Экзистенция спальных районов

Сергей Хачатуров, специально для Архи.ру, – о венецианской выставке The Way of Enthusiasts.

18 Сентября 2012

Рецензия

Архитектура

Пожалуй, самой чуткой из российских программ XIII Венецианской архитектурной биеннале к теме Common Ground, «Общее основание», заданной куратором архитектором Дэвидом Чипперфильдом, оказалась выставка The Way of Enthusiasts, «Шоссе Энтузиастов», расположившаяся на всех трех этажах неоготического палаццо Casa dei Tre Oci на венецианском острове Джудекка до 25 ноября.

Как известно, идея Чипперфильда в том, чтобы вывести архитектуру из круга элитных забав буржуазного мира, освободить ее от гламурных оков fashion-style. Английский куратор пожелал показать архитектуру внутри живого процесса жизнедеятельности человеческого общества, во всех ее сложных связях с социумом, политикой, экономикой, культурой. В этих связях неизбежно проявляются так называемые проблемные поля коммуникации, обусловленные разного рода катаклизмами: войнами, черными дырами в бюджете, расслоением на богатых и бедных, системными ошибками в политике (в том числе и культурной). И архитектура в данном случае выступает барометром этих отношений, она точно реагирует на все, происходящие в общественной жизни надежды, ожидания и крушения.

Собственно, выставка «Шоссе Энтузиастов» об амбивалентности понятий «утопия» и «антиутопия». Они так легко меняются местами! Материал щедро предоставило наше прошлое эпохи развитого социализма, которым мы все так или иначе фрустрированы.

Если следовать логике мышления позднесоветского модернизма (60 – 80-х годов), то вся жизнь в СССР, как в детском конструкторе, моделировалась из элементарных кубиков и ячеек. Дома строились из модульных кубиков – панелей, семья была ячейкой общества. В этой ячейке стиль жизни определял тоже стандартный набор неких модулей: детский сад, школа, институт, работа, бесплатная медицина, сны о чем-то большем. А также любовь, семья и домашние животные. Ну и телевизор, стиральная машина, стенки из «дээспэ», югославские сапоги, очереди за колбасой, дефицитные книги по макулатурным талончикам и счет в сберкассе, на котором невыносимо медленно пополняется сумма на приобретение чаемых шести соток или нового «жигули».

Вот эти экзистенциальные модули, кубики-кирпичики, из которых строилась жизнь индивида эпохи развитого социализма и первых лет перестройки, и подверглись интересной интерпретации художниками выставки «Шоссе энтузиастов» (организатор: Фонд V – A – C; куратор Катерина Чучалина, Сильвия Франческини). Когда входишь в респектабельное палаццо, где развернута экспозиция, обескураживает пустой зал с шестью новехонькими стиральными машинами, которые усердно себе работают, стирают, крутят в барабане чьи-то шмотки. Невольно вспоминается анекдот: «Алло, это прачечная?» – «Ху…чечная! Это Министерство культуры». В нашем, венецианском случае все так оно и вышло: это именно институция культуры, и прачечная в ней обусловлена не рачительным бизнес-планом собственников или арендаторов, решивших экономно использовать пустующие площади, а левым дискурсом молодого поколения отечественных художников. В данном случае, Арсения Жиляева, раскошелившего богатенький фонд V – A – C на покупку стиральных машин для своего проекта «Грядущий рассвет». Искусство – не компьютерная игра, – считает Жиляев, – а всамделишняя работа с людьми и их проблемами. Вот поэтому он захотел воскресить тему коммунального рая советской утопии (вспомним план жизни в домах-коммунах, где на пике коллективизма общим было все, включая кухни и прачечные). В работающую в музее прачечную каждый посетитель может принести свое белье и бесплатно выстирать его. Так деньги богатых реально смогут пойти на пользу малоимущим.

zooming — В старом палаццо новое искусство про советский быт странно контрастирует с роскошными артефактами венецианской жизни. Фотография Серея Хачатурова

Ровесник Жиляева, не менее известный и уважаемый в левой среде художник Алексей Булдаков заметил, что проект Арсения очень нечувствителен к территории собственно искусства, так как искусство дарит счастье «целесообразности без цели» (по Канту), а работа Арсения очень прагматична. От себя добавлю, что она еще – в лучших традициях народников-передвижников – и публицистична, и натуралистична, и малоэстетична. Вот и задумываешься иногда: не честнее ли таким модным левым стать наконец реальными политиками и не томиться в эфемерной паутине художественного творчества, которое всегда об абстракции, форме и вкусе. Это, кстати, передвижники осознали в конце концов. Жаль, что поздно.

