English version

Антон Надточий: «Наша архитектура это констатация современности»

О прагматичной нелинейности, контекстуальности и параметризме, Кандинском и Малевиче – интервью о методе поиска архитектурной формы бюро «Атриум».

mainImg
Мастерская:
ATRIUM http://atrium.ru/
Проекты архитектурного бюро «Атриум» – сложны, пластичны, разнообразны и, по-видимому, отражают личность и взгляды его основателей: Веры Бутко и Антона Надточего, которые, вполне обоснованно, называют свое бюро авторским. Мы побеседовали с одним из партнеров-основателей, Антоном Надточим, о творческом методе и о принципах – обо всем том, что архитекторы «Атриума» считают важным.

Архи.ру:
– В одном из интервью вы назвали себя неомодернистами. Вы не отказываетесь от этого определения?

Антон Надточий:
Любое определение в нашем случае, наверное, будет не полным. Описать одним словом рамки творческого поиска не представляется возможным, да и сама терминология не всегда является однозначной и устоявшейся. Мы точно знаем, что выражаемся языком абстрактной геометрической формы, который был придуман и развит архитектурой модернизма. В то же время мы пытаемся находить своё поле для экспериментов, давать собственные трактовки и подходить к архитектуре как искусству. Поскольку вопрос о стиле постоянно задаётся, то мы решили, что слово «неомодернизм» более всего подходит в качестве условного  ответа.

– Речь о нелинейной архитектуре?

– Нелинейность никогда не была для нас самоцелью, модной тенденцией, за которой надо гнаться. Она визуализирует одну из универсалий современного мира, с которой мы соотносимся. И все же наши формы – не ради картинки. Они рождаются, в результате серьезного тщательного анализа, учитывающего многообразные критерии и параметры: функциональные, технологические, контекстуальные, визуальные и пр.

– Похоже на описание параметризма.

– Тоже не то. В параметризме много всего, но ключевым остается получение формы достаточно механическим путем, из формулы, в которую подставляют подходящие математические параметры. Мы же создаем ее вручную, путем осмысленной авторской реакции на ключевые критерии, обнаруженные при анализе исходной ситуации. Одновременно стремимся найти наилучшую форму, которая соответствует данным параметрам, выявить внутреннее разнообразие и контрасты, их визуализировать.

– С чего вы начинаете?

– В основе любого здания лежит функция, поэтому мы всегда начинаем с глубокого анализа задачи, после чего создается блок-схема, отвечающая исходной программе. Она, как правило, дает целую иерархию пространств – общественных и приватных, больших и маленьких, презентативных и уютных и пр. Задача архитектора – правильно организовать эти пространства.

Из программы рождаются «абсолютные формы»: например, с точки зрения освещения идеальной будет одна, рельеф диктует другой «идеальный» вариант, а видовые характеристики требуют чего-то третьего. Так возникает несколько разных моделей, каждая из которых удачно отвечает определенным требованиям. Затем мы анализируем все полученные модели, сопоставляем их, и наконец, получаем форму, которая в данном случае представляется нам оптимальной для данного участка и задачи. Наши здания максимально контекстуальны, они буквально интегрированы в ландшафт. Их нельзя взять и перенести на другое место.
 
– Ваши вкусовые предпочтения играют роль в процессе сведения нескольких абсолютных форм в одну конечную?

– Вкусовые предпочтения, безусловно, есть. Однако вкус вещь поверхностная. Скорее стоит говорить о соответствии формы нашим внутренним принципам. Есть качества, которые хочется визуализировать – такие, как неоднородность, взаимоинтегрированность частей, их пересечение и взаимодействие, многослойность, текучесть и пр. Почему у нас часто перекрытия переходят в стену, а стена в потолок? Отдельно существующие, разделённые пространства нами не приемлются даже на уровне ощущений. Потому что внутри нас существуют некие фундаментальные основы, некая парадигма мироустройства.

– Какие это основы?

– Попробую кратко ответить, осознанно упрощая глобальность дискуссии.
Особенность нашего века нам видится в том, что сейчас все понятия размыты и относительны. Сегодняшний мир существует одновременно в рамках нескольких парадигм. Одна – ньютоновская, которая была открыта давно, но в повседневность вошла всего лишь лет сто назад, потому что до этого доминировали другие, в первую очередь, религиозные парадигмы. Это «научное» представление о мире, состоящем из множества отдельных частиц, взаимодействующих по механическим законам и мир, где поведение материи с абсолютной точностью можно предсказать, зная эти законы.

В то же время все научные открытия XX века – теория относительности, квантовая физика, науки о сложности, информации и другие, пришли к тому, что эти  механические законы действуют только в рамках закрытых систем и в них активно вмешиваются такие понятия как сознание, воля и другие субъективные факторы. Да и вообще Мир не так прост и скорее всего совсем не то, чем нам кажется.
Мир есть единое целое, а частицы – лишь осколки целого, которые принимают различные формы.

– Но все же почему у вас углы либо непрямые, либо скругленные, а плоскости скошенные?

