Раскрытие сути

Реконструкция здания для театра, тем более нацеленного на синтез традиции и новации, – задача сложная и увлекательная, но вполне логичная для специализирующегося на общественных пространствах бюро Wowhaus.

Автор текста:
Юлия Тарабарина

06 Февраля 2015

Объект

Реконструкция Архитектура

Архитектор:

Мастерская:

WOWHAUS http://wowhaus.ru/

Проект:

«Электротеатр Станиславский»
Россия, Москва, Тверская ул., 23

Авторский коллектив:

Руководители мастерской: Дмитрий Ликин, Олег Шапиро. Ведущий архитектор проекта: Михаил Козлов. Архитекторы: Мария Гулида, Виктория Кудрявцева, Ольга Лебедева, Анастасия Маслова, Дарья Мельник, Мария Панова, Анна Прошкуратова, Ольга Рокаль, Александра Черткова

2013 / 2014

26 января в Москве торжественно открыли «Электротеатр Станиславский». Архитектурное бюро Wowhaus реконструировало для театра комплекс зданий по адресу Тверская, 23 в сжатые сроки – приблизительно за год после прихода в Драматический театр имени К.С. Станиславского нового худрука – Бориса Юхананова, который затеял ребрендинг театра и обновление его помещений. Первая часть нового названия театра Юхананова заимствована от «Электротеатра АРС», устроенного в этом здании в 1915 году ювелиром Абрамом Гехтманом – в то время «электротеатрами» называли кинозалы. В новом названии слово «электротеатр» звучит не столько ретроспективно, сколько задиристо; столь же загадочное впечатление производит и логотип, с портретом Станиславского в электрической лампочке – по словам Юхананова, смысл в том, что обновленный театр «несёт свет». Одна из главных задач театра – «синтез радикального поиска <…> с классической театральной традицией», обновление «не ломает, а бережно сохраняет дух места» – говорится в пресс-релизе театра. Сказанное относится не только к труппе, из которой никто не ушел, но и к архитектурному проекту.

Здание было построено в 1874 году и поначалу в нем располагались «меблированные комнаты». В 1915–1916 архитектор Павел Заболоцкий перестроил его в стиле неоампир для «электротеатра» Гехтмана: фасад того времени сохранился почти целиком, а интерьеры фойе были переделаны в 1950-е годы, когда здание передвигали для расширения Тверской. Сейчас театр занимает несколько зданий: дом №23 1915 года, позднее достроенный длинным корпусом в глубину двора, соседний дом №25 по Тверской; ему также принадлежит несколько небольших корпусов, очень хозяйственного вида, во дворе.

zooming — Фойе. «Электротеатр Станиславский». Фотография © Илья Иванов, 2014

Все это, состыкованное достаточно хаотично, к моменту обновления находилось в не слишком прочном состоянии – архитекторам и конструкторам пришлось уже после начала работ несколько раз корректировать проект, дополнительно укрепляя исторические конструкции, которые местами держались «на честном слове». Опять же в процессе работы выяснилось, что проложенные во дворе теплотрассы требуется убрать под землю силами городских властей, что замедлило реализацию проекта – обустройство двора и малой сцены пришлось отложить на вторую очередь работ. Между тем процесс реконструкции оказался хотя и сложным, но увлекательным, – признаются архитекторы: в частности, удалось обнаружить одну из рельс, с помощью которых здание передвигали при расширении Тверской улицы. Реконструкцию удалось провести быстро, как благодаря усилиям всех, кто работал над проектом, так и потому, что ее оплачивали из частных средств.

Главным сюжетом реконструкции, так как она предназначалась для вполне экспериментального театра, стала, конечно же, сцена. Из коробки главной сцены удалили все зрительские места, превратив ее в совершенно пустое, а точнее – открытое для разнообразных трансформаций пространство. Стулья для зрителей теперь можно расставлять как угодно; можно сидеть на деревянном полу.

