В истории советской архитектуры существует проблема, разделившая ее российских исследователей и любителей на два лагеря. Это вопрос о том, следует ли учитывать политическую составляющую архитектурного процесса наряду с художественной.

В советское время реальное изучение советской политической истории в прямом смысле было запрещено, а официальная ее версия была заведомо фальсифицированной. Поэтому, роль государственной власти в художественных процессах априори определявшаяся, как «руководящая»,  фактически не рассматривались вообще.

В постсоветское время эта традиционная метода у очень многих исследователей эволюционировала  в принципиальный отказ вообще как бы-то ни было связывать историю формирования советской архитектуры и государственную политику в этой области. Предлагается заниматься только «художественной стороной архитектуры», то есть изучать композиционные закономерности фасадных композиций, апеллируя к историческим аналогам. Формулируется это как призыв «разделить политику и искусство». Этот подход представляется совершенно несостоятельным именно с искусствоведческой точки зрения.  

История архитектуры (как и история любого искусства) – это история творческого процесса. То есть, это анализ эволюции художественных представлений  - на уровне целых  движений и течений, и на уровне отдельных авторов.

История индивидуальных творческих процессов – это, в свою очередь, анализ закономерностей творческого развития автора,  изучение особенностей его личности,  задач, которые он ставит, его персональных способов решения этих задач. При этом анализ общественной ситуации, в которой находится автор, обязателен для понимания творческого процесса в той мере, в которой его творчество зависит от общественных условий. Любой человек – продукт определенного общества, поэтому исторический фон – обязательное условие изучения  истории искусства.  В творчестве  отдельного автора всегда можно выделить часть «традиционную», воспринятую им  в процессе воспитания - общественного и художественного - и личную, свойственную только ему и определяющую его индивидуальность.
В условиях художественной  свободы творческая  эволюция спонтанна и индивидуальна. Она выражает эволюцию личности автора, определяется степенью его собственной внутренней свободы или внутренней зависимости от внешних обстоятельств. 

***

В условиях несвободного творчества возникает совсем другая ситуация. Решающую роль  в подцензурной творческой деятельности  играют цензурные установки, требования и правила.  Личные качества и художественные принципы автора подавляются, уходят на второй план и выражаются в опосредованной, иногда очень трудно различимой форме.  Любое подцензурное искусство  в принципе складывается из двух элементов – творчества цензоров и творчества их подопечных.

Изучение же подцензурной творческой деятельности сводится в первую очередь к изучению эволюции цензуры и цензурных установок. То есть, к изучению творческой личности цензоров. И только во вторую очередь – к изучению того, как в рамках цензурных установок проявлялась  творческая личность того или иного автора, его индивидуальность.

Советская архитектура с самого начала 30-х годов была явлением полностью подцензурным. По произведениям советским архитекторов 30-50-х (да и более позднего времени тоже)  категорически нельзя напрямую судить об их действительных художественных взглядах. Для абсолютного большинства результат художественного творчества был вынужденным, определялся не их желанием и волей, а желанием и волей цензурного ведомства.

Игнорирование цензуры как главного формообразующего фактора в формировании подцензурного искусства  ведет к генерированию ложных искусствоведческих  мифов, к научным фальсификациям. И очень часто к клевете на участников изучаемого процесса, к приписыванию им тех взглядов и установок, которые они были вынуждены декларировать вопреки собственной воле.

В конечном счете, это ведет к обесцениванию любых исследований в данной области.

Разделение истории советской архитектуры на «политику» и «искусство» попросту невозможно – без фатального ущерба для смысла и сути исследований.  Да и само слово «политика» в этом контексте неуместно.  Вопрос следует ставить иначе – следует ли изучать историю творчества советских архитекторов комплексно, то есть, выясняя все мотивы их действий,  действительные взгляды и душевные движения,  побудительные мотивы и закономерности стилеообразования  - или формально, поверхностно, оставляя за скобками самое главное – их действительные убеждения и принципы. Отказываясь выяснять, почему они работали именно так, а не иначе.

Полагаю, что единственный осмысленный метод изучения истории советской архитектуры – это комплексное изучение как истории архитектурной цензуры, так и того, какое индивидуальное выражение  она получала в творчестве того или иного архитектора.