– Я объясню. Раньше критерий технологичности и индустриальности был на первом месте. С этой позиции гораздо проще было делать только прямые линии, которые хорошо совмещались с типовыми проектами и серийной мебелью. Весь XX век был построен на индустриальности. Собственно модернизм «изобрел» и криволинейность, но в основном  эстетизировал ортогональную форму, и только на более зрелом этапе развития пришёл к более сложной форме. Корбюзье, Нимейер, да все мастера архитектуры ХХ века пытались создать артистичную, художественную и в чем-то более близкую к природе форму.

– Это победа индивидуализма над индустриальностью?

– Построить сейчас можно всё, технологичность больше не связана с минимизацией количества элементов или типоразмерами. Мы сегодня в некотором смысле создаем идеальную форму под идеальную функцию, как это было, например, ранее при строительстве культовых сооружений.

Возникает более сложная, но и более кастомизированная форма, как следствие – уходит прямолинейность. Что не отменяет роль функции, как главного критерия.

– Насколько это дороже?

– Если критерий экономии для какого-то конкретного проекта является первичным, то пространство может быть ортогональным с одним единственным формирующим его  пластику скульптурным элементом. Примерно 5% объекта обойдутся в 2–3 раза дороже, чем все остальное – в общем объеме затрат это копейки. Однако если такое решение придаст зданию новое дополнительное качество, то его ценностные характеристики уже будут измеряться не только количеством затраченных строительных материалов, времени и денег.

Возьмем олимпийский стадион в Пекине, знаменитое «гнездо». Понятно, что там критерий экономичности не был на первом месте. Количество металла, затраченное на строительство его крыши в десятки, раз превышает аналоги. Но тот, кто строил этот стадион, стремился создать символ Олимпиады и страны в целом. С этого проекта были получены совсем другие дивиденды.

– Как часто в вашем случае находится понимающий заказчик, готовый идти на дополнительные затраты ради пластики и формы?

– У нас нет задачи раскрутить заказчика и заставить его платить «лишние» деньги за красоту. Но зачастую участок, с которым мы работаем, ставит задачи, которые нельзя решить традиционными способами. Например, мы делали в Щукино проект двух новых детских садов и школы. На данной территории, которой не хватало даже для существующих построек, необходимо было разместить объекты в три раза большей емкости. Эта задача не решаема в картезианской системе. Есть типологии школ, которые прекрасно подходят для участка в чистом поле. Но они были не применимы для такого сложного участка как наш. Нам пришлось задействовать все 100% его потенциала.  В результате родилось неожиданное и кажущееся сложным решение, когда значительная часть здания уходит под землю, появляются эксплуатируемые кровли, ломаные линии (результат анализа инсоляции), появляются соединительные мосты-коридоры и пр.
Антон Надточий. Фотография © Атриум
Barkli Park на улице Советской армии. Постройка © Атриум / Антон Надточий

Форма, при всей ее важности всё же не самоцель. Она является в нашем случае результатом функциональной необходимости, а пластика появляется сама собой и является внутренней сутью здания.

Собственно, поэтому мы так не любим декорации, которые сегодня являются символом постмодернизма.

– А вы не любите постмодернизм?

– Так сказать нельзя! Именно постмодернизм создал сложное пространство взамен простой ортогональной системы классического модернизма. Позднее квинтэссенцией постмодернизма стал деконструктивизм, который возвел пространство в степень сверхсложности.

Но если, например, в фильмах Питера Гринуэя постановочные декорации, заигрывание с историческими ассоциациями, театральность, ирония и гротеск – все эти литературные средства, которые постмодернизм активно использовал – воспринимаются вполне органично, то в архитектуре – это подмена понятий.

Главным инструментом архитектуры как искусства, прежде всего, являются пространство и форма. Символизм, историзм и прочие наслоения – от лукавого, они могут присутствовать только в рамках наличия основного объемно-пространственного решения. Да, границы между искусствами и жанрами сегодня менее строгие, но их невозможно отменить. В некотором смысле мы выступаем за очищение архитектурного языка.

Не всё конечно получается на сто процентов. К примеру, наш проект «Планеты КВН» в результате получился популистский, и в нашем представлении даже декоративный, потому что пластика фасада в результате оказалась никак не связана с внутренней планировкой. Я бы предпочел, чтобы было как в Бильбао, где существует единая композиция и единая структура.
Реконструкция здания к/т «Гавана» для «Планеты КВН» © Атриум / Илья Егоркин
Проект интерьеров. Реконструкция фасадов для Московского молодежного центра «Планета КВН»
© ATRIUM

Впрочем, форма обоснована «снаружи», градостроительно – наш фасад по-новому организует площадь и перекресток. К тому же мы не имели никакой возможности работать с внутренней структурой здания, так как это реконструкция и коробка стен досталась нам от старого кинотеатра, да и интерьеры делали не мы. Мы предлагали проект, который позволил бы создать перекличку между внешней конструкцией и интерьером, но он в работу не пошел. Сейчас там внутри сделаны чудовищно безвкусные псевдоклассические интерьеры с филенками, арочками и пейзажной живописью на стенах. Подобный подход нам, мягко говоря, не близок.

