Карусель. Дерево. Башня

Премьера «Волшебной флейты» Моцарта в сценографии Сергея Кузнецова и Агнии Стерлиговой (Planet 9) в Геликон-опере – это чистый восторг для детей и взрослых (опера идет в двух вариантах). Сценография – тот шампур, на который нанизан сумасшедший сюжет о противостоянии предельно крайних двух начал – мужского и женского.

Автор текста:
Лара Копылова

19 Ноября 2018

Новость

Архитектура

Архитектор:

Проект:

Сценография «Волшебной флейты» в театре «Геликон-опера»
Россия, Москва

Авторский коллектив:
художники-постановщики: Сергей Кузнецов, Агния Стерлигова (Planet 9);

авторский коллектив спектакля: художественный руководитель: народный артист России Дмитрий Бертман; режиссер-постановщик: Илья Ильин; дирижер-постановщик: Валерий Кирьянов; художник по костюмам: Александра Фролова; ассистент художника: Виктория Косарева; художник по свету: Денис Енюков; видеохудожник: Александр Андронов; хореограф-постановщик: Александр Агафонов; хормейстер: Евгений Ильин

2018

В этой опере смешано все: квест и детская елка, древние символы и мифы сквозь призму психоанализа, плутовской роман и масонские темы, тонкие гендерные отношения, сладкозвучные моцартовские хоры, которые еще немного – и запоет весь зал, как на рок-концерте all you need is love. Влюбленные проходят страшные испытания, чтобы встретиться друг с другом, а встретившись, проходят – уже вместе – не менее страшные. Все ко всем вожделеют, все всех спасают, многие друг друга или себя хотят убить, но в конце все полюбят друг друга.

Для главного архитектора Москвы Сергея Кузнецова это вторая работа в качестве художника-постановщика (первая – спектакль-открытие «Геликон-оперы» после реконструкции 2015 года). Его соавтор Агния Стерлигова (Planet 9) уже имеет опыт театральной сценографии. На пресс-конференции перед премьерой «Флейты», состоявшейся 12 ноября, авторы спектакля поделились впечатлениями.

zooming — Сценография «Волшебной флейты» в театре «Геликон-опера». Художники-постановщики: Сергей Кузнецов, Агния Стерлигова. Фотография © Сергей Кротов

По словам Сергея Кузнецова, он и Агния Стерлигова шли не столько от музыки, сколько от сценографической традиции, отсмотрели много материала, не хотели повторяться. «Это шоу, которое балансирует на грани поп-арта и кича, но не переходит эту грань, шоу, на котором никто не будет скучать. Моцарт был бы доволен, – подвел итог главный архитектор. – Это размышление о конфликте и тяготении друг к другу мужского и женского миров, которое нас всех касается. Все существа могут себя идентифицировать с каким-то полом. Те, кто могут это сделать, им будет интересно, а остальные может быть наконец задумаются и определятся. Мы думаем, что после представления каждый определится раз и навсегда в этом вопросе».

Агния Стерлигова конкретизировала идею: «В диалоге с режиссером Ильей Ильиным мы придумали образ Лунапарка типа того, что был в начале ХХ века в Нью-Йорке в Кони-Айленде. Импульсом к такому выбору также послужили поп-артистские надувные костюмы Александры Шаровой. Фоном для противостояния мужского и женского мира стала масштабная вращающаяся карусель, она же – Храм Мудрости». А художественный руководитель «Геликон-оперы» Дмитрий Бертман произнес важные слова о роли архитектуры. Он сказал: «Мы дружим с Сергеем Кузнецовым много лет, он делал экспозицию для открытия нашего театра, и мы давно хотели поставить «Флейту». Сергей Кузнецов – никакой не чиновник, он анти-чиновник, настоящий художник. Современный театр – символический, век имитации закончился, расписные занавески больше не актуальны, сегодня на сцену выходят архитекторы, мы видим это в театрах всего мира».

