ДНК аг: «Архитектура RCR абсолютно уникальна»

Архи.ру:
– После присуждения Притцкера каталонскому бюро RCR Arquitectes все буквально начали утешать друг друга: не волнуйтесь, что вы их не знаете, их никто не знает. И тут выяснилось, что вы знаете давно и даже восхищаетесь. Тогда такой вопрос – с чего началась эта приязнь, как и когда произошло ваше первое знакомство с работами RCR?

Константин Ходнев:
– C самого начала нашей самостоятельной работы как ДНК аг (бюро образовано в 2001 году – прим. ред.) мы выписывали журнал El Croquis. Про RCR мы узнали оттуда: в 2003 для них это тоже была одна из первых монографий. Их архитектура показалась нам очень близкой с первого взгляда.

Наталья Сидорова:
– И масштаб их построек, и подходы очень нам были близки в то время. Как видите, их первая книжка – а потом было выпущено ещё две побольше – первая книжка с работами RCR 1999–2003 у нас вся в закладках.

– А почему, что вы увидели в их архитектуре?

К.Х.: Я бы назвал это сочетанием рациональности и живописности, и отсутствия стереотипов. Но на задачу, поставленную в каждом проекте, они дают самостоятельный ответ, не следуют каким-то архитектурным трендам. Почти все их проекты построены на использовании одного материала. Всё либо стеклянное, или – сталь во всех видах. И вот возможные вариации обработки, подачи, восприятия одного и того же материала – возьмём к примеру вот эту пристройку в ресторану Les Cols в Олоте 2003 года – первое здание ресторана построено в металле, а пристройка из стекла: стеклянные потолки, стены, полы. Это очень известный ресторан, туда приезжают люди со всего мира. Поэтому там сделаны спальные кабинки для тех, кто остается ночевать. Они ночуют практически на открытом воздухе, в таких стеклянных коробочках. Абсолютно прозрачен там только верх, а стены из стёкол с разной степенью матировки и рельефа, для того чтобы обеспечить эту разную прозрачность, создать игру. Получается переливающаяся атмосфера. Это невероятно романтические вещи. Как сделать здание полностью из стекла так, что оно захватывает абсолютно и, с одной стороны, остаётся материальным, а с другой – наоборот, развоплощает и стирает все границы. Это очень тонко.



– То есть вы не считаете, что выбор жюри Притцкера случаен или что премию отдали рядовым архитекторам из демократических соображений?

К.Х.: Ни в коем случае. Это абсолютно уникальные люди. У меня в голове нет ещё десятка примеров архитекторов такого уровня. У кого-то бывает – да, одна работа. А здесь, что абсолютно важно, все работы уникальны, отточены и органичны в своём ландшафте и контексте.

Такое решение жюри премии это ещё и способ обратить внимание на то, какой ещё может быть архитектура. Кроме чистой формы или чистой социологии. Есть разные вещи, но есть такие, которые связаны непосредственно с архитектурой. RCR занимаются только архитектурой. Но они доводят её до совершенства, исследуют то, как ещё может говорить архитектура.

Н.С.: Сейчас по следам премии о них много рассуждают, часто банально сводят их архитектуру к ржавому металлу. Шумахер также высказался большой статьей, рассуждая: достойный или нет выбор в этом году. Мнения, безусловно, есть разные, и, кстати, очень хорошо, что возникло столько дискуссий.



Но мне кажется, разговор о премии – это отдельный разговор. В данном случае важнее то, что они просто очень нам близки. RCR архитекторы с бескомпромиссной позицией. В каждой их работе – очень сильное художественное высказывание. Причём высказывание не всегда в рамках жанров, которые к этому предрасположены: зданиях музеев или общественных пространствах, где художественная часть превалирует по определению. Интересно то, что их артистический жест может быть практически на любую тему. Это может быть и жилой дом, построенный на контрасте, в какой-то степени даже жестковатом для жилья, и детский садик, и бассейн. Предлагается такая типология решения пространства, в которой современные вставки с одной стороны очень контрастны по отношению к историческим конструкциям. Но с другой стороны, они абсолютно органичны. Ничто не превалирует, не подавляет. Конечно, это требует глубочайшей продуманности деталей. Причем эта продуманность не только чисто техническая – они каждый раз изобретают некий артистический продукт, достигают художественного совершенства.