– Для вас так важна связь между фасадом и интерьером?

– На самом деле у нас нет отдельно интерьеров, отдельно фасадов.

Мы не рисуем фасады, это противоречит нашему пониманию архитектуры. Фасад всегда получается сам.

Создается некая объемная композиция – единая внутри и снаружи. А фасад – это просто взгляд на дом в ортогональной проекции. Он в принципе отсутствует в жизни как таковой, потому что человек ведь все видит в процессе движения, в перспективе, а не фронтально.

Мне понравился девиз одной компании: «Мы начинаем там, где другие останавливаются». Если обычно рисуется план, потом он поднимается и получается форма, то мы, начинаем заниматься архитектурой иначе, когда другому, показалось бы, что все уже сделано. Процесс поиска оптимального функционального и формального решения идет параллельно, в объеме, и проходит много итераций. Тут, как в танце, нет отдельных движений, одно проистекает из другого.

– Вы в этом смысле получаетесь такие настоящие, незамутненные модернисты: отсутствие фасада, принцип изнутри–наружу, абстрактная форма, перетекающее пространство…

– У модернистов были еще и жизнеустроительные амбиции. В какой-то степени они и у нас есть: мы тоже формируем комфортную среду, но при этом провоцируем людей как-то по-другому мыслить, видеть в архитектуре нечто большее, чем просто более или менее симпатичные здания. Однако в наших эмоциях отсутствует тот позитивизм, и жизнеутверждающий порыв, свойственный  началу ХХ века.

Мы пользуемся тем же формальным языком и приемами, но стремимся дать собственную, в чем-то более изощренную интерпретацию, отразить другие качества.

Для нас по-прежнему важна структурность и её артикулированность, но при этом мы редко работаем с одной формой, наше здание – результат взаимодействия нескольких элементов, при этом сами формы и создаваемые ими пространства более сложны, неоднозначны, разномасштабны, а объект менее однороден. Его конструкция уходит от картезианской сетки колонн. Мы стремимся трансформировать привычные архитипы: пол – стена – потолок, окно, крыша, лестница и пр., превращая здание в единый скульптурный объект, где границы стандартных элементов будут максимально размыты, или совершенно по-другому интерпретированы. Это и есть художественная составляющая. Если объект олицетворяет что-то большее, чем просто дом, то он – уже акт творчества или искусство, а если нет, то это, в лучшем случае, ремесленный объект.

Модернистская архитектура отражала свое время, мы пытаемся отражать свое.
Наша архитектура – это попытка констатации современности, в самом актуальном её понимании.

– Но ведь, если говорить о современности, нелинейность у нас вроде как закончилась, теперь пришли другие течения – устойчивая и зеленая архитектура, урбанистика...

– Это совершенно не пересекающиеся понятия.

Устойчивая и зеленая архитектура тесно связана с холистическими концепциями о единстве мира, который нужно беречь. Все понимают, что углеводородные ресурсы в ближайшие сто лет, а то и раньше, закончатся, во многих странах их уже нет, что заставляет задуматься об энергопотреблении, долговечности, экологичности и пр. Это в большей степени экономическая потребность и один из вопросов выживания. Все вышеперечисленное способствовало серьезному технологическому прорыву, но всё это скорее технические новшества и никакой новой формы или концепции в архитектуре они не создали, на развитие архитектуры как искусства пока никак не повлияли. Из исключений вспоминается только проект Cloud 9 в Барселоне, но зато полно примеров «суперзеленых» зданий, которые с точки зрения архитектуры чудовищны или в лучшем случае ничего собой не представляют. Мы тоже делаем «зеленую» архитектуру. Например, наш жилой дом «Баркли парк» полностью спроектирован и построен в соответствии с золотым стандартом системы Leed, но формальное решение в нем вырабатывалось совершенно по другим критериям.

Понятно, что с развитием технологий и повышением качественных требований, здания становятся технически всё более совершенны. Сегодня, это просто часть профессиональной работы. Этих стандартов устойчивого развития много, в России разработан собственный – САР СПЗС, и это все, безусловно, положительные процессы.

Что касается урбанистики, то она была всегда. Градостроительные концепции делали и в ХХ веке, и в эпоху Возрождения, и в Древние века (недавно на Кавказе видел пещерные города, которые датируются четвертым тысячелетием до н.э.). Безусловно, как отдельное направление, урбанистика развивается, и её подходы становятся более изощрёнными, экономически мотивированными, статистически и математически обоснованными, социально спрогнозированы и пр. По крайней мере, в это очень хочется верить.

Сейчас в Москве, наконец продекларированы и находят свою реализацию новые для города градостроительные подходы, которые логично вытекают из смены экономических отношений. Новой градостроительной единицей становится квартал. Плюс, город начал возвращать жителям улицы и общественные пространства, бороться за их качество, в комплексном значении этого слова. В создании среды большое место уделяется также благоустройству и работе с ландшафтом. Это очень важно.

