Автор текста:
Наталья Коряковская
В сети бытует версия, что сильно поврежденное в обе мировые войны здание потребовало срочного ремонта, на который у муниципалитета не оказалось четырех миллионов евро; по собору пошла трещина, и он грозил рухнуть в любой момент. На это, к примеру, указывает пользователь Иван Потапов, по мнению которого Сен-Жак ко всему прочему «ничем не примечательная неоготическая церковь, какая есть в каждом втором французском городе». По мнению блоггера, имеются гораздо более возмутительные примеры сносов из того, что было построено за последние 130 лет (время существования Сен-Жака): «Это шедевры северного модерна в Хельсинки или Дворец Пятилетки в Санкт-Петербурге, на месте которого построили ТРК «Мариинский», – уточняет Иван Потапов. А вот по версии блоггера Misha Most, происшествие в Абвилле – часть целенаправленной политики «по опустошению европейских церквей, подмены морали и традиций», в результате которой многие храмы сдают свои помещения в аренду, либо попросту заброшены.
Тем временем, на сайте упомянутого выше Мариинского театра появились фотографии интерьеров второй сцены. После скандала, который вызвал облик нового здания, худрук театра Валерий Гергиев обещал на этот раз в хорошем смысле удивить всех внутренним дизайном и акустикой зала. Мнения блоггеров на этот счет разделились: вот, например, дизайнер Анатолий Сноп, комментируя свои фотографии порталу art1.ru, заметил, что внутри «все разрознено и не связано ни по архитектуре, ни по пространствам. Эта самопальщина попахивает советским «Домом быта»». Другие, напротив, нашли, что все гармонично и даже «по-бунтарски». Особенно впечатлило блоггеров обилие светящегося оникса. А Анатолий Белов в своем блоге написал, что после посещения второй сцены вместе с Джеком Даймондом, остался весьма доволен: «Не понимаю, чего все так возмущаются – любимый всеми Григорян делает примерно тоже самое». И пусть архитектурный образ получился «никакой», добавляет Белов, «он все-таки лучше, чем мусорные мешки или золотая черепаха». Пользователь Александр Вайсфельд в ответ не нашел в интерьерах ничего по-настоящему «театрального», зато Михаил Белов с автором поста вполне согласен и свою лояльную к Мариинке позицию не изменил: «Совершенно прибалтийский театр с янтарным интерьером. Полагаю, что оперы тут ставить будут с размахом и большим культурным резонансом», – добавил архитектор.
Лучшие и худшие проекты, реализованные в последние годы в центре Санкт-Петербурга, между тем, выбрали читатели питерского портала Карповка.нет. Лучшим сетевые пользователи назвали бизнес-центр «Сенатор» на Большом проспекте Васильевского острова, а самыми неудачными – первый корпус жилого комплекса «Классика» на углу Малой и Глухой Зелениных улиц и реконструкцию Смольнинских бань. При этом сами блоггеры итогами голосования недовольны: в Петербурге, по их мнению, есть куда более серьезные «градостроительные преступления», к примеру, скандальные высотки жилых комплексов «Монблан» или «Финансист». Последний, как пишет Денис Садовский, «испоганил питерские панорамы не меньше – особенно эта жуть видна от Медного Всадника». А вот пользователь Гиппогриф не считает оба здания уродливыми: они не соответствуют окружению, но сами по себе сделаны добротно, считает блоггер, чего как раз не скажешь о нынешнем победителе: «Сенатор», по его словам, неинтересное, эпигонское здание, «усредненный такой какбэ классицизм без какой-либо искры творчества».
В Фейсбуке, тем временем, с интересом обсуждают новую рекламную кампанию московского Музея архитектуры им. Щусева. Кто-то в восторге и в архитектурных «айсбергах» ищет «скрытые смыслы», кто-то, напротив, называет ее «апофеозом пошлости». Впрочем, несмотря на критику, своей главной цели музей достиг – о нем вспомнили. Как пишет в своем блоге Андрей Логвин, «в нашем контексте эта достаточно «потная» реклама с плохой типографикой воспринимается как нечто выдающееся. Манит она в музей. Больше, чем вся вместе взятая реклама МУАРа, которую я видел до этого». – «Выглядит неплохо, – замечает, в свою очередь, Alexey V. Petrov, – но удручает следующая тенденция: мы настолько пресытились вау-факторами современной постмодернистской культуры, что прошлое и реальность кажутся нам слишком пресными, и мы выдумываем и напластовываем новые этажи, громоздим башенку за башенкой на то, в чем мы перестали видеть чудо».
