Эдуард Кубенский: «Меня давно напрягает словечко «дизайн»

– История Сенежской студии сейчас не то чтобы на слуху, хотя о ней есть статьи, к примеру вот это ретроспективное воспоминание Вячеслава Глазычева. Почему Вы выбрали эту тему сейчас?

– Тему предложил в 2007 году Андрей Владимирович Боков. Хотя до этого я конечно же был знаком с деятельностью Сенежской студии по публикациям в журнале «Декоративное искусство», подписчиком которого был ещё мой педагог в художественной школе, а позже я сам. Журнал «Техническая эстетика» тоже был у меня обязательным к прочтению. Наверное, отчасти, они и определили мой выбор профессии, ведь сначала я поступал в Свердловский архитектурный институт (сегодня УГАХУ – прим. ред.) на «Дизайн», но не набрав нужное количество баллов пересдал экзамены на «Архитектуру». Конечно, тогда школьником, а позднее студентом я не представлял всей масштабности замысла, как и не отражал основных имен этого проекта, но позже я собрал почти полную коллекцию вышеперечисленных журналов. В 2007 году Андрей Владимирович познакомил меня с Игорем Прокопенко который представил нашему вниманию довольно большой архив материалов по сенежским семинарам: слайды, рукописи, видео и аудио записи. Тогда и возникла идея издания книги. Сначала мы хотели управиться с этой задачей в течение двух лет и параллельно запустили в журнале TATLIN NEWS самостоятельную рубрику, где публиковали статьи Розенблюма, но сначала один кризис (2008 – прим. ред.), а потом другой (2014 – прим. ред.) скорректировали наши планы, и проект был отложен. Сегодня, в канун пятнадцатилетия издательства, мы решили довести дело до конца. Поразительно, но как мне кажется, именно сегодня опыт Сенежской студии актуален как никогда. Ведь именно там родились такие понятия как «среда», «городской дизайн», «сценарный план» и многие другие, ставшие модными веяниями современной урбанистики. Люди, сегодня определяющие тренды современного городского планирования в России, когда-то были так или иначе причастны к деятельности студии и многие считают себя учениками Евгения Розенблюма. Ну и, наконец, я просто влюбился в тот материал, который оказался у меня в руках. Шикарные цветные иллюстрации проектов, выполненных на семинарах, увлекательные архивные фотоснимки, невероятно выдержанные и целостные тексты самого Розенблюма. Это нельзя хранить в шкафу, во-первых, потому что всё это может вот-вот рассыпаться, во-вторых это эгоистично и, наконец, в третьих, я во многом не согласен с тем, что современная урбанистика является чем-то новым. Надо показать откуда ноги растут! – решили мы с коллегами и собрали почти 300-страничное издание.

– Мы начали говорить о выставке на «Зодчестве», а пришли к книге. Когда она вышла из печати? Её впервые покажут на выставке?

– Да.

– Расскажите подробнее об истории студии, вернее так: что зацепило в этой истории именно Вас, что в ней, по-вашему, важно?

– Меня давно напрягает это словечко «дизайн» ! Сегодня его употребляют все кому не лень. Любая домохозяйка может пройти краткосрочные курсы в каком-нибудь «кружке по интересам» и после этого называть себя «дизайнером», рассуждать на по истине космические темы с космической же глупостью. Розенблюм со своим Сенежем был вне моды и возможно вне окружавшего его на то время контекста, несмотря на то, что проектные семинары разбирали реальные задачи. Для него «дизайн» не какой-нибудь обмылок очередного гаджета или случайно напряженная линия штампованной детали автомобиля или чайника. Дизайн для Розенблюма – осмысление бытия, художественное конструирование мира! В этом смысле он продолжатель идей Владимира Татлина, пытавшегося «…создавать искусство с помощью машины, а не механизировать искусство». Это самое важное!

–Как Вы сами понимаете принципы студии: почему основа – изобразительное искусство, но проектирование при этом родственно неизобразительному театральному творчеству? Что это за «бесхозная земля между архитектурой и традиционным дизайном»?

–Середина 1960-х годов, когда появилась студия, это по сути период зарождения дизайна в том качестве, в каком мы знаем его сейчас. По крайней мере именно тогда люди, занимавшиеся проектированием промышленных образцов, обрели свое современное имя – дизайнер. До этого подобную работу вели исключительно архитекторы (Корбюзье, Гропиус, Роэ, позже Имзы, Коломбо, Пантон и другие) или художники, каковыми были, например, Владимир Татлин, Александр Родченко и Варвара Степанова. То, что мы сегодня называем дизайном, было когда-то нащупано между архитектурой и изобразительным искусством. На мой взгляд, при всей широте интерпретации термина «дизайн» в русском языке, «художественное конструирование» в большей степени отражает глубину данного процесса. В нём содержится не только объяснение сути занятия (конструирование), но и его философское осмысление (художественное). Сегодня так называемая «бесхозная земля между архитектурой и дизайном» суть двух этих занятий, магическая составляющая профессий, объясняющая высшие цели архитектуры и дизайна в современном мире.