«Зрительный зал как бы завис в пространстве, – рассказывает Олег Шапиро. – У него нет места для колосников: сверху расположен репетиционный зал и административные помещения, а снизу фойе и кафе. Поэтому мы поместили все конструкции, необходимые для подвешивания декораций, в верхней части существующего объема сцены; в частности, 120 лебедок, расположенных по сторонам от коробки зала, позволяют разместить сценические конструкции и декорации в любой части пространства. К этой же решетке крепится видео, аудио и прочая техника» – у этой сцены множество возможностей с точки зрения современного театра, предполагающего разнообразные нестандартные ходы, из которых соучастие зрителя в спектакле – наверное, самое простое из того, что приходит на ум.

Площадь коробки главной сцены – 423,9 м2, она протяженная и высокая. Стены покрыты белыми гипсовыми панелями зигзагообразной формы, идеальной для хорошей акустики; перед ними, с небольшим зазором – прямоугольная решетка тонких черных стоек; визуально она поддерживает тему столь же клетчатой конструкции потолка, а практически служит для крепления светильников, обращенных к белым стенам, чья ребристая форма добавляет бестелесной световой сети отчетливую нотку эксцентричности (предусмотрено более трехсот вариантов освещения, в том числе разного цвета с разной динамикой изменения подсветки).

Иными словами, инаковость пространства главной сцены зритель ощутит сразу, как только попадет внутрь. Входя, мы оказываемся внутри театральной машины: если Мейерхольд, к примеру, устанавливал свой круг с механизмами в центре сцены, то здесь зрители и актеры в центре, а машина вокруг, и все они играют какую-то, каждый свою, роль в режиссерском замысле. Не то чтобы этот эффект был абсолютно новым – он скорее следует за тенденциями современного театра; окружающая зрителей механизация театрального пространства может напомнить цирк, к примеру, на проспекте Вернадского. Не то чтобы все механизмы были открыты – вероятно, это будет зависеть от спектакля; но сама по себе черная решетка с подсветкой ребристых стен уже создает ощущение максимальной открытости, разоблаченности и минимальной декорированности театра – во многом противоположное классическому театру, построенному на маскировке. К примеру известно, что недавно восстановленный барочный гипсовый декор в зрительном зале Большого театра также служил и служит для улучшения акустики; здесь же вместо позолоченных завитков – белизна, геометрически простая, хотя сложно освещенная форма и нечто перед ней, отчасти похожее на строительные леса, на нестертые линии перспективного построения рисунка, а в сущности – проявляющее структурную основу театра, неизбежно привязанного к сетке пространственных конструкций. Попадая в зрительный зал – он же сцена, зрители оказываются внутри расчерченного и подготовленного для представления, освоенного человеческим воображением пространства, почти что внутри перспективного построения картины. Скажу больше того: зрители попадают внутрь этой структуры сразу, как только входят в театр, но об этом – чуть позже.

Единственный классический элемент в зале – балкон, предмет охраны; он красный с изысканным деревянным поручнем.

Всё остальное здание, точнее несколько зданий, выстроенных вокруг ядра сцены, существуют следующим образом. Фасад, разумеется, тщательно восстановлен, включая новые, имитирующие исторические, двери; стеклопакеты обрамлены деревянными рамами. Внутри, с одной стороны, повсеместно взаимодействуют между собой тщательно очищенные элементы старой архитектуры и подчеркнуто аккуратные новые включения. С другой стороны, архитекторы, по их собственным словам, смотрели на здание глазами актеров, которые называют нижние помещения гардеробов «адом», а сцену «раем». Действительно, устроенный в прежде пустовавшем подвале гардероб уже начиная с ведущей вниз лестницы не чужд «адского пламени»: стены покрыты панелями полированной меди (вспоминаем сковородки), свет в лампах точечного света – теплый. Впрочем, тонкий юмор под силу разглядеть разве что предупрежденному и внимательному зрителю; к тому же в театре он вполне уместен, настраивает на фантастический лад. Рассуждая дальше таким же образом можно представить черные пластиковые трубки перед входом как напоминание о трубах архангелов, хотя они больше похожи не флейту Пана – что тоже, строго говоря, не чуждо театру, особенно такому, который намерен соединять классику и современность. Не зря же первый спектакль в новом здании – «Вакханки» Еврипида в переводе Анненского и постановке грека Теодороса Терзопулоса.

