Новый, «оттепельный» Дворец Советов ничем не должен был напоминать утвержденный в 1934 году проект Иофана, Щуко и Гельфрейха, идейно-художественный замысел которого был объявлен «ложным», а объемно-пространственная композиция «надуманной». Здание-монумент было разделено на две части — собственно здание высших органов власти и монумент Ленину, на который был объявлен отдельный конкурс. Чтобы максимально отмежеваться от «сталинского» образа Дворца, символизирующего предельную централизацию власти, был выбран новый участок – на Юго-Западе Москвы, за зданием Университета; памятник Ленину предполагалось разместить на бровке Ленинских гор.
Существенным отличием от конкурса 1931–1934 годов был характер дискуссии: в 1957–1959 годах участвовавшие в обсуждении архитекторы свободно высказывали свои соображения о разных проектах. Владимир Симбирцев даже позволил себе заявление о том, что старый проект дворца был лучше, и посоветовал взять из него хотя бы зал с куполом, а главное, не упускать возможности обновить центр Москвы, построив Дворец советов на прежнем месте возле Кремля. Архивные материалы показывают, как происходил переход от попыток сохранить основы привычной архитектуры, очищенной от «излишеств», к приятию модернистского языка.
В задании на проектировании было указано, что дворец «должен быть решён в духе благородной простоты, выражающем демократизм эпохи социализма». Первый тур конкурса, проходивший в 1957–58 годах, собрал 21 заказной проект, 115 “девизных” и многочисленные предложения трудящихся. Среди маститых участников конкурса 1957 года могут быть названы такие знаковые для историка архитектуры имена, как И.В. Жолтовский, К.С. Мельников, Г.Б. Бархин, Б.М. Иофан, В.К. Олтаржевский, Л.М. Поляков, А.Н. Душкин и др., среди молодых были будущие звезды советского модернизма – А.Д. Меерсон, Я.Б. Белопольский, В.С. Егерев, Ф.А. Новиков, И.А. Покровский, В.В. Лебедев и другие. Несмотря на представительный пул участников, конкурс проявил растерянность советских архитекторов в новых обстоятельствах – большинство проектных предложений представляли собой «гибриды» между монументальностью и декоративностью и чертами модернистской архитектуры. Однако, как отмечали авторы книги о конкурсе, опубликованной в 1961 году, уже первый тур «помог уяснить общую направленность советской архитектуры на современном этапе и наметить дальнейшие пути ее развития».
В первом туре наибольшее внимание привлек новаторский проект Александра Власова, в котором Дворец был представлен в виде одноэтажного, «распластанного» по горизонтали призматического объёма с плоской кровлей, прозрачными стеклянными стенами, и тремя овальными в плане залами заседаний, окруженными фойе с зимним садом. Во втором туре конкурса, состоявшемся в 1959 году, все шесть приглашенных команд «работали под Власова».
В критике конкурсных проектов Дворца Советов были сформулированы критерии, уточнившие контуры новой советской архитектуры. Так, популярные до того момента ряды пилонов были объявлены архаичным приемом, неодобрение стал вызывать и купол. Желательными качествами названы обилие света, легкость форм, проявление в композиции крупных залов, отражение свойств новых конструкций и материалов. Лаконичность и цельность видятся новым средством достижения монументальности. Свободная форма плана, асимметричная объемно-пространственная композиция и сплошное остекление «приводят к тому, что Дворец Советов становится похожим на Дворец культуры или спорта, клуб или выставочное сооружение», то есть подходят для общественных зданий, кроме самых значительных. Отмечается важность синтеза искусств, причем новаторским называется размещение живописных композиций на фасаде.
A Radical Turn: the Competition of 1957 - 1959 on the Palace of Soviets
The architectural-construction reform of the mid-1950s put Soviet architects at the necessity to find out a new style for key projects, which would be able to translate values of the post-Stalinist modernizing Socialist state. As it was at the previous turn of the early 1930s, the most important tool for stylistic searches was the competition on the Palace of Soviets project.