Тем не менее, переход на квартальную застройку сам по себе вряд ли решит все проблемы. В градостроительстве тоже должно быть место артистичности. На мой взгляд, если бы в Хафен Сити не принимали участие Энрик Миралес, Гюнтер Бениш и те же Херцог&де Мерон то, не смотря, на качественную урбанистическую концепцию и, в общем, не плохие здания, всё было бы крайне скучно и не интересно. Городу необходимы контрасты, неоднородность, активность и насыщенность. Особенно такому городу как Москва.

Сегодняшняя большая популярность урбанистики и зеленых технологий, видимо, связана с чередой мировых кризисов и с необходимостью переосмысления социальных и экономических аспектов архитектуры. Но они скорее ищут ответ на вопрос «Что делать», вопрос же «Как делать» по-прежнему находится в плоскости авторских решений, вне зависимости от устоявшихся типологий и регламентов.

Мы сами делаем всё больше и больше градостроительных проектов, и пытаемся применять в них те же принципы, которые отработали за почти двадцать лет в интерьерах и объемном проектировании, поскольку эти принципы достаточно универсальны, и пытаемся дать собственный ответ «Как делать». В этом смысле наиболее программной для нас работой стала концепция района площадью 300 гектар в Краснодаре, которую мы сделали ещё лет пять назад.

– Что, в таком случае, для вас архитектура?

– Не знаю, насколько крамольной является эта мысль, но для нас сутью архитектуры является формотворчество, а искусство работы с формой – главным критерием оценки ее художественного качества. Вернее было бы сказать не с формой, а формой-пространством. И не важно, в масштабе интерьера, здания или города это происходит.

Форма может быть и в урбанистике, и в эко-архитектуре. В градостроительных проектах мы тоже работаем с формой, просто она переносится в другой масштаб. Я вижу такую зависимость: как только форма начинает превалировать над пространством начинается дизайн, когда превалирует пространство – это интерьер или город. Проектирование офисного многоэтажного здания – в большей степени дизайн, там внутри человек все время находится в пределах одного этажа, здание целиком изнутри не прочитывается, соответственно утрачивается самое главное: восприятие формы.
Мы пытались решать эту проблему в нашем проекте торгово-офисного комплекса у метро Водный стадион. Пришлось делать консоли, применять несколько типов стекла и отделок ради создания пластики реально взаимодействующих объемов.

Самый «правильный» для меня масштаб – частный дом или общественное здание, потому что в них соотношение пространства и формы, пустоты и массы приблизительно равное.

– Получается, что вы формалисты?

– Пусть будет так, хотя как я уже говорил мы против каких либо ярлыков.

– И в вашей архитектуре нет сюжета?

– Сюжет нашей архитектуры нелитературен, наш сюжет – это сценарий считывания объекта и его расшифровка. Объект не должен быть полностью понят с первого взгляда. Чем отличается для меня модная архитектура от настоящей? Модная лишь имитирует образ. Когда смотришь на здание КВН, оно считывается, как знак, с первого взгляда. Не нужно долго ходить вокруг здания, чтобы до конца его понять – поэтому я считаю его модной архитектурой.

Мы же, как правило, стремимся делать здания-ребусы. В разных точках они разные. В процессе расшифровки, по мере осознания структуры здания, у человека меняется восприятие: это приключение, в процессе которого делаются всё новые и новые открытия.

– Заха Хадид говорит, что отталкивается от русского авангарда. А от кого отталкиваетесь вы? Баухауз, Малевич, русский конструктивизм?

– Я заканчивал кафедру теории и истории советской и современной зарубежной архитектуры в МАрхИ. Тема моей исследовательской работы «Трансформативная грамматика архитектуры в творчестве Питера Айзенмана». Сам термин «трансформативная грамматика» родился, когда я исследовал язык мастеров новейшей архитектуры и его истоки. У Айзенмана есть проект частного дома, где в качестве первоосновы взят простой кубик, который катится с горки, и накладывающиеся друг на друга его проекции формируют новые пространства. Приблизительно как в картине Марселя Дюшана – «Обнаженная, спускающаяся по лестнице». Там на полотне статично запечатлены разные фазы движения…

Последнее время всё чаще вдохновляюсь советским модернизмом 70-80х, который создал много недооценённых мировых шедевров. Я считаю, что пансионат «Дружба» в Ялте – не менее значимое архитектурное произведение, чем Ля Туррет, а здание Автодора в Тбилиси не уступает самым смелым концептам метаболистов.

Так что, если говорить об источниках, то их много, наверное, они пересекаются с теми, что у Захи. Просто нам не нравится, что Западный мир узурпировал русский авангард, и если ты делаешь что-то этим же языком – языком абстрактной формы, то вроде как заимствуешь уже у них.

Конечно, на Западе традиции современной архитектуры в ХХ веке не прерывались, как у нас. Поэтому понятно, что они успели сделать гораздо больше, чем мы в России. Плюс на это накладывается высокий уровень образования, технологического развития и сама система отношений, которая профессионализм и архитектурное качество ставит во главу угла.