Несмотря на музыковедческое образование, я никогда не могла не то что разобраться, но даже запомнить фабулу «Волшебной Флейты» и концентрировалась исключительно на музыке. Почему волшебник Зарастро (подразумевается огнепоклонник Заратустра) призывает египетских Изиду и Осириса? Вроде они «из разных опер». Либреттист-масон Шиканедер (он же первый исполнитель Папагено) намекает на любезное масонам египетское тайное знание, но при чем тут Персия? Зачем персидский мудрец похитил принцессу? Оказывается, чтобы научить мудрости, а вовсе не жениться. Зачем тогда разрешает сторожить ее мавру, который устраивает натуральный харрасмент (тема принцессы и чудовища)?

Перед началом действия мы видим акварель Сергея Кузнецова на занавесе, где изображена карусель, похожая также на люстру, которая эффектно начинает как бы дымиться или оплывать красками во время увертюры. Дальше занавес поднимается и мы попадаем в Луна-парк, а там все, что хочешь, может случиться: страшные опасности и ужасные приключения. В первом акте на сцене построены американские горки, по которым носится поезд, – а это оказался не поезд, а змей, преследующий принца Тамино. Змей его почти настиг, но в последний момент его спасают три инфернальные дамы в черно-красном – феи царицы Ночи.

В Луна-парке нас ждут и ярмарочные представления, и квесты с испытаниями, которые надо пройти. И не случайно Царица Ночи вылезает из стаканчика с поп-корном, а черные змеи, на которых она восседает, – не страшные, надувные – снижают пафос знаменитой, самой трудной в мире арии с фа третьей октавы. (Ария, кстати, прозвучала блестяще, как и теноровая партия Тамино и бас дедушки-профессора Зарастро. Вообще поют, шутя справляясь с моцартовскими инструментальными, неудобными для пения партиями, оркестр играет со вкусом, не залезая в другие эпохи. Для ушей – сплошное наслаждение. Но мы не об этом).

В центре сценографии «Волшебной флейты» – некое мировое древо, которое окрашивается в разные цвета: пламенеет и потрескивает, когда герои идут сквозь огонь, голубеет и булькает, когда проходят сквозь воды, сияет золотом в храме Зарастро. (О том, что это карусель, я прочла, уже написав рецензию, но ассоциации с библейским деревом познания добра и зла ее только украшают, ведь речь о познании глубин человеческой природы и просветлении их). Форма и металлические конструкции древа – такой раструб шуховской башни, конструктивистский колокол (и, забегая вперед, скажу, что потом вокруг него вырастут конструктивистские же металлические колокольчики). Башня эта хорошо держит композицию, она всегда в центре и главная, она помогает строить хореографию, вращается на круглом стилобате при смене декораций. Медиа-экран в левой части сцены комментирует происходящее.

Цвета в сценографии играют огромную роль, взаимодействуя с ярким надувным поп-артом костюмов. Цвета символичны, и они помогают распутать сложную историю. Свои цвета имеют влюбленные дети – принц Тамино и принцесса Памина. Принцесса – розовая, а Тамино – в деловом голубом костюме, альтер-эго зрителей, только в конце преображается в стального воина. В отличие от влюбленных детей, есть старшее поколение – мамаша Ночь и мудрец Зарастро, она воплощает темное женское начало (черный цвет, черные феи, змеи и обезьяны), он – солнечное, разумное мужское начало (золотые латы, золотые воины и золотой джемпер с люрексом). У Ночи и Зарастро непростые фрейдистские отношения между собой и с молодым поколением. Они спорят за принцессу, он ее украл, стервозная мать ревнует дочку к Зарастро (или Зарастро к дочке?), даже хочет убить его. Но потом старшие помирились и рванули в путешествие с чемоданом, недаром же вторую арию Ночь поет на надувном розовом лебеде, влюбилась, надо думать (опять же немецкие лебеди Набокова вспоминаются). Вся сценография и хореография постоянно работает с черным и золотым цветами, в том числе в построении массовых сцен. Отлично решены воины Зарастро в виде золотых мужиков в латах а ля Звездные войны. А женщины ему тоже служат, но уже не черные, а просветленные, лунные, в белых скафандрах.