The new ‘Thaw’ Palace of Soviets was to differ radically from the accepted project of 1934 made by Iofan, Shchuko and Gelfreich; the ideological and artistic concept of the previous project was declared ‘false’, and its volume and spatial composition was called ‘far-fetched’. The building-monument was divided into two parts – the building of the higher power and the Lenin monument, and there was a separate competition on that monument. To dissociate themselves as much as possible from the ‘Stalinist image’ of the Palace symbolizing the extreme centralization of power, they chose a new construction plot on the south-west of Moscow, beside the University building; the Lenin monument was to be placed at the edge of the Leninskie Mnts.
A significant difference from the 1931-1934 competition was the nature of the discussion: in 1957-1959, the architects participating in the dispute freely expressed their views on various projects. Vladimir Simbirtsev even allowed himself to declare that the old project of the Palace was better, and advised to take from it, at least, a cupola hall, and, most importantly, not to miss an opportunity to renovate the centre of Moscow setting the Palace of Soviets on the previously chosen place near the Kremlin. The archival materials show the process of transition from some attempts to preserve the basics of the familiar architecture, purified of ‘excesses’, to the acceptance of the modernist language.
The design assignment stated that the Palace “should be designed in the spirit of noble simplicity, expressing the democracy of the Socialist era”. The first round of the competition, which took place in 1957–1958, brought together 21 custom projects, 115 ‘motto’ projects, and numerous proposals from common people. In 1957, among the venerable participants, there were such iconic names for an architectural historian as I.V. Zholtovsky, C.S. Melnikov, G.B. Barkhin, B.M. Iofan, V.K. Oltarzhevsky, L.M. Polyakov, A.N. Dushkin, and others; among the young participants, there were the future stars of Soviet modernism: A.D. Meerson, Ya.B. Belopolsky, V.S. Egerev, F.A. Novikov, I.A. Pokrovsky, V.V. Lebedev, and others. Despite the representative pool of participants, the competition showed the confusion of Soviet architects in the new circumstances – most of the project proposals were ‘hybrids’ between monumentality and decorative approach and features of modernist architecture. However, as the authors of the 1961 book about the competition noted, the first round “helped to understand the general direction of Soviet architecture at the present stage and to outline further ways of its development”.
During the first round, the main attention was caught by the innovative project by Alexander Vlasov, according which the Palace was presented as a one-storey, horizontally spread, prismatic volume with a flat roof, transparent glass walls, and three oval meeting halls surrounded with a foyer with a winter garden. In the second round of the competition (1959), all six invited teams worked ‘after Vlasov’.
In the criticism on the competitive projects of the Palace of Soviets, they formulated criteria that clarified the contours of the new Soviet architecture. So, the rows of pylons, which were popular until that time, were declared an archaic approach, and the dome was evaluated with certain disapproval. Desirable qualities included an abundance of light, lightness of forms, large halls in the general composition, some reflection of the properties of new structures and materials. Laconicism and integrity were seen as new means of achieving monumentality. An easy form of the plan, asymmetrical volumetric-spatial composition and continuous glazing “lead to the fact that the Palace of Soviets becomes similar to a Palace of Culture or Sports, a club or an exhibition building”, i.e., they are suitable for public buildings, except for the most significant ones. The importance of the synthesis of arts was noted, and the placement of pictorial compositions on the façade was called innovative.
Похожие статьи
Технологии и материалы
Сейчас на главной
Новосибирск — город, который способен вызвать у урбаниста чувство профессиональной неполноценности. Это столица Сибири, это третий по величине русский город, полтора миллиона жителей, город сильный, процветающий даже в смысле экономики, город образованный — словом, верхний уровень современной русской цивилизации. Но это все как-то не прилагается к тому, что он представляет собой в физическом плане. Огромный, тянется на десятки километров, а потом на другой стороне Оби еще столько же, и все эти километры — ускользающая от определений бесконечная невнятность.
Бийск — это место, некогда пережившее столкновение двух линий российской колонизации, христианской и предпринимательской. Конфликт возник вокруг местного вероучения и, хотя одни хотели его сгубить, а другие — защитить, показал, что обе линии слабо понимают свойства осваиваемого ими пространства. Обе вскоре были уничтожены революцией, на время приостановившей и саму колонизацию, которая, впрочем, впоследствии возродилась, пусть формы ее и менялись. Пространство тоже не утратило своих особенностей, пусть они и выглядят несколько иначе. Более того — сейчас в некоторых отношениях они прекрасно понимают друг друга.