Мы много работали с иностранными архитекторами и специалистами здесь в России, и опыт взаимодействия оцениваем неоднозначно. Наиболее удачным и полезным для нас был опыт совместной работы с MVRDV над конкурсом Зарядье. Жаль, что мы заняли только третье место, хотя наш проект мне нравится более всех. Мы стремились сделать парк наиболее специфичным и именно для этой уникальной исторической территории Москвы. Его невозможно перенести в другое место. Это и культурно-исторический ребус, и ландшафтно-архитектурный объект и просто комфортное место для гостей и жителей города, с набором разнообразных пространств и природных картин. Винни Маас конечно гениальный архитектор. Есть чему у них поучиться и с точки зрения концептуальности, и с точки зрения технологического процесса.
Ночной вид сверху. Парк «Зарядье»
© MVRDV / предоставлено ATRIUM
Комплекс таунхаусов в квартале D2 иннограда Сколково. Конкурсный проект © Атриум

– Кто из отцов абстрактного искусства вам ближе: Малевич или Кандинский?

– С точки зрения супрематизм или конструктивизм, наверное, правильней был бы вопрос – Малевич или Татлин?
Малевич. Потому что мы не эстетизируем конструкции, хай-тек – не наша тема. Черный квадрат (а в особенности Белый квадрат) – это квинтэссенция абстрактной мистической формы, максимум абстракции. Если же выбирать между Малевичем и Кандинским, то, наверное, второй. У Малевича, скорее, – чистая декларация, манифест, а у Кандинского – уже музыка, сама жизнь. Правда, больше Кандинского я люблю Филонова.

Также мы очень уважаем Миса, потому что он открыл свободное пространство и вывернул все наизнанку. Если до него пространство было герметичным – основной функцией архитектуры считалась защита от воздействия внешних агрессивных факторов, то в XX веке ситуация изменилась, и появилось «свободное пространство», пространство Миса ван дер Роэ.

Еще один герой – Ганс Шарун, из-за отношения к взаимодействию частей. Он первым ушел от ортогональности и начал делать по-настоящему скульптурные объекты. Он очень интересно реагировал на ситуацию, открыл динамичные формы. Из русских архитекторов мне ближе всего Константин Мельников, у которого новаторство было основной характеристикой практически всех работ. 

– Но Мельниковская форма далеко не абстрактная, наоборот – очень телесная и пластичная. Мельников и Малевич – скорее полюсы. И мне кажется, что вы ближе именно к Мельникову. Малевич – это мистика. А где у вас мистика?

– Да, Малевич привлекает нас чистотой абстракции, а архитектура у нас пластичная. Язык архитектуры ведь абстрактен, как и музыки: архитектор, как и композитор, создает свою пластику из предельно абстрактных первоэлементов.

– То есть для вас абстракция это способ отказаться от классической декоративной архитектуры?
 
– Да! Язык абстрактен, а то, что им сказано, уже имеет форму, каждый объект – особое авторское высказывание.

Частный жилой дом в поселке «Горки-6» © Атриум / Юрий Пальмин
Мастерская:
ATRIUM http://atrium.ru/

