Проект International № 24

XXI век разменял свое второе десятилетие, а значит, теперь уже по-настоящему начался и в такой «медленной» сфере человеческой деятельности, как архитектура и урбанизм. Самое время оглянуться вокруг и попробовать понять, в чем же заключаются происходящие перемены. Пi24 не ставил себе такой задачи специально, однако же собранные в этом номере проекты оказались весьма симптоматичными для складывающейся парадигмы.

Самый главный ее аспект выражается уже успевшим набить оскомину выражением «устойчивое развитие». Питаемое фобией глобального изменения климата и реальной дороговизной энергоносителей, стремление к сбережению ресурсов принимает разнообразные формы. С одной стороны, речь идет о возврате к максимальному использованию естественного освещения, к механическим способам вентиляции и теплоизоляции, с другой – о применении высоких технологий, позволяющих контролировать расход электричества и воды, стимулирующих использование возобновляемых источников энергии и поддающихся вторичной переработке материалов. Без этого теперь не обходится ни один серьезный проект, а столь амбициозное здание, как новый корпус нью-йоркского колледжа Купер-Юнион (бюро Morphosis), разумеется, претендует на платиновый сертификат LEED, свидетельствующий о высшей степени экологичности.

Кроме того, «устойчивое развитие» подразумевает максимальное использование уже присутствующих в данном месте ресурсов, к которым относятся и существующие постройки. В этом номере представлены два полярных по подходу, но в равной степени образцовых примера обновления старых сооружений: парк High Line на Манхэттене, разбитый Diller Scofidio + Renfro совместно с ландшафтным бюро Field Operations на полотне заброшенной железнодорожной эстакады, и Новый музей в Берлине, воссозданный из руин Дэвидом Чипперфильдом.

Восстановление Нового музея выполнено в полном соответствии с критериями научной реставрации, зафиксированными в 1964 году в Венецианской хартии, но особое внимание этот проект привлек благодаря тому, что отвечает некоторым современным запросам. Чипперфильд заново возвел утраченные части здания в первоначальных контурах, но без имитации исторических форм, и этим обострил ощущение подлинности сохранившихся элементов. А понятие подлинности, на принципиальной важности которого настаивали теоретики реставрации начиная с Джона Рескина, приобрело новое звучание на фоне нарастающей экспансии цифровой реальности в реальность физическую.

И вот это специальное подчеркивание подлинности, «всамделишности» материального объема, а также культивирование пространств для прочувствованного физического пребывания – уже вторая важная тенденция наступившего века, возникшая в противовес увлечению дигитальной архитектурой. Новые стены Нового музея построены из неровного, как бы выщербленного кирпича. Откровенно просчитанная на компьютере «мятая» форма Купер-Юниона «заземляется» интригующе грубым, индустриальным материалом, из которого выполнена оболочка здания. К активизации тактильного и телесного восприятия стремятся создатели большинства новых общественных пространств, обзор которых составляет один из центральных материалов номера. Пути достижения этого эффекта могут быть разными. Херцог и де Мерон провоцируют людей, прогуливающихся по площади Испании в Санта-Круз-де-Тенерифе, играть с наступающей и отступающей водой, а на обновленной Таймс-сквер (Таи Ропиа и Джон Чой), в кампусе женского университета в Сеуле (Доминик Перро) и в уже упоминавшемся парке High Line важную роль играют лестницы, требующие для подъема на них физического усилия. Идея физического восприятия пространства увлекла и Тома Мейна, причем настолько, что он не просто организовал интерьер Купер-Юниона вокруг центральной лестницы, но и намеренно ограничил пользование лифтами.

Особой форме обращения с городским пространством посвящен материал «Морковный город». Выставка с таким названием, организованная исследователями из торонтского университета Раерсон, отражает лавинообразно распространяющееся по миру явление городской агрикультуры, которое можно считать третьим мощным трендом. Приход сельского хозяйства в города первоначально мотивировался заботой о продовольственной безопасности и о сокращении расхода топлива на перевозку продуктов, но быстро оброс новыми смыслами. Огород, разбитый во дворе Белого дома Мишель Обама, способствовал популярности выращивания овощей как способа релаксации, а совместное возделывание общинных грядок или расположенных рядом индивидуальных наделов рассматривается как путь к установлению социальной гармонии, в частности, между представителями различных народов и культур, проживающими в одном городе, – именно такую цель ставит перед собой проект парка Даунсвью в Торонто. И это обстоятельство лучше всего раскрывает природу «рурбанизации». Начинающееся сращение города и деревни сопровождает приток в мегаполисы огромного количества «новых горожан», иными словами – вчерашних сельских жителей, к тому же зачастую прибывших с других континентов. Занятие земледелием – или даже разведением живности – в королевских парках Лондона или во дворах социальных жилых домов нью-йоркского района Квинс должно помочь им адаптироваться к новым условиям жизни, а заодно разнообразить реальность приютивших их городов.

Современная этика предполагает приятие иных, пришлых ценностей, а не навязывание некой признанной культурной нормы, и потому новые общественные пространства в большинстве своем принципиально не имеют выраженной программы, а являются как бы пустыми сосудами, которые могут быть заполнены любым содержанием. Отказ от попыток диктата чего бы то ни было с помощью архитектуры (для этого есть другие каналы, прежде всего – средства массовой коммуникации) в качестве побочного эффекта приводит к еще одному новому качеству – нонспектакулярности. уже довольно давно завоевавшей прочные позиции в актуальном искусстве. Идея о том, что визуальность – орудие принуждения в руках власть имущих, стала востребованной среди архитекторов и планировщиков в тот момент, когда стало понятно, что концепция «зданий-икон» себя изживает. И в то же время она прекрасно согласуется с отмеченным нами сближением города и деревни – какая же спектакулярность на селе?

Чтобы оценить новизну всех этих явлений, а заодно понять, откуда они произросли, полезно сопоставить их с текстами, зафиксировавшими кризис модернистской эпохи. «Новый урбанизм» Константа Ньивенхёйса, впервые опубликованный в 1966 году, в преддверии молодежного бунта, критикует с политически левых позиций модель города, сформировавшуюся в послевоенный период, но еще долго сохранявшую свое доминирующее положение, и призывает к преодолению функциональной дифференциации города и к возрождению общественного пространства как места для установления спонтанных контактов. Неомарксист Анри Лефевр в первой главе своей книги «Производство пространства» (1974) анализирует трансформации, происходящие с социальным пространством в эпоху неокапитализма, и предостерегает от фатальных последствий подмены «проживаемого» «отвлеченным». С его точки зрения, иллюзии, продуцируемые в своих интересах власть имущими, не дают массам заметить, что у них отнято реальное право пользоваться пространством.

Во вступительной статье к разделу «Теория» его редактор Сергей Ситар утверждает, что за последние полвека так и не было выдвинуто системной альтернативы капиталистическому городскому планированию. Однако собранные в этом номере проекты будто специально отвечают на тревоги теоретиков ушедшей эпохи, хотя, на поверхностном уровне, являются реакцией на более недавние явления.

Анна Броновицкая, редактор

http://prorus.ru/pi/pi_new.htm