«О каких таких скрытых смыслах поведает нам музей? – интересуется Елена Рымшина. – О правде Манежа? О правде архитектурных реставраций? О правде настоящей охраны памятников? Судя по этому плакату – наша с вами реальность, которая в подлинных памятниках не так хорошо изучена, представляется чем-то таким вялым и скучным, /…/ что нужно придумывать некую потаенность, искать янтарные комнаты в бункерах, чтобы оправдать существование музея, грустно все это...». А пользователь Алексей Михайлов растолковал принты так: «Вам кажется, что шедевры архитектуры – это нечто величественное, благородное и очень, очень гармоничное. Но на самом деле – это полная нелепица, тупое нагромождение бессмысленных архитектурных деталей и бездарный хаос. И все это мы вам растолкуем в нашем музее!».
Сергей Эстрин в своем блоге, тем временем, раскрыл одну из тайн рождения архитектурных набросков: оказывается, часть из них архитектор делает по время деловых переговоров в качестве своеобразного расслабления: «Мозг переключается с одной утомительной задачи (совещание) на задачу приятную (рисунок) и таким образом уменьшает утомление». По опубликованным в блоге рисункам можно с уверенностью сказать, что выходит вдвойне продуктивно.
А Михаил Белов в недавних постах снова вернулся к теме архитектурных советов, о которых не так давно писал. Несмотря на попытки Сергея Кузнецова обновить совет, разбавив его состав людьми «с очень неплохой профессиональной репутацией», ситуация, в которой, словами Михаила Белова, одни профессиональные архитекторы судят проекты других профессиональных архитекторов, по-прежнему вызывает «оторопь и недоумение»: «Рынок он на то и рынок, чтобы зачищать его под «кого-то», и этот «кто-то» совершенно не обязательно окажется способным поднять уровень московского зодчества до высокого уровня, скорее он просто совместит этот уровень со своим», – заключает архитектор.
Завершим обзор многолюдной дискуссией в блоге Александра Шумского (proboknet), опубликовавшего, по его словам, «самую наглядную версию возможного будущего Ленинского проспекта». В интернете появилось уже несколько альтернативных вариантов реконструкции, к примеру, с приоритетом общественному транспорту и трамвайной линией по центру у «Городских проектов». Особенность проекта у proboknet в том, что дорога в бортах остается на том же расстоянии от жилых домов, а улучшение трафика достигается не за счет расширения проспекта, а за счет строительства тоннелей и одной эстакады (там, где под землей проходит линия метро), отмечает блоггер. Впрочем, даже одной достаточно, чтобы испортить жизнь жителям соседних домов, заметили пользователи, которым также не понравилось отсутствие на картинках полос для общественного транспорта. А блоггер sopass предложил вообще оставить Ленинский в покое и использовать в качестве скоростной магистрали предусмотренный Генпланом дублёр между улицами Вавилова и Профсоюзной.
Технологии и материалы
Сейчас на главной
Иркутск: место победы почвеннической литературы над современной архитектурой. Иркутск — «великий город с областной судьбой», как сказал когда-то поэт Лев Озеров про Питер. И это высказывание, конечно, про трагедию, но еще и про обиду на судьбу. В ряду сибирских городов Иркутск впечатлил меня не тем, что он на порядок умней, сложней, глубже остальных — хотя это так,— а ощущением устойчивой вялотекущей неврастении.
Новосибирск — город, который способен вызвать у урбаниста чувство профессиональной неполноценности. Это столица Сибири, это третий по величине русский город, полтора миллиона жителей, город сильный, процветающий даже в смысле экономики, город образованный — словом, верхний уровень современной русской цивилизации. Но это все как-то не прилагается к тому, что он представляет собой в физическом плане. Огромный, тянется на десятки километров, а потом на другой стороне Оби еще столько же, и все эти километры — ускользающая от определений бесконечная невнятность.