29 Января 2014

Технологии и материалы
Теневая игра: новое слово в архитектурной солнцезащите
Контроль естественного освещения позволяет создавать оптимальные условия для работы и отдыха в помещении, устраняя блики и равномерно распределяя свет. UV-защита не только сохраняет здоровье, но и предотвращает выцветание интерьеров, а также существенно повышает энергоэффективность зданий. Новое поколение систем внешней солнцезащиты представляет компания «АЛЮТЕХ» – минималистичное и функциональное решение, адаптирующееся под любой проект.
«Лазалия»: Новый взгляд на детскую игровую среду
Игровой комплекс «Лазалия» от компании «Новые Горизонты» сочетает в себе передовые технологии и индивидуальный подход, что делает его популярным решением для городских парков, жилых комплексов и других общественных пространств.
​VOX Architects: инновационный подход к светопрозрачным...
Архитектурная студия VOX Architects, известная своими креативными решениями в проектировании общественных пространств, уже более 15 лет экспериментирует с поликарбонатом, раскрывая новые возможности этого материала.
Свет, легкость, минимализм: поликарбонат в архитектуре
Поликарбонат – востребованный материал, который помогает воплощать в жизнь смелые архитектурные замыслы: его прочность и пластичность упрощают реализацию проекта и обеспечивают сооружению долговечность, а характерная фактура и разнообразие колорита придают фасадам и кровлям выразительность. Рассказываем о современном поликарбонате и о его успешном применении в российской и международной архитектурной практике.
​И шахматный клуб, и скалодром: как строился ФОК...
В 2023 году на юго-востоке Москвы открылся новый дворец спорта. Здание напоминает сложенный из бумаги самолётик. Фасадные и интерьерные решения реализованы с применением технологий КНАУФ, в том числе системы каркасно-обшивных стен (КОС).
​За фасадом: особенности применения кирпича в современных...
Навесные фасадные системы (НФС) с кирпичом – популярное решение в современной архитектуре, позволяющие любоваться эстетикой традиционного материала даже на высотных зданиях. Разбираемся в преимуществах кирпичной облицовки в «пироге» вентилируемого фасада.
Силиконо-акрилатная штукатурка: секрет долговечности
Компания LAB Industries (ТМ Церезит) представила на рынке новый продукт – силиконо-акрилатную штукатурку Церезит CT 76 для фасадных работ. Она подходит для выполнения тонкослойных декоративных покрытий интенсивных цветов, в том числе самых темных, гарантируя прочность и устойчивость к внешним воздействиям.
Свет и материя
​В новой коллекция светильников Центрсвет натуральные материалы – алебастр, латунь и кожа – создают вдохновляющие сюжеты для дизайнеров. Минимализм формы подчеркивается благородством материала и скрывает за собой самую современную технологию.
Teplowin: новое имя, проверенный опыт в фасадном строительстве
Один из крупнейших производителей светопрозрачных конструкций на российском строительном рынке – «ТД Окна» – объявил о ребрендинге: теперь это бренд Teplowin, комплексный строительный подрядчик по фасадам, осуществляющий весь спектр услуг по производству и установке фасадных систем, включая алюминиевые и ПВХ конструкции, а также навесные вентилируемые фасады.
Архитектурная подсветка фасадов ЖК и освещение придомовой...
Уютно должно быть не только внутри жилого комплекса, но и рядом с ним. В этой статье мы рассмотрим популярные осветительные решения, которые придают ЖК респектабельности и обеспечивают безопасную среду вокруг дома.
Облицовочный кирпич: какой выбрать?
Классический керамический, клинкерный или кирпич ручной формовки? Каждый из видов облицовочного кирпича обладает уникальным набором технических и эстетических характеристик. На примере продукции ГК «Керма» разбираемся в тонкостях и возможностях материала для современных проектов.
Sydney Prime: «Ласточкин хвост» из кирпича
Жилой комплекс Sydney Prime является новой достопримечательностью речного фронта Большого Сити и подчеркивает свою роль эффектным решением фасадов. Авторский подход к использованию уникальной палитры кирпича в навесных фасадных системах раскрывает его богатый потенциал для современной архитектуры.
Возрождение лесной обители. Как восстанавливали старинный...
Во Владимирской области возрожден из руин памятник церковного зодчества начала XIX века – Смоленская церковь на Веретьевском погосте. Реставрационные работы на каменном храме проводились с использованием материалов компании Baumit.
Урбанистика здоровья: спорт в проектах благоустройства
Уличные спортивные зоны являются неотъемлемой частью современной урбанистической среды и призваны, как и благоустройство в целом, стимулировать жителей больше времени проводить на улице и вести здоровый образ жизни. Компания «Новалур» предлагает комплексные решения в области уличного спорта и также является производителем линейки уличных тренажеров с регулируемой нагрузкой, подходящих максимально широкому кругу пользователей.
​Архитектура света: решения для медиафасадов в...
Медиафасады – это инновационное направление, объединяющее традиционные архитектурные формы с цифровыми технологиями. Они позволяют создавать интерактивные здания, реагирующие на окружающую среду, движение пешеходов или даже социальные медиа. Российская компания RGC представляет технологию, интегрирующую медиа непосредственно в стеклопакеты.
Как уменьшить запотолочное пространство для коммуникаций?
Повысить уровень потолка за счет сокращения запотолочного пространства – вполне законное желание девелопера, архитектора и дизайнера. Но этому активно сопротивляются инженеры. Сегодня мы расскажем о красивом и нестандартном решении этой проблемы.
Холст из стекла
