Ядром выставки стали работы двух известных московских фотографов, Влада Ефимова и Юрия Пальмина, сделанные в рамках специального проекта. К этой художественной части присоединились два других проекта, журналистское исследование от ‘GEO’ и стенды, посвященные работе нижегородских реставраторов НИП «Этнос», специализирующихся в числе прочего на реставрации и каталогизации деревянной архитектуры. Эти проекты стали удачным информационным дополнением к художественной фотовыставке.
В результате выставка получилась более объемной, чем можно было бы ожидать от фотопроекта. Она привлекла внимание специалистов. А всем остальным продемонстрировала – появление этой выставки сейчас не случайно. Если в последней трети XX века деревянные дома в Нижнем Новгороде тихо разрушались от старости и небрежения, а в 1990-е их даже пытались сохранять, то недавно (да что уж там - после прихода губернатора Шанцева) в судьбе этих представителей среовой застройки наметился печальный поворот: значительная часть деревянных домов подлежит уничтожению. На их месте, на окраинах юго-восточной, исторической части города, задумано жилое строительство. Может быть, кризис этому помешает и дома продолжат тихо разрушаться. А может быть, и нет.
Но все то, что говорилось на открытии, как-то не оставляет деревянному городу надежды – либо дома снесут, вычеркнув то, что понадобится, из реестра памятников; либо сожгут; либо они разрушатся от старости; надежда на спасение есть у зданий со статусом памятника, но и они после реставрации подчас выглядят несколько… пластмассовыми, что ли. Иллюзий о сохранении деревянных кварталов, как кажется, уже никто не питает – все, что остается, это фотографировать. Так мы и возвращаемся к основной части выставки – фотографиям, зафиксировавшим дома и вместе с тем процесс их разрушения. Об особенностях этих фотографий, и этого разрушения – эссе Марины Игнатушко:
Если взять двух замечательных фотографов, поселить их в Нижнем Новгороде на несколько дней, объяснить, по каким адресам ходить, то вовсе не значит, что они будут покорно следовать инструкции, кропотливо изучать пропорции, искать сандрики и сравнивать разновидности резьбы. Им не нужен реестр, обмеры и пояснительные записки. Ждать от них художественных восторгов, а также точного обозначения «дом генерала» или «дом ямщика», просто наивно. Их произведения не украсят «Записки краеведов», потому что не содержат методичных исследований о том, затронула ли переделка габариты фасадов, или изменения коснулись только архитектурной пластики. И количество снимков не влияет на картину целого. Представление о целом ускользает, растворяется во множестве осколков-впечатлений…
Помня, как результаты экспедиций выглядят в справочниках, научных публикациях и в путеводителях, в первый момент ощущаешь легкий привкус поражения. Ну не этого следовало ожидать от серьёзной затеи!
Где протест против снесения старых домов и попытка увидеть в них памятники архитектуры?!
Нет протеста.
Нет даже вопросов, в ответ на которые пытливые умы собирали бы конференции, изучали опыт и предпринимали меры по сохранению исторического наследия.
Нет в этих съёмках Ефимова и Пальмина документальной фиксации исторической среды. Но и самой среды тоже – давно нет.
Слои сталкиваются как природные стихии. Формы утратили стабильность. Первоначальный замысел растрепало время. Сами домики настраивают на иной масштаб восприятия, провоцируют чувства.
В прогулке по старому городу художники увлечены эстетическими переживаниями. Полутона, ритмы теней, прозрачность и плотность, ряды и нагромождения, округлое и прямое, массивное и изящное, - всё это дышит тепло и спокойно…
Да, именно – тепло и спокойно, побуждая не к действию, а к медитации.
Мы так же бродим по городу, давно позабыв исторические сюжеты, даты, байки, не отличая пилонов от пилястр. Полностью – во власти визуальных, пространственных переживаний, иногда окрашенных личными воспоминаниями.
Воспоминания никак не соотносятся с историей и бытом старых домов. Поэтому съёмка деревянного города сторонним наблюдателем – эксперимент чистый, не нагруженный частным опытом и сентиментальными отношениями. В этом взгляде на старый Нижний местный мифологический контекст не прочитывается, поэтому изображение выходит на иной уровень обобщения. Деревянный город – это руины русской идентичности, утратившей волю, «почти природного процесса забвения прошлого». Руинированное пространство освобождает от иллюзий повседневности, примиряет с силой времени.
Гипнотическое очарование распада философы связывают с восприятием руин в конечном счёте как продукта природы. Человеческая целесообразность уступает бессознательным силам.
Быть может, потому поджоги старых деревянных домов во имя новостроек вызывают возмущение: в естественную гармонию увядания вторгается нетерпение и жадность. Приближающийся к руинам гул бульдозеров и машин пугает, потому что сигнализирует о конце созерцания.
Обращение к феномену руины симптоматично.
Руина отличается от мусора: она ценна сама по себе – как многослойный эстетический объект, где «прошлое и настоящее слиты в единую форму». Восприятие не зависит от того, соединит ли наше воображение фрагменты в существовавшее прежде целое. Руина – это «остатки во времени некоего целого, которое выражает себя исчерпывающим образом в случайном времени собственной части». Она не просто даёт некое представление о гармонии прошлого, но провоцирует новые переживания.
Эта форма переживаний нуждается лишь в пространстве и времени: пояснения, перечень дат и имён становится утомительным дребезжанием, не оформленным в мелодию.
Определение руины как «формы слияния» помогает понять и негативность практики так называемого воссоздания памятников. Разобрали деревянный дом по брёвнышку, выбросили гнильё, оставили три подлинных венца, обновили «столярку», собрали объект на новом надёжном месте – а не греет! Пропорции, объёмы вроде те же, только опыт повседневного слит уже с аттракционом. Попытка не просто остановить время, а проигнорировать его.
Медитации Ефимова и Пальмина в деревянном Нижнем Новгороде имеют результат в полном соответствии с жанром. Фотографии отражают видение человека с иной картиной мира, чем была у строителей деревянных домов: сказался опыт съёмок авторами современной архитектуры и советского конструктивизма.
Трансцендентная чувственность перекодировала смыслы, выразив духовное не в обращении к историческому, а с помощью цвета и абстрактных форм. Случайность, зыбкость кустарной геометрии деревянных домов придают этим абстракциям человеческое звучание. «Печаль моя светла» - как же иначе…