–Принцип «открытой формы» выглядит родственным архитектуре метаболизма. Это так?


–Думаю, да! Только если метаболизм – это набор химических реакций, которые возникают в живом организме для поддержания жизни, «открытая форма», возможно, способна изменить саму форму жизни. Только не спрашивайте меня как, иначе наш разговор уйдет в дебри нанотехнологий…

–В своем манифесте Вы говорите о влиянии Сенежской студии на проектирование городской среды, была ли связь между Сенежем и «Новым элементом расселения» Алексея Гутнова и Ильи Лежавы?

–Это влияние прослеживается как в советский, так и в постсоветский периоды. В моём родном Екатеринбурге, тогда Свердловске, в 1980-е годы был реализован проект «Литературного квартала». Он, по сути, на практике реализовывал разработки семинаристов Сенежа для города Тихвин 1973 года, переосмыслив хаотичную историческую застройку в новом сценарном плане музея писателей Урала. И сегодня знаменитый 130 квартал Иркутска реализован в той же программе, только с преобладанием торговой функции. Некогда деградирующая территория с деревянной застройкой после проведённой реконструкции фактически стала новым центром Иркутска. Конечно, сегодня трудно сказать были ли эти проекты реализованы семинаристами студии или их авторы читали статьи Розенблюма, в любом случае можно с уверенностью сказать, что заданные Сенежскими семинарами тренды востребованы на современном этапе урбанистики. Новый элемент расселения это всё же другой масштаб, но, уверен, информационный обмен в той или иной форме происходил в обоих случаях.

–Какие примеры работ студии или её влияния на городскую среду и музейное проектирование Вы бы сочли наиболее интересными?

–Меня лично вдохновляют проекты семинаристов, разрабатывавших Красноярские темы. Похоже они именно сейчас находят свое воплощение. Сегодня в Красноярске на уровне руководства города обсуждаются такие темы как «экологический каркас города», «тактильный контакт городской среды», «актуализация исторического наследия» и многие другие, бывшие темами дискуссии выездных семинаров Студии на Енисее. Конечно, за сорок лет изменились условия, но, как заметил на недавно устроенном мэром Красноярска круглом столе на тему пространственной стратегии города, президент Союза архитекторов России Андрей Владимирович Боков, бывший в прошлом руководителем одного из таких семинаров – «Красноярск сохранил возможность реализации заложенных в проектах семинаристов идей и сегодня имеет все возможности к их воплощению».

–Если говорить о городской среде: что из наследия студии актуально, на ваш взгляд, для современной урбанистической моды?


–Думаю, весь архив проектов Сенежской студии так или иначе актуален сегодня. Городская среда, музейные экспозиции, навигации и даже наглядная агитация востребованы сегодня чуть ли не в каждом российском городе. Конечно изменились технологии, материалы, экономика, но все заявленные на Сенеже темы сегодня разрабатываются практически в любом проекте. Возьмите, например, аэропорты, активно строящиеся сегодня в России, там есть всё из перечисленного, включая музейные экспозиции. Да-да редкий аэропорт сегодня обходится без музея, а уж о навигации, среде и агитации – и говорить нечего.

–Насколько подробна ваша экспозиция, как она будет выглядеть?

–Мы и не ставили перед собой цели подробно рассказать о студии. Выставка скорее представляет собой попытку воссоздать атмосферу некоего воображаемого семинара. В ней есть фрагменты проектов, цитаты из текстов Розенблюма, фотохроника, высказывания учеников. Всего 50 двусторонних пластиковых планшетов. Каждый из них подвешен за на леске за одну точку, что позволяет им свободно крутится вокруг своей оси, приглашая зрителя к контакту с изображением, иллюстрируя тем самым основную идею «открытой формы» – незавершенность и творческое соучастие потребителя. Основная информация, конечно, находится в книге, которая является частью проекта. В ней более подробно представлены 30 семинаров, проходивших в период с 1973 по 1991 годы, опубликовано 30 статей Евгения Абрамовича, хронология и библиография студии, биография самого Розенблюма. Многие статьи главного героя распознаны нами из рукописей и опубликованы впервые. Вступительные и заключительные слова принадлежат таким людям, как Андрей Боков, Евгений Асс, Алексей Тарханов, Милена Орлова, Наталья Рубинштейн и другим. Также впервые опубликованы воспоминания Вячеслава Глазычева, записанные им в 2001 году на аудио. Короче, крутяк!