Открытие нового корпуса Третьяковской галереи на Кадашевской набережной в мае 2024 года ознаменовало не только расширение знаменитого музея, но и знаковое событие в области использования архитектурного стекла с применением технологии печати. О том, как инновационное остекление расширило границы музейной архитектуры – в нашем материале.
От эскиза до «Дракона»: творческая кухня «Новых Горизонтов»
Компания «Новые Горизонты», отметившая в 2024 году свое 25-летие, прошла путь от дистрибьютора известного финского производителя Lappset до разработчика собственных линеек детского игрового оборудования. За четверть века они эволюционировали от импортера до инновационного проектировщика и производителя, способного воплощать самые смелые идеи в реальность.
​Палитра вашего путешествия
Конкурс авторских палитр для интерьера «Время, место и цвет» в самом разгаре. Его проводит дизайнер, декоратор и преподаватель Виктория Малышева в партнерстве с брендом красок Dulux. Виктория рассказала об идее конкурса и собственных палитрах.
Сейчас на главной
Эволюция по плану
Бюро ASADOV презентовало павильон микрокультурного общественного Эвицентра: места для всестороннего развития, мастерклассов и гимнастики. Но еще, он же – прообраз загородного дома, наследник «Лоскутка», масштабируемый в несколько раз и изготавливаемый на заводе из CLT-панелей. Но и это еще не все. Это старт девелоперского проекта от архитектурного бюро (sic!). Архитекторы ищут партнеров для развития как маленьких эви-поселков, так и новых эви-городов, рассчитанных, по словам Андрея Асадова, на «эволюционное» развитие личностей, которые будут их населять.
Память о работе
Крупную нефтебазу 1960-х, расположенную в Ханчжоу прямо на берегу Великого канала, Кэнго Кума превратил в современный индустриальный парк Сяохэ.
Жить в золоте
Многоквартирный дом Cœur Atlantis в южном пригороде Парижа по проекту роттердамского бюро KCAP.
Плач, затмение и городище
Якорный объект экопарка «Каялов бор» в городе Россошь – маршрут длиной в 3,5 километров, который знакомит посетителей с событиями, описанными в «Слове о полку Игореве». Архитекторы воронежского бюро TOU ARCHITECTS дополняют тематические объекты, которые обеспечивают разнообразный досуг, спортивными трассами и событийной площадью.
Зодчество 2024: семеро
Как уже говорилось, в этом году главные награды «Зодчества» не присуждены. Рассуждаем, почему так, фантазируем на тему возможных форматов судейства – как бы было хорошо, как бы было здорово… Вместо двух наград получилось семь: их состав тоже интересен. Публикуем полный список лауреатов XXIII фестиваля.
Балкон над долиной
Вилла на севере Ливана по проекту местного бюро BLANKPAGE Architects раскрывается над зеленой приморской долиной как панорамная терраса.
Золотая коронка
Концепцию стоматологической клиники в Екатеринбурге бюро CNTR обозначило как mouth full of gold: белоснежные стены из керамогранита оттеняют матовые латунные детали. Чтобы отсылка не стала слишком прямолинейной, архитекторы сосредоточились на пропорциях здания, лавируя между инсоляционными и пожарными ограничениями.
Собор для туристов
Трехнефный вокзал для линии скоростной железной дороги по проекту gmp в Наньчане облегчит путь на работу жителям, а туристам – доступ к ключевым достопримечательностям региона.
Спелый апельсин
Учебный центр Edu Expo построен в центральной части Ташкента по проекту местного бюро Parallel architects. Относительно простая планировочная структура – аудитории и конференц-залы, сосредоточенные вокруг центрального холла – проявлена на фасаде панелями с паттерном штрих-кода. Однако вставки ярко-оранжевых балконов и ниш полностью меняют восприятие.
Гибкость и интеграция
Не так давно мы рассказывали о проекте 4 очереди ЖК ÁLIA, спроектированной компанией APEX. Теперь нам показали варианты разработанных ими же ограждений пространств приватных дворов, с интегрированными в них разнообразными общественными функциями. Участие архитекторов комплекса в работе над такой деталью, как ограды, – считаем показательным.
Сады и узоры
С проектом креативного кластера в Саудовской Аравии бюро IND взяло премию WAF в номинации «Проекты», в категории «Культура». Архитекторы предложили жесткую ортогональную структуру, но интегрировали в нее систему камерных пространств с тенью, садами и водоемами. Отсылки к традиционной культуре, такие как трамбованная земля или имитация узоров на ткани, соединяются с вертикальным озеленением и структурным остеклением.
Начало новой жизни
ЦСИ Винзавод объявляет о начале переосмысления архива, собранного за время его работы на протяжении 17 лет. Архив и библиотека будут доступны для исследователей, обещан сайт и ежегодные выставки. Первая открылась сейчас в Зале красного: интерьер уподоблен лаборатории будущего анализа, но базируется это высказывание на христианской и дионисической теме умирания / оплакивания / возрождения, тесно связанной с вином. Прямо таки пара «Архитектуре духа».
И свет, и тень
Сегодня последний день работы выставки «Открытого города» в Руине Музея архитектуры. Там атмосферная экспозиция кураторов: Александра Цимайло и Николая Ляшенко, – почти как это бывает в иерархии многих церквей – подчинила себе информацию о проектах воркшопов. Но получилось красиво, этакий храм новой реальности понимания духа. И много – 13 участников. Такая, знаете ли, особенная дюжина.
Древнеримский порядок
Учебный корпус CuBo Римского биомедицинского университета по проекту бюро Labics соединяет в себе открытость и ориентированность на коммуникацию с жесткой матрицей древнеримского градостроительства.
Лес у моря