Если уж присваивать цветам гендерную символику, то Папагено из всех героев единственный покрашен в цвета радуги с преобладанием фиолетового и оранжевого. Он же самый «надувной». Понимайте как хотите. Такая же радужная, в юбке из воздушных шариков, его невеста Папагена. Вообще Папагено – типичный слуга из плутовского романа, соотносится с принцем как Лепорелло с ДонЖуаном, Санчо Пансо с Дон-Кихотом. Много пьет, много врет, всего боится, однако ж именно он спас принцессу от мавра. Моцарт писал зингшпиль, водевиль с музыкальными номерами и разговорными репликами для простецкого театра. Текст известной арии птицелова довольно скабрезный, но здесь это не читается. Здесь птицелов – детский герой и в то же время плут, снижающий пафос главной пары принца и принцессы. Влюбленным надо пройти испытания огнем, водой и убийственным молчанием. Самое страшное для женщины – когда мужчина с ней не разговаривает (а в «Орфее» ему нельзя было на нее смотреть, помните?), а она не понимает, почему. И поет трогательную арию, так что пробивает на слезу. Принцесса близка к самоубийству, заносит над собой меч. Папагено тут же предлагает пародийный вариант суицида и вешается на воздушном шарике.

В последней сцене, где соединяются влюбленные, сценографы помещают их в самое помпезное место – на вершину конструкции того самого дерева-башни, и влюбленные целуются на башне, намекая на концовку голливудского фильма.

А что же такое волшебная флейта, которая помогла пройти все испытания? Думаю, что флейта – это искусство, оно смягчает и страх, и самые странные и темные начала, которые есть и во взрослых, и даже в принцессе (черный бык-мавр, который ее мучает периодически, – тот еще архетип страсти). А вариант флейты – колокольчики Папагено. Они попроще, но, однако же, если их вовремя «включить» и дублировать на медиаэкране, то все, даже злодеи, пускаются в пляс, в танцевально-обобщающий финал, снимающий вражду между героями. При этом колокольчики выглядят, как кубик Рубика, талисман из блокбастера. А в последней сцене мы видим их инвариант: конструктивистские металлические колокольчики выросли вокруг «шуховской башни». Это у железного дерева появились «дети».

Еще надо сказать про число три. В увертюре к опере звучат три аккорда. Три небесных мальчика – белые облачка, из которых торчат детские головки-дисканты, при своем появлении образуют красивые «белые» картины. Мальчики помогают принцу. Они противоположны трем черным развратным феям царицы Ночи. А феи принцу тоже помогли, между прочим (если вы потеряли нить сюжета, они спасли его от змея-поезда). Когда царица Ночь укатила с Зарастро, черные женщины, демонстрируя великолепные возможности машинерии, проваливаются в ад, – за что, спрашивается? Или это царица освободилась от своих темных начал? Или это просто напоминание о финальной сцене моцартовского Дон-Жуана? Все-таки есть тут некоторая гендерная дискриминация. Как мальчики – так белые, как девочки – так черные и в ад. Феминистки были бы недовольны.

Как сказал Сергей Кузнецов, самое прекрасное в «Волшебной флейте» – многозначность. У нее бесконечное количество трактовок, потому что вся она основана на сказках и мифах, инициациях и архетипах, веселых и глубоких одновременно, а потому «Флейта» всегда актуальна и дает простор для фантазии. А сценография все эти символические и мистические этажи отлично проявляет и преподносит зрителю в легко усвояемой форме шоу.

Leaflet

Архитектор:

Проект:

19 Ноября 2018

Похожие статьи