Чарльз Камерон. Разрез Софийского собора в Царском Селе, ок. 1782 г. Фото предоставлено Государственным музеем архитектуры имени А.В. Щусева
Василий Кандинский «Усадьба Ахтырка», 1911-16 гг. Фото предоставлено Государственным музеем архитектуры имени А.В. Щусева
Прежде всего: московская версия выставки разделена на два музея. Одна из причин такого решения – дипломатическая. В свое время инициатором идеи выставки про русскую версию искусства вичентинского гения XVI века Андреа ди Пьетро делла Гондола (Палладио) была директор Царицынского дворца-музея Наталия Самойленко. Однако в венецианской версии экспозиции ее музею участвовать не довелось: вещей в сравнительно новом музее Царицыно на тему не отыскалось. Донорами стали главные наши музеи (Исторический, ГТГ, Эрмитаж), дворцы-музеи пригородов Санкт-Петербурга, почтенные подмосковные усадьбы, давно превращенные в музеи, с богатыми архивами, собственно архивы, некоторые музеи регионов (Тверь). Главный же поставщик дипломатического заказа – Музей архитектуры имени А.В. Щусева. А главным политическим распорядителем смотра оказалась бывшая советская институция с аббревиатурой, расшифровать которую можно так: «Российская изобразительная пропаганда». Сегодня эта институция стала музейно-выставочным центром РОСИЗО. Самоотверженная её директор Зельфира Трегулова много сил потратила на организацию венецианских гастролей. Однако сегодня первая глава эпопеи стала далекой историей хотя бы потому, что госпожа Трегулова работает в новой должности директора Третьяковской галереи.
Евграф Крендовский. «Площадь провинциального города», 1850-е гг. Фотография Сергея Хачатурова
Московскую главу палладианства решили аранжировать по-другому, в соответствии с правилами высокого политеса. Уважили инициатора темы, Наталию Юрьевну Самойленко и музей «Царицыно». Главную часть отдали в этот усадебный музей. Уважили и главного донора – музей Щусева. В парадной анфиладе главного здания музея инсталлировали раздел, посвященный советскому палладианству.
Иван Фомин. Академия наук в Москве. Перспектива, 1933-49 гг.. Предоставлено Государственным музеем архитектуры имени А.В. Щусева
Иван Фомин. Проект застройки острова Голодай («Новый Петербург»), 1912 г. Предоставлено Государственным музеем архитектуры имени А.В. Щусева
Александр Гегелло, Давид Кричевский. Чертеж фасада Дворца культуры Московско-Нарвского района Ленинграда, 1925-27 гг. Предоставлено Государственным музеем архитектуры имени А.В. Щусева
Несомненный плюс подобного решения в сравнении с венецианской версией: в обоих музеях, «щусевском» и «царицынском» экспонаты – прежде всего шедевральная архитектурная графика – чувствуют себя вольготно, комфортно и уютно. Благодаря тонкой режиссуре спектакля, непростого в случае с новодельными интерьерами царицынского Хлебного дома, получилось подобие того блистательного театра архитектуры, который мастер классицизма Пьетро ди Готтардо Гонзага назвал когда-то «музыкой для глаз». В кабинетцах анфилады Хлебного дома Аркадию Ипполитову и Василию Успенскому удалось обустроить путь к российскому палладианству вполне изящно и убедительно. От вводных разделов с первыми переводами и опытами в духе Палладио первой половины XVIII века зритель двигается к «политиколепному апофеозису» – эпохе Екатерины II. Его ждут несколько разделов: Санкт-Петербург, пригороды (Царское Село, Павловск). Отдельная часть посвящена самому усердному палладианцу, великому автодидакту Николаю Львову. Во всех покоях времени Екатерины висят выполненные тушью иллюстрации к «четырем книгам об архитектуре Палладио». По оригиналам итальянца их сделали в 1791 году к русскому изданию Николай Львов и Иван Тупылев. От наследия Львова экспозиция неспешно заворачивает в ландшафты русских усадеб, где палладианский стиль был особенно привечаем. Кураторы четко маркируют три периода: расцвет усадебной культуры, «золотую осень» (символом которой может стать картина Василия Поленова «Бабушкин сад»), наконец, ретроспективизм русского Серебряного века. Все материалы можно рассматривать неспешно, словно в тишине кунсткамер.
