Храм тоже получился крайне нетипичный. Вообще говоря, храмы при коттеджных поселках по преимуществу оказываются либо «домиками», где церковная функция едва обозначена несложной главкой, это если подешевле – либо роскошными помпезными сооружениями, обремененными множеством исторических деталей, старательно возвышающими над лесом свое «освященное пятиглавие»; это если побогаче. Как будто там притаился монастырь или даже какой-нибудь Кремль.
В данном случае – ни то, ни другое. Сооружение внушительное – но легкое и современное. Зря авторы сами определяют свой проект как «эклектику», это совсем не она или уж как минимум не совсем она. Непринужденное, почти джазовое построение дуг и эллипсов похоже на цветок, к примеру, лотоса – или белую кувшинку, что ближе к нашим широтам. Раскрывшуюся у воды. Но не буквально, нет. С тем же успехом абрис комплекса можно сравнить с ювелирным изделием, обручем или короной...
Храмовый комплекс в честь Михаила Тверского и Анны Кашинской в Тверской области
© Гильдия храмоздателей
Самое высокое сооружение – колокольня – стоит на бровке склона. На одной оси с ней – цилиндр, завершенный единственным куполом; типологически он ближе всего к столпообразным церквям XVI века. Внутри на первом ярусе часовня Петра и Февронии, широко почитаемых в современной России святых – покровителей брака и семьи. Две круглые в плане доминанты выстроены по оси, соединены эллипсом, который в свою очередь, вписан в другой эллипс, побольше. Тот уже доходит до воды реки Волги, нависает над ней террасой, окружающей часовню. малый эллипс, описывающий собственно храм, умещен в границы участка. Все, что ближе к реке – общественное пространство.
Внутри храма – не только два круга. Кругов и дуг больше, а в объеме они превращаются в круглящиеся стенки, «руки», обнимающие центральные «столпы». Или во множество «скорлупок», которые то ли сходятся, то ли расходятся, раскрываются. Во всяком случае, для взгляда снаружи они образуют не объем, а множество стенок разной высоты – форму, принципиально не замкнутую, открытую. И в то же время сходящуюся в известном охранительном жесте, в некую метафорическую «горсть». С которой рифмуется совершенно отчетливая сень – часовня у реки. Напряжение двух антонимов: раскрытия – и сокрытия, оберегания, – тут выражено в полной мере, самой формой.
Овальные контуры как плана, так и объема, наталкивают на аналогию с Чесменской церковью архитектора Фельтена. Это очень хорошая аналогия. Для начала, церковь была построена не в Кремле или монастыре, а в типологически близком месте – при дворе Кекерикексенен в окрестностях Петербурга. Кроме того, одно из ее известных повторений находится в Тверской области – в селе Красном. Там, кстати, отлично поют, рекомендую, кто будет мимо проезжать, зайдите послушайте.
Но вернемся к проекту. Аналогия, хотя сами авторы ее не приводят, оказывается обоснованной как функционально – усадебный храм конца XVIII века и храм при рекреационном комплексе XXI – вещи подобные друг другу; так и территориально – благодаря реплике Фельтена в селе Красном.
Церковь Фельтена, к слову сказать, готическая: так она отражает представления проторомантизма о «правильной», обращенной к средневековью, церковной архитектуре. Но в ряду последующих изрядно проработанных версиях «русского стиля» стоит особняком – а, значит, свежа.
Как свеж и другой аналог проекта Андрея Анисимова – церковь в Быково, которую приписывают, впрочем, без весомых на то оснований, Матвею Казакову, главному архитектору Москвы конца XVIII – начала XIX веков. От нее – и овальный план, и циркумференции сходов. Отклик на них можно увидеть в дугообразных сходах по склону.
Итак, мы «приземлились» в контексте поисков XVIII века – полузабытого и от этого раритетного, не сразу узнаваемого. Впрочем, прямого копирования, «ранней псевдоготики» тут и в помине нет. Только композиционные переклички.
«Русская» тема проработана иначе – через принятую у современных архитекторов работу с фактурой и материалом. Это белокаменные плиты стен и золотистые – впрочем, светящиеся по ночам изнутри – главы и купол.
Храмовый комплекс в честь Михаила Тверского и Анны Кашинской в Тверской области
© Гильдия храмоздателей
Впрочем, приводимую самими авторами аналогию с владимиро-суздальской архитектурой мне хотелось бы признать не единственной. Конечно, тут прослеживается сходство с церковью Покрова на Нерли, которая, по реконструкции Николая Воронина, сделанной на основании данных археологических раскопок, была окружена галереей с лестничной башней и стояла на холме выстланной белокаменными плитами, вероятно даже с лестницей, ведущей к реке. Полностью «белокаменное» благоустройство и соседство с рекой – чем не аналогия.
Но мне кажется тут возникает еще одна, скажем так, музыкальная тема.