Сам Булдаков выступил с прекрасным проектом в составе группы Urban Fauna Lab на тему фауны советских фабрик в позднесоветскую эпоху. В данном случае объектом изучения стали кошки московского электролампового завода МЭЛЗ, который был построен еще до революции, а окончательно одичал в позднеперестроечное время. Булдаков и Со явно аппелируют к поэтике московского концептуализма. Создают квазинаучные описания жизни кошек, проводят квазиисследования их биологического устройства. Собирают лабораторные объекты: от фекалий до изгрызанных предметов. Создают любимый московскими концептуалистами архив. Однако делают это со здоровым чувством юмора и отменным артистическим куражом. Посмотрев созданные Алексеем Булдаковым кошачьи альбомы, где художник нарисовал в красках новых пушистых аборигенов МЭЛЗ, непременно хочешь вписать имя Булдакова в сонм лучших портретистов мира четвероногих.

В принципе, что касается особенностей языка общения современного российского искусства с архитектоникой позднесоветской жизни, самым благодарным носителем этого языка является как раз московский концептуализм. Он тоже узнает себя в общеупотребимых гражданами СССР первичных речевых модулях и ячейках, из которых складываются архивы, строятся целые дворцы и города в честь пошлости бытия страны советов, царствующей некогда, с одной стороны, благодаря систематике абсурда (выражение профессора М.М. Алленова), с другой – благодаря разлитому повсеместно серому, мышиному цвету трюизмов и банальностей.

Московский концептуализм и его новые адепты и правят бал на экспозиции в Casa dei Tre Oci. Документация хрестоматийных работ Андрея Монастырского и группы КД о поисках экзистенциального пространства в пространстве советской топографии и географии сменяются фотографиями первых абсурдистских, обэриутских по драйву перформансов групп SZ и «Гнездо».

Интонацию улыбчивой меланхолии и бодрого одиночества подхватывает молодежь. Пустые металлические флагштоки собираются в постсупрематическую инсталляцию в работе Анастасии Рябовой «Чувак, где твой флаг?». На одной из фотографий выставки стоящий одинокой фигурой в промозглом поле московского микрорайона Андрей Кузькин держит плакат с одним словом – «Устал». Эти же плакаты внушительной стопкой лежат под фотографией. Солидаризирующиеся с Кузькиным могут взять на память. Кузькин стал и героем фильма, где он пытается продать в подземном переходе свои маленькие, сделанные по зэковской технологии из хлебных мякишей скульптуры. Продать по цене, назначенной безвестными покупателями. Выручка в пятнадцать рублей (десять дали на бедность) честно свидетельствует о том, как страшно далек «совриск» от народа!

Особое доверие к выставке и работам художников, в ней участвующих, рождается благодаря присутствию второго, подлинно архивного (без всяких «квази») плана. Само название экспозиции к этому обязывает. В нем заключена амбивалентность тем утопии и антиутопии исторического прошлого России. Ведь в стародавние времена по нынешнему московскому «Шоссе Энтузиастов» перевозили заключенных в Сибирь.

В отдельных залах Casa dei Tre Oci сегодня показывают документальные фильмы 1970 – начала 1980-х годов о строительстве советских высоток и новых микрорайонов (Тропарево, Строгино, Марьино). И чувство, будто опять в детстве, и в пионерлагере смотришь обязательный духоподъемный киножурнал перед фильмом «Судьба резидента».
Входящего на первый этаж встречает классическая «чертановская» серия фотографий Юрия Пальмина. Несколько комнат выделены для архитектурной графики 70–80-х. План микрорайона, аксонометрические проекции домов, новостройка брежневской поры в разрезе. Сейчас это уже искусство сентиментальной ностальгии. Равно как и один из лучших экспонатов выставки – проект города Байконур (Ленинск), сделанный патриархом советского модернизма Станиславом Беловым.

18 Сентября 2012

Похожие статьи