Джакомо Кваренги. Большой театр в Петербурге. Главный и боковой фасады, ок. 1802 г. Фотография Сергея Хачатурова
Николай Львов. Проект деревянного сарая в усадьбе Никольское-Черенчицы, 1780-90-е гг. Предоставлено Государственным музеем архитектуры имени А.В. Щусева
Василий Поленов. «Бабушкин сад», 1878 г. Предоставлено Государственным музеем архитектуры имени А.В. Щусева
Столь же объемно воспринимается каждый экспонат в части советского палладианства в Музее архитектуры. Начинается там вояж с темы дореволюционной, затем – самая сложная – палладианство и авангард. Далее – тоталитарный стиль и преданный палладианец эпохи советского ар-деко Иван Жолтовский.
Все красиво и для глаз вполне музыкально. Впечатление, что экспонатов стало на порядок больше, чем было в Венеции. Только вот вопрос: несомненное ли это преимущество?
Самое время перейти к главному минусу московской главы выставочного эпоса: идея кураторов не претерпела никаких изменений в сравнении с Венецией. В Серениссиме теснота экспонатов, вытянутых цепочкой по единой длинной анфиладе, была оправдана тем, что сама выставка воспринималась цельным, личностным авторским высказыванием. Это же право на индивидуальный, во многом субъективный ракурс осмысления темы четко прочерчен в текстах каталога, который во многом можно назвать литературно-художественной книгой за подписью прежде всего Аркадия Ипполитова. Выставка собиралась как очень талантливое, во многом спорное, но интересное даже в своих полемических частях действо, в котором (перефразируя Ахматову) «Палладио воздушная громада, как облако, стояла надо мной». Палладианство было выбрано Ипполитовым и Успенским такой же константой русской культуры, каким для нее является «Евгений Онегин» Пушкина. Более того, структурно эта авторская речь кураторов, как я сформулировал в осенней рецензии, закреплялась двумя узловыми экспонатами. Это две модели. В первом зале была модель Виллы Ротонда, сделанная в 1935 году народным умельцем Александром Любимовым. В последнем – выполненный в 1997 году архитектором-концептуалистом Александром Бродским макет: сделанный из сырой глины на металлическом каркасе углом кренящийся как тонущий корабль дом советского архитектурного ампира тоталитарной эпохи. Авторства Жолтовского, скорее всего. Так вводились две темы, четко читаемые и необходимые для аспекта «Палладио как эталон, мера глобального текста русской культуры». Первая: обаятельно косноязычный пиетет перед Палладио обеспечивает расцвет искусства (вспомним весь уклад, архитектонику усадебной жизни). Вторая: русское палладианство это Атлантида, культура утонувших империй.
Выставка «Палладио в России». Фотография Сергея Хачатурова
Выставка «Палладио в России». Фотография Сергея Хачатурова
Неизвестный мастер. Капитель пилястры коринфского ордера. II п. XVIII в. Предоставлено Государственным музеем архитектуры имени А.В. Щусева
Как только выставку разделили на две части, личностное, сугубо авторское высказывание со всеми его сложными аллюзиями и референциями оказалось нечитаемым. И великой ценности материал стал аннотироваться как-то очень просто, с крохотными совсем, справочными, как «википедия», экспликациями о расцвете Палладио при Екатерине, о золотом веке русской усадьбы, о тоталитарном времени… Обнажились проблемные звенья кураторского подхода. В версии «total Палладио», оказалось, очень не хватает пристального взгляда архитектуроведа. Так, чтобы сложно разговорить уникальные документы, а не сделать из них экскурсионную усладу для глаз. Так, чтобы презентация английской версии русского палладианства соотносилась бы с контекстом собственно английским тоже. А тема «Палладио и авангард» была бы тонко интерпретирована в связи с логикой формотворчества, его исторических законов. Выставки убеждают: наследие Палладио, как и пушкинский роман в стихах, – тема неисчерпаемая. Потому можно начинать придумывать новую выставку.
Василий Причетников. "Храм Верности. Вид в парке имения «Надеждино»", 1806 г. Фотография Сергея Хачатурова