Во второй половине XIII и в XIV веке Тверское княжество было достаточно сильным, чтобы располагать собственной «тверской» архитектурой. От нее остался только один памятник – церковь Рождества Богородицы в Городне; судя по нему, мы можем сказать, что тверская архитектура была чем-то средним между Владимиром, наследовавшей ему Москвой, и Новгородом. Впрочем, мы знаем не много. Не знаем даже, был ли четверик церкви в Городне увенчан закомарами или простым карнизом. Хотя можем видеть его эффектную не-вполне-регулярную кладку, любоваться редкими деталями декора, к примеру, «готическими» подвышениями контуров оконных проемов – пятилопастными, внутри и снаружи. Или восхищаться тем, как двухъярусный, на высоком подклете храм поставлен на самой бровке склона над Волгой.
Ничего не напоминает?
Все эти особенности так или иначе находят отклик в архитектуре рассматриваемого храма. А еще до Городни от него – 7 км по прямой ровно к югу; хотя единственный сохранившийся храм Тверского княжества стоит на другом берегу реки: тот на левом, этот на правом – они соседи. И, уходя в метафоры, хочется представить себе, что вот он – некий по-дягилевски воображенный «тверской храм».
Храмовый комплекс в честь Михаила Тверского и Анны Кашинской в Тверской области
© Гильдия храмоздателей
«По-дягилевски» условное, но верное на мой взгляд выражение, поскольку возвращает нас к любимым современными архитекторами экспериментам с модерном. Собственно в портфолио Андрея Анисимова немало таких экспериментов.
Рассматривая и сопоставляя современную храмовую архитектуру, честно говоря, иногда приходишь к выводу, что ее основная тема состоит в том – как бы выстроить переход от русского модерна, который дал прекрасные примеры храмовой архитектуры – к современности.
Так вот, параболические арки, цельность круглящегося объема, «шлемовидные» купола, острые высокие окна, удивительные скульптурные окна западной дуги, которые будут пропускать свет, преображая его; даже золотистая мозаика, подчеркивающая рельефы фасадов – точно от модерна.
Храмовый комплекс в честь Михаила Тверского и Анны Кашинской в Тверской области
© Гильдия храмоздателей
Несколько «металлическая» напряженность линий, высокая степень обобщения, обилие стекла, скульптуры летящих птиц, театрализованный размах, сетчатые купола, в том числе над «залом торжеств» – от современности.
Много от современности и силен сплав с историей без прямого подражания ей.
Золотистую мозаику в составе рельефов хочется особенно подчеркнуть – в силу монохромности она очень современна, и, вероятно, будет волшебно-красивой. Это какой-то специальный, авторский жест Анисимова; его конкурсный проект интерьера для храма в Тушино был построен на том же своего рода монохроме, сочетании золота и известняка.
Ну и главное позитивное, на мой взгляд качество проекта – в этом сплаве вполне непринужденно слилось множество функций. Зал торжеств, холл, гардероб, санузел, лифт – все это нужно большому современному храмовому комплексу. Только иногда полезные помещения внедряются как-то искусственно, то постфактум, то неловко. А здесь для всего нашлось место в общем «кружении» форм и пространств.
Храмовый комплекс в честь Михаила Тверского и Анны Кашинской в Тверской области
© Гильдия храмоздателей
Открытый двор, тоже вписанный в склон и соединенный с залом Торжеств стеклянной стеной с модернистскими поперечными ламелями – вызывает в памяти уже не модерн, Москву или Тверь, а раннехристианские базилики с их нартексами и экзонартексами, которые были, в сущности, мини-городами. Сень – крещальня, баптистерий на открытом воздухе. Все это как-то неплохо стыкуется с идеей «нового рождения христианства». Пусть оно будет добрым. Во всяком случае, множество открытых общественных пространств, предусмотренных здесь, подталкивают к этому настолько, насколько вообще искусство может к чему-то склонить человека...
Вместо заключения. На самом деле положа руку на сердце нельзя сказать, что именно родился «тот самый гезамкунстверк», синтетическое произведение, непротиворечиво объединяющее в себе разные исторические аллюзии, опору на традицию и ее развитие со всеми возможностями современной архитектуры и технологий. Нет. Отдельные детали и ракурсы тут завораживающе красивы, так что хочется увидеть их реализацию – но отсылки к модерну и Щусеву несколько, скажем так, смущают. Хочется когда-нибудь уйти от любимой современными храмостроителями творческого толка переклички с Пересветом и Ослябя из щусевского храма на Куликовом поле, например. Параболичность кажется жестоковатой, особенно во внешних контурах – хотя как можно было бы решить ее иначе и не лишней ли была бы более сложная «барочная» лестница, сложно сказать.
Каким станет православный храм в процессе поисков, если они будут продолжены, никто не знает. Но проект дает определенную надежду уже в силу присутствия поисков как таковых. И надо подчеркнуть, что сейчас это один из самых смелых и «живых» в смысле архитектурной формы проектов, известных мне в контексте православной конфессии.