В рамках архитектурной экспедиции «Русский Север», организованной СПбГАСУ, студентам удалось посетить труднодоступное село Ворзогоры. Сложную дорогу окупает увиденное: песчаный берег Белого моря, старинные деревянные церкви, нетронутый пейзаж. В своих работах команды искали способы привлечения туристов, которые не нарушат уклад места, но помогут его сохранить.
Вызов технический и туристический
Смотровые платформы над рекой Нуцзянь в Тибете по проекту бюро Archermit задуманы как вызов для путешествующих по западу Китая туристов, но экстремальные условия Сычуаньских Альп потребовали максимальных усилий и от архитекторов, конструкторов и строителей.
WAF 2024: малые награды
Завершаем наш обзор финалистов Всемирного фестиваля архитектуры специальными номинациями. В этом году отмечены выдающие работы с цветом, естественным светом, камнем, а также экологичными решениями. Приз за лучший малый объект вновь ушел в Японию.
Сказки Нёноксы
Архитектурная экспедиция «Русский Север», организованная СПбГАСУ, посвящена исследованию туристического потенциала двух арктических сёл. В этой публикации рассказываем о поморском поселении Нёнокса, сохранившем пятишатровую церковь и другие характерные деревянные постройки. Пять студенческих команд из разных городов на месте изучали архитектурное наследие и дух места, а затем предложили концепции развития с модным «избингом» и экотропами, а также поработали над брендом и событийной программой.
Шаг вперед
Жилой комплекс HIDE стал для архитекторов ADM, Андрея Романова и Екатерины Кузнецовой, существенным рубежом в поиске новой пластики высотных башен: гибкой и дискретной, позволяющей оживлять объем и силуэт, моделировать форму. За последние годы подход стал «фирменной фишкой» ADM, а его в становлении ключевую роль сыграла, в частности, золотистая башня HIDE. Рассказываем историю, рассматриваем подробности построения комплекса, находим его стержень.
Роль фактуры
Активная поверхность бетона на фасадах и в интерьерах – основа архитектурного образа виллы в пригороде Бразилиа по проекту Studio Bruno Porto.
WAF Inside 2024: голодный город
Жюри Всемирного фестиваля архитектуры признало лучшим интерьерным проектом года пекинскую лапшичную. Новозеландское бюро Office AIO сумело найти оптимальные планировочные решения для гибридной концепции обслуживания, а также, оставаясь в рамках минимализма, предложило яркие решения, которые притягивают посетителей и располагают к общению. Рассказываем подробнее об этом проекте и показываем победителей других категорий.
Зодчество 2024: шесть причин зайти на фестиваль
Сегодня в 32 раз стартует фестиваль Союза архитекторов «Зодчество». Он продлится 3 дня: Гостиный двор будет заполнен экспозициями, программа же заполнена мероприятиями. Мы посмотрели на анонсы и сделали свою выборку, чтобы помочь вам сориентироваться. Дедала – вручают в четверг вечером.
WAF 2024: инклюзия
Всемирный фестиваль архитектуры подвел итоги. Главный приз забрала школа, тесно связанная с сообществом аборигенов Австралии, проектом года стал религиозный центр алевитов в Турции, а в лучшем ландшафтном проекте используются традиционные архитектурные мотивы китайского субэтноса хакка. И даже работа российского бюро в этом году попала в список финалистов – при соблюдении условия, что сделана она для другой страны. Рассказываем о победителях и финалистах.
Черное кимоно
Бюро IDEOLOGIST подготовило проект реконструкции позднесоветской базы отдыха, расположенной на скале у Черного моря, недалеко от Геленджика. Концепция выдержана в японском духе, что с одной стороны соответствует вектору развития курорта, с другой – логично соотносится с созерцательными пейзажами субтропического пояса.
Золото в песках
В Дубае открылся офис трансконтинентальной компании, связанной с добычей и обработкой ресурсов. Его интерьер реализован по проекту T+T Architects, а они мастера своего дела, умеют организовать пространство современно, разнообразно, гибко и оригинально. В данном случае на представительском этаже «царит» гигантская, облицованная золотистой латунью, перегородка, а контекстуально обоснованный фон дает слоистая фактура прессованной земли.
Новые проекты в малых городах
Показываем отчет о паблик-токе «Большие амбиции малых городов», предоставленный его организаторами. Среди проектов – два для Палеха, по одному для Наро-Фоминска и Зеленоградска
Пресса: Это Валентин Коган (бюро SLOI) — пожалуй, самый востребованный...
Основателя бюро SLOI Валентина Когана можно назвать самым успешным молодым архитектором Петербурга — по его проектам строят сразу несколько больших объектов, в том числе протестантскую церковь в Парголово и жилой комплекс и гостиницу рядом с Островом фортов в Кронштадте. Как успевать за глобальными профессиональными трендами, что общего у придуманного им деревянного храма с айфоном и какие КОНКРЕТНЫЕ (да, капсом!) меры помогут сделать архитектуру Петербурга лучше, специально для отдела «Петербург будущего» Собака.ru архитектурный критик Мария Элькина узнала у Валентина Когана.
«Открытый город 2024»: Алтари неизведанного. Стихийное...
Знакомим еще с одним воркшопом фестиваля «Открытый город» – «Алтари неизведанного. Стихийное сакральное» под руководством MARKS GROUP. Основная цель воркшопа – провести самостоятельное исследование и получить практические навыки, которые студенты могли бы применить в дальнейшей работе. Объектом исследования была предложена гора Воттоваара в западной Карелии.
Культурный треугольник
Еще один проект мастерской «Арканика» для Альметьевска – трехэтажная художественная галерея, которая расположится у Каскада прудов в пешей доступности от штаб-квартиры «Татнефти». Главными аттракторами послужат подсвеченные фасады и кровля-амфитеатр, ориентированная на мечеть, а также функциональная программа, продуманная компанией «Новая земля».