Точка бифуркации

Проект занял первое место в закрытом конкурсе на лучший жилой комплекс, который получит название «Красная площадь». Участие приняли 29 команд, итоги подвели в прошлом году.

Участок, с которым работали конкурсанты – большой пустырь в форме зазубренного квадрата, расположенный в самом центре города. От парка и прогулочной набережной Ижевского пруда его отделяет только улица Максима Горького с полоской исторической застройки в два-четыре этажа. С противоположной стороны – оживленная улица Карла Маркса, с трамваями и довольно крутым рельефом. Советская улица отделяет участок от самой старой части города, где вперемешку с современной застройкой еще стоят деревянные и каменные дома начала XX века.

Перепад рельефа с севера на юг здесь 8 м, и авторы разделили участок на три «высотные» зоны, внутри которых появились четыре прямоугольных квартала, собранные вокруг небольшой площади.

Крест внутренних улиц оказывается несколько несимметричен, точнее ему придан крутящий момент по принципу солярного знака: от трассы нынешней улицы Красная остается половина, вторая «переезжает» немного к востоку, две поперечные улицы ведут себя так же, словом, все улицы приходят к углам площади.

Все эти обстоятельства, также как и небольшой, слегка повернутый корпус на границе участка придали генплану некий «крутящий момент», который архитекторы решили развить и усилить. Они наложили на центр комплекса, поверх площади условный квадрат, сторона которого – примерно треть ширины участка.

И повернули его под углом 15°.

Квадрат захватил ближайшие толщины домов, и «повернул» первые этажи, вывернув их углы наизнанку, так что во дворах образовались углы-вторжения, а на площади – треугольные углубления, лоджии-портики, прикрытые пилонадами.

Все это придало регулярному квартальному пространству непредсказуемость: «все норовит выскочить из привычных координат, – пишет Лиза Бриллиантова, – начиная с внезапно меняющих угол поворота пилонад фасадов, оголяющих плоть и кровь стен, оконных рам, балконов, мощения и даже стекла, кончая внезапным появлением давно утерянной скульптуры слона».

Почему слон утерян, сложно сказать, и автор этого не объясняет, но можно предложить версию. В последнее время скульптуры в общественных пространствах ЖК стали скорее правилом, но они, увы, нередко, оказываются довольно банальными, если не сказать пошлыми. Здесь же архитекторы берут за основу известный, хотя и подзабытый символ пошлости – «мещанских слоников» на шкафах, – один из них упал, закатился под стол, лежит там вверх ногами. Слоник большой, гулливеровский – в этом смысле он становится остраненной банальностью, возможно, переходящей через укрупнение в антибанальность, но сохраняя исходные воспонимания. Главное же – все будут ходить мимо по двору и думать, что за слон, почему перевернут? – А мы под столом у бабушки его нашли, куда пешком ходили.

Слон – артефакт внутренней площади. Она, как точка, из которой все происходит, наполнена емкими архетипичными образами. Ступени амфитеатра заканчиваются у подножия домов, но продолжаются в рисунках фасадов. Редкие яблоневые деревья в сочетании с тонкими простенками и перевернутым слоном неожиданно навевают львиный дворик Альгамбры. Это пространство, в которое попадаешь после привычного мира улицы Карла Маркса – словно зазеркалье. Что здесь: лабиринт, сад, головоломка или святилище? Возможно, к этому и стремились авторы проекта, исказив привычные прямоугольные координаты: выбить горожанина из привычной колеи, заставить его задаться вопросами.

Сочетание упорядоченности и непредсказуемости распространяется и на фасады домов. С одной стороны – уже традиционный ритм вытянутых окон, выверенные пропорции простенков и гармоничная трехчастная композиция. С другой – вся оболочка дома опутана ячеистым орнаментом в духе вывернутых объемов Маурица Эшера – вот-вот узор сложится в понятную фигуру, но в последний момент перетекает во что-то другое. Это архитектурное выражение еще одной концепции авторов: «на все дерзновенные попытки человека упорядочить мир всегда найдется сила в сто крат более масштабная. Она безрассудна, она существует вне логики и безнадежно пытается спасти каждого из нас».

Плоть и кровь зданий – тоже воплощенная метафора: белая почти чешуйчатая «кожа» в местах вырезов-пилонад становится красным «мясом», телом зданий, трактуя срез как срез – честно и несколько даже брутально, если вдуматься. Впрочем, комфорт и уют здесь обеспечены, вряд ли многие жители будут вдумываться в подосновы смыслов.

Лиза Бриллиантова открыла собственную практику некоторое время назад, а до этого работала в «Студии 44», и надо сказать, почерк школы чувствуется: стремление к стереометрии, игра с лаконичной и крупной формой на грани головоломки, и столь же жесткая, уверенная игра с ордерными прообразами и смыслами без намека на стилизацию. Что сказать, достойное продолжение и развитие.