Проект International № 32

Пi32 представляет собой своеобразное дополнение к прошлому, 64-му номеру журнала «Проект Россия»: в обоих случаях центральной темой является архитектура для детей. Количество интересного материала, который обнаружила редакция в процессе поиска объектов для публикации, побудила нас оставить школы до другого случая, сосредоточившись на детских садах и игровых площадках. В то же время нам показалось интересным, что «детский», игровой характер зачастую также обретают сооружения и пространства, предназначенные для взрослых.

Обилие и разнообразие зданий детских садов, построенных в последнее время в разных странах, указывает на то, что эта типология незаметно переместилась с периферии в центр внимания современных архитекторов. В этом проявляются не только понятные социальные причины, но также и заметно изменившийся характер культуры. Когда детей мало и они редко бывают нежеланными, достающаяся на долю каждого ребенка любовь не позволяет рассматривать его как прямую инвестицию в семейный бизнес, будущее страны или тем более могущество ее армии. Отсюда и желание уйти как можно дальше от типологии «дисциплинарного» учреждения – фабрики, монастыря и казармы, – которой ранее следовала архитектура для детей.

Придумывая для детей такую среду, в которой те могли бы чувствовать себя счастливыми, архитекторы явно реализуют и собственные детские стремления и мечты. Подобным умонастроением, в частности, отмечен дизайн детских площадок голландского бюро Carve. Данные пространства отнюдь не похожи на традиционные композиции, составленные из песочницы, качелей, горки и конструкций для лазанья, огороженные заборчиком и дополненные лавочками, где скучающие родители могут сидеть и болтать, присматривая одним глазом за своими чадами. Площадки Carve достигают такой степени изобретательности, что взрослым приходится жалеть, что размер тела уже не всегда позволяет им присоединиться к ребенку в освоении приспособлений для игры.

Симптоматично, что пространства и сооружения, предназначенные в первую очередь для взрослых, также приобретают черты игровой площадки: таковы публикуемые в этом номере «Метрополитанский зонтик» в Севилье архитектора Юргена Майера и Центр океана и серфинга, построенный по проекту Стивена Холла в Биаррице. Граница между состояниями детства и взрослости, в иные периоды человеческой истории оказывавшаяся практически непреодолимой, сегодня размыта. В этом есть свои минусы, которые принято обобщать в понятии «инфантилизм», но и много обаяния; детскость взрослых привносит в жизнь радость и непосредственность, хотя, возможно, и мешает создавать что-то действительно великое. Наиболее близким аналогом в прошлом является эпоха рококо. Детских садов тогда еще не придумали, но взрослые с удовольствием предавались детским забавам – вспомните Катальную горку в Царском селе, фрагонаровскую даму на качелях или шарденовского великовозрастного юношу, самозабвенно выдувающего мыльные пузыри.

Тогда, правда, легкомысленная устремленность к счастью закончилась катастрофой Французской революции, но причиной тому было не столько детское невнимание к насущным проблемам общества (все же рококо это одновременно и эпоха Просвещения), сколько расточительность властей, а нынешние распорядители казны так сильно заботятся об экономии, что без детских игр современная архитектурная продукция рисковала бы стать нестерпимо скучной. Но даже если наше будущее более чем туманно, стоит порадоваться, что мы живем в культурном климате, допускающем и поощряющем детские игры: для этого нужна мягкость, достигаемая только длительным временем мало-мальского благополучия, настоящие же тяготы заставляют всех быстро взрослеть.

Экономический кризис сам по себе (если не перерастет в полномасштабный социальный) способен сказаться на размерах и стоимости «игрушек», но не отменяет их востребованности. Концертный комплекс Harpa в Рейкьявике, спроектированный серьезным бюро Henning Larsen Architects, но интересный главным образом благодаря кунштюку – переливающемуся пенистому фасаду, созданному художником Олафуром Элиассоном, – все же достроили, несмотря на тяжелейшие финансовые проблемы, свалившиеся на Исландию вскоре после его закладки. Теперь он популярен среди местных, хотя те и ворчат по поводу потраченных денег. И если новые крупные общественные здания до нового подъема экономики мало какой город сможет себе позволить, то мелкие интервенции, делающие повседневную среду более веселой, наверняка будут появляться во множестве: затраты незначительные, а польза для настроения публики большая. Муниципалитет Копенгагена, например, надеется с помощью спроектированного бюро BIG общественного пространства Superkilen, представляющего собой сложно организованную огромную игровую площадку, переходящую в парк, гармонизировать межнациональные отношения в районе, населенном выходцами из разных стран.

Идея включать игровой элемент в архитектуру и урбанистические проекты родилась в головах постмодернистов. Классический модернизм практически всегда был серьезен, и в период его господства игра как важный для архитектурного решения компонент допускалась только в полузамкнутых коммерческих комплексах вроде парков развлечений или казино, воспринимавшихся как внеэстетические профанные пространства до тех пор, пока их не оценили Роберт Вентури и Дениз Скотт-Браун, а за ними и многие другие. О том, как это происходило и что из этого вышло, рассказывает эссе Скотт-Браун «Наш постмодернизм», перевод которого на русский язык читатель найдет в журнале, как и текст другого «пионера» постмодернизма, Чарльза Дженкса, рассуждающего о том, чему обязана прошедшему периоду архитектура сегодняшнего дня.

Обе статьи взяты из каталога посвященной дизайну и архитектуре постмодернизма выставки в лондонском Музее Виктории и Альберта, материалы которой составили один из разделов номера. Сопоставление изобразительного и текстового ряда заставляет признать, что хотя смотреть на большую часть знаковых сооружений постмодернизма без внутренней дрожи сложно до сих пор, многие изменения, привнесенные этим направлением в культуру, оказались весьма плодотворными. Воскрешение исторических форм в 1970 – 1990-х годах трудно признать удачным, но отказ от менторского пафоса и готовность искать в популярном вкусе глубинные потребности обитателей городов действительно помогли сделать среду обитания более гуманной – или по меньшей мере начать ее преобразовывать в этом направлении.

Постмодернизм, конечно, не был единым течением (сложность его структуры демонстрирует схема Чарльза Дженкса, помещенная на с. 179). О том, какие дискуссии шли среди его теоретиков, чем именно они были недовольны в модернизме и где искали пути для исправления дефектов современности, дают представление тексты, помещенные в разделе «Теория»: это фрагменты из книги «Город-коллаж» Колина Роу и Фреда Кёттера, а также «Единственный путь для архитектуры» Мориса Кюло и Леона Крие.

Анна Броновицкая, редактор