О конкурсах снова замолвили слово

Roof Point – площадка, созданная чуть больше года назад молодыми мастерскими T+T Architects и К.S. Buro для проведения профессиональных, но неформальных дискуссий. Как говорят сами архитекторы, это место, «где не действуют правила корпоративной культуры, нет дресс-кода и иерархии». Иными словами, оппоненты приходят сюда без галстуков и высказываются настолько прямо, насколько умеют. Итоги первого года работы этого медиа-пространства его основатели решили подвести дискуссией под названием «Конкурсная политика Москвы», участники которой обсудили плюсы и минусы ставшей столь востребованной сегодня практики проведения архитектурных состязаний.

Выбор повестки дня вряд ли кого-то удивил: конкурсы – едва ли не самая «раскрученная» архитектурная тема уходящего 2013-го года. С подачи главного архитектора Москвы Сергея Кузнецова об их преимуществах знают, кажется, все: помогают найти наиболее оптимальный для города и площадки проект, повышают качество архитектуры в целом, привносят в профессиональное сообщество искру здоровой конкуренции. Впрочем, система регулярного проведения конкурсов сегодня лишь проходит обкатку, и определенные сбои и недоработки в ней неизбежны и естественны. Существующие болевые точки и попытались выявить участники дискуссии – архитекторы, «профильные» журналисты, девелоперы и представители Москомархитектуры. 

Руководитель T+T Architects и соведущий дискуссии Сергей Труханов сразу поставил вопрос ребром: если конкурсы так нужны и прекрасны, то почему они так мало дают собственно городу, их проводящему? И привел в качестве примера конкурс на новое здание ГЦСИ: к самому состязанию нет никаких претензий, но построить новый музей предполагается на задворках огромного торгового центра, и архитектор искренне недоумевает: зачем там музей и что его появление в зоне загрузки ТЦ даст городу? Основным «ответчиком» (как, впрочем, и по большинству других острых вопросов, озвученных в ходе дискуссии) стала Евгения Муринец, заместитель начальника управления Архитектурного совета Москомархитектуры. Она объяснила, что участок на Ходынском поле стал компромиссом, завершившим череду долгих и сложных поисков: первоначальная площадка была слишком тесной для масштабного комплекса ГЦСИ, а мест, относительно близких к центру и при этом не застроенных сверхплотно, в городе осталось не так уж и много. Да, близость к моллу, возможно, несколько осложнит жизнь музея, но ведь с другой его стороны будет парк, напомнила Евгения Муринец, причем парк, на проект которого сейчас также проводится международный конкурс, и, по расчетам МКА, финал этого состязания состоится уже после того, как будет выбран проект-победитель ГЦСИ. Иными словами, концепция парка будет разрабатываться с учетом музея, и комплексное развитие этого «природно-культурного кластера» должно компенсировать соседство с ТЦ.

«А почему на выбор самой площадки для музея не был объявлен конкурс?» – последовал вполне логичный вопрос. «А кто в таком конкурсе должен был бы участвовать?» – задала встречный вопрос Евгения Муринец. И пояснила, что инвесторам, владеющим различными участками в городе, строить масштабный культурный центр совсем не интересно, так что при попытке переговоров с ними начинались неизбежные торги, которые заводили МКА во вполне понятный тупик. Интересно, что чиновники рассматривали даже возможность строительства нового музея на месте комплекса «Царев сад», но договориться с тамошним инвестором им не удалось.

Упоминание комплекса «Царев сад» всколыхнуло аудиторию. На сегодня это, пожалуй, конкурс с самым парадоксальным результатом: в нем победило сразу три проекта, которые сегодня «сводятся» в один. «Имеет ли вообще смысл проводить конкурс на лучший проект, если он потом все равно в корне изменится?» – сомневается Сергей Труханов. «Фактически жюри становится соавтором проекта», – подтвердила Наталья Сидорова из архитектурной группы ДНК, отметив, что зачастую аналогичную роль берет на себя Архитектурный совет Москвы, подводя итоги более локальных конкурсов. На это Евгения Муринец лишь развела руками: консультации с профессиональными экспертами по поводу будущего той или иной площадки могут приобретать разные формы, и это в любом случае лучше, чем ничего, что же касается комплекса  «Царев сад», то этот конкурс изначально проводился на условии, что ООО «МАО – Среда», занимавшееся его обликом ранее, в любом случае сохранит за собой функцию генпроектировщика. 

Пожалуй, главная проблема складывающейся конкурсной практики в Москве – это отсутствие каких-либо регламентов. Сегодня нет даже обязательной процедуры предварительного согласования ТЗ, хотя, казалось бы, всем очевидно, что даже самый идеально организованный конкурс не спасет ситуацию, если его участники получили невнятное или неправильно просчитанное ТЗ. Именно поэтому, кстати, девелоперы все чаще проводят некие абстрактные состязания на концепции развития участка «в целом». Евгении Муринец был задан вполне закономерный вопрос: «Поддерживает ли Москомархитектура подобные конкурсы? Ведь, по идее, это тоже лучше, чем ничего?» Муринец ответила: нет. «Потому что это по большому счету не конкурс, а схема определения ТЭПов, – предельно честно пояснила она позицию МКА. Иными словами, инвестор собирает банк идей, чтобы потом сесть и подумать, что же можно на участке строить и, главное, в каком объеме. Именно таким был конкурс на Бережковскую набережную – заказчик хотел прикинуть, можно ли в бывшей промзоне построить «город в городе», и при этом ему даже в голову не пришло сначала просчитать транспорт и функциональные потребности района. Ну, в общем, и итог у конкурса соответствующий: победившая в нем команда («Проект Меганом») в итоге не занимается участком – после некоторых раздумий заказчик обратился к авторам более «прорисованной» концепции.

В ходе дискуссии участники изобрели формулировку: «конкурс – это легитимизация намерений девелопера, попытка сделать их публичными». Евгения Муринец пояснила, что МКА всячески пытается перевести эти намерения в практическую и, что самое главное, выгодную для города плоскость: в частности, поддержка оказывается конкурсам, которым предшествует серьезная аналитика, а главным аргументом в пользу проведения состязаний становится упрощение процедуры согласования выбранных с их помощью проектов.

Жаркие споры вызвала и тема состава жюри. Как и кто его формирует? И нужно ли ограничивать количество представителей заказчика для того, чтобы результат конкурса устраивал не только девелопера, но и город? Евгения Муринец озвучила позицию МКА: представители заказчика должны составлять не больше трети от всего состава жюри. Елена Мандрыко, директор по развитию ЗАО «Рублево-Архангельское» подтвердила, что это даже многовато: так, из 14 членов жюри конкурса на Международный финансовый центр было всего 2 представителя Сбербанка, и «больше вряд ли нужно». А Елена Косоренкова, советник Главного архитектора Московской области, предложила, что заказчик вообще не должен сам «жюрить», делегировав право выбора и оценки проектов сертифицированному эксперту. 

Итог дискуссии подвел архитектор Юлий Борисов, один из руководителей бюро UNK project, ставшего за последний год очень известным именно благодаря участию и победам в конкурсах. По его словам, с экономической точки зрения участие в конкурсах это «гарантированный минус», но с профессиональной – безусловный плюс. И дело даже не в пиаре, как ему тут же стали подсказывать из аудитории, а в том, что конкурс – идеальная возможность для тренировки архитекторов. Именно поэтому UNK project старается участвовать в конкурсах как можно чаще, и, как показывает практика, делает это не зря.