окон, так как сами не в состоянии выполнять такие акробатические действия).

Жить в памятнике архитектуры – это не только принятие вызова, но это еще и ответственность, а также работа по сохранению и изучению наследия. Среди квартиросъемщиков поселка таких меньшинство – в специальной программе принимают участие пять домов, семья N. из дома Марта Стама – в их числе. Жители квартир в домах Мис ван дер Роэ или Петера Беренса являются обычными арендаторами, не отягощенными никакими особыми условиями. Они, скорее, просто смиряются с повышенным вниманием туристов к поселку, не желая покидать хороший район. Арендаторы пяти других домов, «архитектурно сознательные» жители Вайсенхофа подписали особые договора с владельцем недвижимости (им является государство ФРГ), в соответствии с которым они обязаны восстановить изначальную планировку (и не изменять ее), следить за функционированием оригинальных конструкций (например, раздвижных дверей), производить ремонт только с согласия комиссии и т.д. Взамен они получают субсидии на произведение реставрационных и ремонтных работ.

За 32 года жизни в доме Марта Стама семья N. восстановили лестницу в садовую комнату (предыдущие квартиросъемщики наглухо закрыли спуск), встроенный шкаф между кухней и гостиной с окнами для выдачи готовой еды (хозяйка призналась, что этим «столовским» способом она никогда не пользовалась, окна закрыты и заставлены кухонной утварью), раздвижные двери между гостиной и коридором. Лестница, перила и несущие балки были окрашены в исторический синий цвет. Под этот синий были подобраны стулья Марселя Брёйера фирмы Thonet, причем, абсолютно не случайно: именно они являются самой близкой вариацией запатентованного в 1927 году консольного стула Марта Стама (эта схожесть вызвала судебный процесс по определению автора идеи такого стула между Брёйером и Стамом, развернувшийся в конце 1920-х). Были реконструированы и оконные рамы с историческими креплениями, а гостиная приобрела изначальную цветовую гамму на основании проведенных исследований.

Жители дома Стама чувствуют себя в определенном смысле хранителями музея, а значит, открывают иногда (хотя и очень редко) двери для посетителей – архитекторов, журналистов, студентов. Самая многочисленная группа, посетившая их жилище, насчитывала пятьдесят человек, это были женщины-военнослужащие Бундесвера, которые не постеснялись даже заглянуть в шкафы. Но самый удивительный случай произошел около 25 лет назад. Когда в американской редакции глянцевого журнала Mercedes готовилась к выпуску статья о Вайсенхофе, в дом Стама пришла немногословная фотограф: сначала она убрала весь дом по своему усмотрению, а потом снимала интерьеры в течение долгих 9 часов, полностью игнорируя жильцов, в том числе – маленького мальчика. В конце в виде благодарности она предложила сделать портреты хозяев. Потерявшие терпения N. ответили отказом. Сейчас они с улыбкой замечают: «Возможно, мы единственные, кто отказался позировать Энни Лейбовиц».

06 Апреля 2017

Автор текста:

Елена Невердовская

comments powered by HyperComments

Статьи по теме: Мировое архитектурное наследие XX века

Новость

В прокат выходит антиутопия «Последние и первые люди»:...

Исследование

Ле Корбюзье в «Путешествии на Восток»: рождение архитектурного...

Эссе Петра Завадовского о важности «Путешествия на Восток» для понимания истоков ключевых идей и тем творчества Ле Корбюзье, связи модернизма и античной классики.