Между тем с архитектурной точки зрения интересны не столько ссылки на дионисийские мистерии и их роль в образе рая равно как и ада, сколько – взаимодействие архитекторов Wowhaus с пространством и деталями исторического здания и города. Здесь прежде всего бросается в глаза то, что весь сохранившийся классицистический декор, а это кессоны с розетками на потолке и балюстрады лестниц, архитекторы отчистили от множества слоев краски полностью и снова не покрасили, а покрыли прозрачным лаком. Хорошо видно, что элементы декора слеплены из каменной крошки, довольно крупной, с чечевичное зерно – можно пощупать руками. Конечно же, первоначально эта фактура требовала хотя бы одного слоя краски, она не предназначалась для обозрения – архитекторы раскрывают ее, устраивая для зрителей своего рода «археологический театр» – и добиваются нужного эффекта: фойе, хотя и не буквально, стало похожим на музей, на античную руину, хотя весь декор не то чтобы очень ценный, сталинский. Зато классицизирующий, что пришлось очень кстати.

Второй похожий, и даже более радикальный жест раскрытия старого здания для зрителей – столбы в фойе первого этажа, в том самом здании-пристройке, примкнувшем в свое время к зданию Заболоцкого со стороны двора. Первоначально архитекторы планировали, буквально следуя образу «электротеатра», сделать столбы светящимися на всю высоту. В конечном счете они поступили иначе – полностью раздели металлические стержни опор и оставили их как есть, покрасив черной краской вместе с заклепками и припаянными кусками металла, призванными, собственно, поддерживать декоративную «кожу» столбов. Словом, совершеннейшее экорше. Благодаря которому пространство фойе, насытившись металлом, стало похоже на цех старинного завода, к примеру где-нибудь на Красном Октябре и возник опять же несколько театрализованный, усиленный неряшливостью сварки эффект промышленного помещения, превращенного в культурное.

Параллельно рядам опор в фойе движутся прикрепленные на направляющих к потолку автоматизированные перегородки, а освещенность варьируется в широком диапазоне. Все подготовлено для устройства здесь выставок, перформансов, мини-постановок, к примеру, подготавливающих зрителей к основному спектаклю или даже самостоятельных. Таким образом главное фойе не просто предваряет сцену как банальный вестибюль, а развивает и в чем-то повторяет ее возможности; оно само – тоже отчасти сцена. Есть и элемент почти буквального сходства: клетки кессонов дублированы сеткой металлических тяг с подсветкой, направленной на потолок и высвечивающей его геометрическую логику – похоже на черные полоски с отраженной стенами подсветкой в зале. Черная сетка – общий прием – объединяет доступные зрителям пространства в нечто целое, структурно единое – напоминает о том, что все мы находимся внутри трехмерного пространства, которое легче всего понять, расчертив на клетки. И одновременно противопоставляет пышный кессон простой и техничной современной тяге с ее простой и ясной задачей, прямо как у театра – нести свет.

Вестибюль первого этажа будет доступен для всех, не только для зрителей с билетами. Даже за посещение проводимых в нем выставок решено не брать билеты. Утрату двух ресторанов, раньше существовавших в первом этаже театра, компенсирует бар Noor; также уже открыт книжный магазин, которым занимается команда проекта «Порядок слов» из Петербурга. Еще из практического: в здании, вытянутом по Тверской к Мамоновскому переулку, разместились шесть репетиционных залов; театр получил собственные цеха по изготовлению декораций и костюмов; в здании провели систему вентиляции, которой не было, и полностью поменяли всю инженерию. Уютно оборудованы грим-уборные, где на потолках – с намеком, воспроизведена старая карта звездного неба, а в коридоре – укрупненный эскиз Юхананова к одному из спектаклей.