К.Х.: Я бы сказал, ближайший аналог не художественное произведение, а может быть, скорее кино.

Н.С.: Они выстраивают отражения на поверхностях, как бы рамы для видов. И ты видишь абсолютно по-другому, ощущаешь иначе. Обостряется восприятие архитектуры. Тут игра матовыми поверхностями, блестящими поверхностями. Вот к примеру их дом для столяра – а совершено металлический, там стекло переходит в металл. Всё это доходит до уровня абстракции, сходной с живописной абстракцией.

Помимо работы с материалом – тонкая работа с ландшафтом. Вот к примеру водоём на ферме Vila de Trincheria («вилла палисадника») в Жироне. Тут возникает некая история из рисунка листьев кувшинок – видите эти пятна на бортах и дне водоёма?

Колоссальное впечатление производит навес ресторана Les Cols: безопорное пространство, пропускающее воздух и свет. Решение одновременно изящное по конструкции и поэтичное по восприятию.

Удивляют даже утилитарные проекты – вот один из их детских садов, целиком из цветного стекла, прямо полностью стеклянный. Но цвета не кричащие, всё полупрозрачное, вплоть до предметов мебели. На мой взгляд это чем-то перекликается с художественным подходом Жана Нувеля. Это художники, тут можно обсуждать размер мазка, ритм и так далее. Их архитектура работает через ощущения, через эмоции – в этом и состоит совершенство художественного высказывания. Здесь много интересных деталей на уровне тактильного, непосредственного восприятия.



– Я бы сказала, и даже судя по тому, что вы говорите, их архитектура скорее перекликается с Цумтором…

К.Х.: Цумтор посуше, но он тоже – не мейнстрим, его архитектура тоже погружена в себя. В этом смысле они перекликаются как решения, тщательно продуманные изнутри.

Но и в совершенстве воплощения, конечно, поскольку дело не только в живописности концепции, а ещё и в тщательной реализации. Объекты RCR в построенном виде еще сильнее, чем в проекте. Будучи реализованы, они открывают какие-то новые смыслы. Это масса умственной, творческой и технической работы – всё вместе. Что позволяет создать абсолютно уникальный объект, уникальный на очень многих уровнях.

– Если вы увлеклись архитектурой RCR так давно, то что она вам дала? Как вы на неё отреагировали и в чём ваше сходство?

Н.С.: Да вот, их трое, нас трое, одна женщина, и по росту примерно так же распределяемся (смеются). Мы не занимались безусловным цитированием, но эксперименты были. Когда читаешь, за что жюри присудило им премию, думаешь: это же всё про нас! Многое уже прозвучало: работа с ландшафтом, контекстом, водой, историческим контекстом. Мы тоже стремимся искать точные ответы, не следовать стандартным решениям. Мы много работали с ландшафтами, территориями, здесь тоже очень много параллелей. Ещё одна черта сходства: мы тоже стремимся продумать отношение нашей архитектуры к человеку, рассчитать эмоциональный строй её восприятия, проживания.

Да, хочется достичь такой же силы жеста и бескомпромиссности, как у RCR. Мы в России, у нас мягче. Там каталонцы, у них жёстче.

К.Х.: До такого уровня материала, погружения в свойства материи, как у RCR – мало кто доходит, и для нас их метод раскрытия возможностей языка собственно архитектуры – это, конечно, ориентир. Он поднимает планку, показывает, о чём ещё можно думать, как ещё делать, какими ещё могут быть обычные материалы.