Автор текста:
Наталья Коряковская
«Молодых накачивают «современной» архитектурой и одновременно формируют жесточайшее табу на архитектуру традиционную, – возмущается в комментариях пользователь ar-chitect, – но современная архитектурная форма не способна дать решение храма. Результат предсказуем – берется некая пластилиновая болванка, силуэтом отдаленно напоминающая традиционную форму (без понимания, как она строится), и над ней проделываются все привычные современному архитектору патологоанатомические манипуляции – разрезы, протыкания, взрывание, расплющивание и.т.д». Впрочем, есть мнение, что дело вовсе и не в современном языке, что есть прекрасные работы Тадао Андо, а в нынешних попросту нет главного – «нет идеи христианства», – как замечает блоггер unim. Пользователь keerpeech напоминает, что храм в первую очередь строится для выполнения религиозной функции: «Если церковь хоть трижды эстетически совершенна, прекрасно вписана в окружающую застройку, при ней есть школа, больница и туалет, а вот молиться в этой церкви невозможно, то грош ей цена». А вот блоггер prussak знает «неплохие примеры сочетания старого и нового»: «И если церковно-молодёжный центр действительно адресован молодёжи, то отчего бы и нет, это же не претензия на тотальность …».
Другая группа молодых архитекторов, тем временем, в блоге biktyap.livejournal.com опубликовала любопытный проект для города Гродно. На днях его обсудили на портале onliner.by. Авторы проекта взялись за реконструкцию большой промзоны у берега реки Неман: она находится прямо напротив исторического центра и, по задумке архитекторов, становится частью единого туристического пространства. Здесь появляются связанные сетью пешеходных маршрутов гостиничный и ресторанный комплексы, торговые объекты и речной павильон, а композиционным ядром становится футуристическое здание просветительского центра с «музеем диалектики». Это последнее, кстати, вселило к проекту недоверие ряда блоггеров, опасающихся за облик исторического Гродно. «Архитекторы, приземлитесь, думайте о технологии и где вы живёте, – пишет, к примеру, sash-ok8, – это Заха Хадид себе такие формы может позволить крутить».
Значительное беспокойство среди жителей Екатеринбурга, тем временем, посеяла новая градостроительная инициатива мэрии, решившей провести через публичные слушания проект зон стабилизации и развития существующей и перспективной застройки города. Жители тут же сочли это попыткой застроить зеленые зоны, которые, как разъясняется в блоге leonwolf.livejournal.com, частично попали в «развивающиеся» территории. Александр Ложкин в сообществе RUPA отмечает, что налицо попытка создать документ с неясным юридическим статусом, подменяющий собой генплан, и пользоваться им для проведения каких-то удобных власти решений. А вот Александр Антонов там же пишет, что в теории документ неплох: «Зоны интенсивного развития, зоны консервации – защиты от развития – и вся остальная территория, которая живет своей неторопливой жизнью. Потом будут ППТ и концепции делаться на красные территории – за городской бюджет с приглашением Захи Хадид».
А вот власти Перми, напротив, решили снизить общественное напряжение, отказавшись от проекта реконструкции эспланады по проектам Евгения Асса, которые пару лет назад наделали много шума. Об этом в сообществе archiperm.livejournal.com пишет Александр Ложкин. Авангардной деревянной стене перед Театром-Театром под предлогом удешевления предпочли более традиционные «малые архитектурные формы» – скамейки и урны.
Между тем, скандал с проектом эспланады очень наглядно отразил общую неудачу современного архитектурного цеха реабилитироваться перед обществом «за участие в безумии строительного бума», о которой, в свою очередь, пишет Михаил Белов. В эссе «Как русских архитекторов сделать блаженными культурными деятелями и вытащить за уши из болота бизнес-интересов» архитектор предлагает создать что-то вроде ордена «профессиональных блаженных», истинных подвижников, «то ли жрецов, то ли масонов», которых все узнают в лицо и которые не имеют права на ошибку. Именно этим избранным, несущим на себе немалую ответственность перед культурой, по мнению Белова, и стоит доверять ее «материальное воплощение». Пользователь Maxim Kantor увидел в этом замечательное продолжение мысли Рабле в проекте Телемского аббатства, а также Вхутемаса, Баухауза и даже воплощение представлений Ван Гога о новом возрождении. А вот по мнению Сергея Булгакова, идея ордена разбивается о существующую реальность: суть профессии практикующего архитектора такова, что он за деньги выполняет задание, а если нет – «тогда он уже не архитектор. А просто рефлексирующее частное лицо».
Архитектор Сергей Эстрин предпочитает в своем блоге писать о более радостных вещах: его последний пост – про увлечение малой скульптурой, которую архитектор привозит из разных стран и с удовольствием украшает свой интерьер. Как пишет Эстрин, в современном дизайне скульптура почему-то непопулярна – «наверное, в том числе и потому, что требует пространства, которое так дорого стоит, тяжело достается и легко заполняется более практичными вещами». Однако именно такие экзотические вещи, по мнению архитектора, способны создать в доме особенную атмосферу.
В заключение еще об одной скульптуре, с которой связано недавнее историческое открытие. Краевед Александр Можаев в сообществе mos-kreml.livejournal.com пишет о скульптурной голове мужчины «с флегматическим выражением лица». Голова украшает карниз северного фасада Грановитой палаты; ранее высказывались предположения (совершенно, впрочем, невероятные) о том, что голова – портрет архитектора, построившего палату, итальянца Пьетро Антонио Солари. Также существует легенда, что выбоина на скульптуре это след пули некоего недоброго поляка, стрелявшего в портрет во время Смуты начала XVII века. Архитектор-реставратор Георгий Евдокимов, занимавшийся исследованием Грановитой палаты, на недавних Давидовских чтениях продемонстрировал свой вариант графический реконструкции ее северного фасада. В частности, натурное обследование скульптуры показало, что голова – это водомет, и следовательно, отверстие в ней было водостоком. Таких водометов было несколько вдоль всего карниза. А значит, никакого отношения к польской стрельбе каменная голова не имеет и она вряд ли может быть изображением Солари. Сейчас скульптура заменена на копию, а подлинник помещен в депозитарий музеев Кремля.
Технологии и материалы
Сейчас на главной
Иркутск: место победы почвеннической литературы над современной архитектурой. Иркутск — «великий город с областной судьбой», как сказал когда-то поэт Лев Озеров про Питер. И это высказывание, конечно, про трагедию, но еще и про обиду на судьбу. В ряду сибирских городов Иркутск впечатлил меня не тем, что он на порядок умней, сложней, глубже остальных — хотя это так,— а ощущением устойчивой вялотекущей неврастении.
Новосибирск — город, который способен вызвать у урбаниста чувство профессиональной неполноценности. Это столица Сибири, это третий по величине русский город, полтора миллиона жителей, город сильный, процветающий даже в смысле экономики, город образованный — словом, верхний уровень современной русской цивилизации. Но это все как-то не прилагается к тому, что он представляет собой в физическом плане. Огромный, тянется на десятки километров, а потом на другой стороне Оби еще столько же, и все эти километры — ускользающая от определений бесконечная невнятность.