Но вернемся к проекту. Как уже было сказано, все сделанное – первая очередь. Вторая, реализация которой вынужденно задержалась, в частности, из-за теплотрассы во дворе, предполагает размещение в небольшом отдельном флигеле Малой сцены театра и полное благоустройство двора. Идеи те же: пространство будет разнообразным, автоматизировано-трансформируемым и многофункциональным. Сейчас небольшой двор театра – неряшливый (особенно его уродуют трубы теплотрассы), но характерный пример внутренних городских пространств московского центра. Пройти в него можно слева от главного входа в театр.

Двор планируется окружить несколькими ярусами металлических галерей – они напоминают одновременно пожарные лестницы, балконы южных городов и продолжают сетку черной металлической структуры, так понравившуюся нам внутри. Как будто каркас современного театра не только врос в здание, но и пророс наружу.

Длинную грань коробки Малой сцены планируется придвинуть к той стене реконструируемого во дворе сарайчика, которая примыкает к пространству двора. И сделать эту стену раскрывающейся. Таким образом зимой, когда во дворе холодно, Малая сцена будет небольшим закрытым пространством для небольшого числа зрителей, а летом зрительным залом станет двор, галереи – галеркой, а сцена окажется расположена более привычным образом. Во двор можно будет попасть как из фойе первого этажа, так и по улице.

Появление такого театра – вполне логичный шаг в развитии архитектурного бюро Wowhaus, которое не строит ни офисов, ни жилья, ни даже ТЦ, а специализируется на общественных пространствах разной степени сложности. Архитекторы начали свою карьеру с театра «Практика» на Патриарших; затем был двор «Стрелки», который стал одним из лучших пространств для концертов и лекций в Москве и, к сожалению, скоро будет закрыт; «Зеленый театр», и еще несколько амфитеатров, в частности, встроенный недавно в пространство берлинской архитектурной галереи. Словом, тема театра как апофеоза общественного пространства, о чем хорошо знали еще римляне, архитекторам Wowhaus близка и знакома. В данном случае мы, кроме того, имеем дело с реконструкцией исторического здания и здесь хотелось бы акцентировать несколько более глубокое, чем обычно, разоблачение элементов старой архитектуры здания, сознательное акцентирование «древности». Не имея в своем распоряжении милой сердцу современного театрала античной руины, архитекторы пошли по пути русского ампира: откопали древности среди Москвы, пусть ее там немного и она не очень древняя – но образ, сродни театральной декорации, получился.

К слову сказать, интерьеры непарадных, административных и технических помещений театра решены намного спокойнее: ровный цвет стен, уют и комфорт, стены изредка оживлены графикой; спокойная рабочая жизнь, место для отдыха. Пространства, предназначенные для показа – наоборот, обладают всеми признаками того, что в обыденном сознании связано с театральным закулисьем. Пустить зрителя за кулисы фактически или образно давно стало одним из любимых приемов театра – но в данном случае интересно то, что этот прием подхвачен и усилен архитектурой, которая начинает «раздевать» здание, снимая с него чуть больший, чем обыкновенно требуется при реставрации, слой штукатурки, позволяя зрителям наблюдать не только театр как бы изнутри, но и архитектуру – так же, до некоторой степени вывернутой наизнанку.

Архитектор:

Мастерская:

WOWHAUS http://wowhaus.ru/

Проект:

«Электротеатр Станиславский»
Россия, Москва, Тверская ул., 23

Авторский коллектив:

2013 / 2014

06 Февраля 2015

WOWHAUS: другие проекты

Конкурс

Чикагские лауреаты 2025

Премия International Architecture Award подвела итоги: в этом году отмечено рекордное количество проектов от российских архитекторов. Коротко рассказываем о победителях номинаций и работах, удостоенных почетного упоминания.