В истории советской архитектуры существует проблема, разделившая ее российских исследователей и любителей на два лагеря. Это вопрос о том, следует ли учитывать политическую составляющую архитектурного процесса наряду с художественной.
В советское время реальное изучение советской политической истории в прямом смысле было запрещено, а официальная ее версия была заведомо фальсифицированной. Поэтому, роль государственной власти в художественных процессах априори определявшаяся, как «руководящая», фактически не рассматривались вообще.
В постсоветское время эта традиционная метода у очень многих исследователей эволюционировала в принципиальный отказ вообще как бы-то ни было связывать историю формирования советской архитектуры и государственную политику в этой области. Предлагается заниматься только «художественной стороной архитектуры», то есть изучать композиционные закономерности фасадных композиций, апеллируя к историческим аналогам. Формулируется это как призыв «разделить политику и искусство». Этот подход представляется совершенно несостоятельным именно с искусствоведческой точки зрения.
История архитектуры (как и история любого искусства) – это история творческого процесса. То есть, это анализ эволюции художественных представлений - на уровне целых движений и течений, и на уровне отдельных авторов.
История индивидуальных творческих процессов – это, в свою очередь, анализ закономерностей творческого развития автора, изучение особенностей его личности, задач, которые он ставит, его персональных способов решения этих задач. При этом анализ общественной ситуации, в которой находится автор, обязателен для понимания творческого процесса в той мере, в которой его творчество зависит от общественных условий. Любой человек – продукт определенного общества, поэтому исторический фон – обязательное условие изучения истории искусства. В творчестве отдельного автора всегда можно выделить часть «традиционную», воспринятую им в процессе воспитания - общественного и художественного - и личную, свойственную только ему и определяющую его индивидуальность.
В условиях художественной свободы творческая эволюция спонтанна и индивидуальна. Она выражает эволюцию личности автора, определяется степенью его собственной внутренней свободы или внутренней зависимости от внешних обстоятельств.
***
В условиях несвободного творчества возникает совсем другая ситуация. Решающую роль в подцензурной творческой деятельности играют цензурные установки, требования и правила. Личные качества и художественные принципы автора подавляются, уходят на второй план и выражаются в опосредованной, иногда очень трудно различимой форме. Любое подцензурное искусство в принципе складывается из двух элементов – творчества цензоров и творчества их подопечных.
Изучение же подцензурной творческой деятельности сводится в первую очередь к изучению эволюции цензуры и цензурных установок. То есть, к изучению творческой личности цензоров. И только во вторую очередь – к изучению того, как в рамках цензурных установок проявлялась творческая личность того или иного автора, его индивидуальность.
Советская архитектура с самого начала 30-х годов была явлением полностью подцензурным. По произведениям советским архитекторов 30-50-х (да и более позднего времени тоже) категорически нельзя напрямую судить об их действительных художественных взглядах. Для абсолютного большинства результат художественного творчества был вынужденным, определялся не их желанием и волей, а желанием и волей цензурного ведомства.
Игнорирование цензуры как главного формообразующего фактора в формировании подцензурного искусства ведет к генерированию ложных искусствоведческих мифов, к научным фальсификациям. И очень часто к клевете на участников изучаемого процесса, к приписыванию им тех взглядов и установок, которые они были вынуждены декларировать вопреки собственной воле.
В конечном счете, это ведет к обесцениванию любых исследований в данной области.
Разделение истории советской архитектуры на «политику» и «искусство» попросту невозможно – без фатального ущерба для смысла и сути исследований. Да и само слово «политика» в этом контексте неуместно. Вопрос следует ставить иначе – следует ли изучать историю творчества советских архитекторов комплексно, то есть, выясняя все мотивы их действий, действительные взгляды и душевные движения, побудительные мотивы и закономерности стилеообразования - или формально, поверхностно, оставляя за скобками самое главное – их действительные убеждения и принципы. Отказываясь выяснять, почему они работали именно так, а не иначе.
Полагаю, что единственный осмысленный метод изучения истории советской архитектуры – это комплексное изучение как истории архитектурной цензуры, так и того, какое индивидуальное выражение она получала в творчестве того или иного архитектора.
