|
Размещено на портале Архи.ру (www.archi.ru) |
|
| 04.12.2020 | |
|
Амир Идиатулин: «Главное – объект должен быть тебе интересен» |
|
|
Юлия Тарабарина |
|
| Объект: | |
| Shuanglong Lane Immersive Theatre | |
| Адрес: | |
| Китай, Кайфын. Shuanglong Lane | |
| Благоустройство набережной ЖК AQUATORIA | |
| Адрес: | |
| Россия, Москва. | |
| Детский хоспис «Дом с маяком» | |
| Адрес: | |
| Россия, Москва. улица Долгоруковская, дом 30 | |
| Комплекс апартаментов «Большевик» | |
| Адрес: | |
| Россия, Москва. Ленинградский проспект, д.15 (корпус 9, 28,35) | |
| Концепция музея Xingfu village Pan-Museum | |
| Адрес: | |
| Китай, провинция Сычуань, деревня Синфу | |
| Офис L’Oréal в Москве | |
| Адрес: | |
| Россия, Москва. 1-й Голутвинский переулок | |
| Реконструкция водонапорной башни в Щербинке | |
| Адрес: | |
| Россия, Москва. | |
| ТЦ «Сокольники» | |
| Адрес: | |
| Россия, Москва. Русаковская ул., 31 | |
| Мастерская: | |
| IND | |
| Porotherm | |
|
IND architects стали ньюсмейкерами завершающегося года: выиграли два иностранных конкурса, поучаствовали в трех международных консорциумах, завершили реконструкцию здания первого детского хосписа в Москве для фонда Нюты Федермессер. Основатель и руководитель бюро Амир Идиатулин – об основных принципах работы: самым важным архитекторы считают увлеченность темой, стремятся к универсальности, с жюри и заказчиками не заигрывают, стоимость работы рассчитывают по человеко-часам. Архи.ру:  Амир Идиатулин© IND architectsПосле окончания института я поступил в московский филиал бюро Сергея Цыцина. Там 2,5 года проработал «под крылом» ГАПа, затем еще полгода руководителем бригады. Сергей Цыцин позволил мне создать в составе его бюро свою команду, я позвал бывших однокурсников, единомышленников, готовых, как и я, работать круглые сутки ради качества проекта. Мы занимались проектом «Новый город» в Подмосковье. Потом один из прежних клиентов предложил мне заказ на поселок и, кроме того, помощь с клиентами и деньги для открытия своего бюро. Я всегда был легок на подъем и сразу сказал «да» – так мы создали компанию. Такие уходы бывают болезненными. Как Сергей Цыцин к этому отнесся? Мы расстались очень хорошо: во-первых, я не хантил сотрудников, мы ушли своей командой, и потом еще лет пять мы работали вместе, он давал нам работу, которую мы делали уже в рамках своего бюро. Отделившись, вы стали проектировать индивидуальные дома-коттеджи? Да, у Цыцина я проектировал большие комплексы, а здесь делали отдельные частные дома, концепции поселков, небольшие рестораны, интерьеры. Заказы были, но это было не то, чем мне хотелось заниматься. Я все-таки сторонник современных городов… Что изменило ситуацию? Параллельно мы много участвовали в конкурсах. Самой успешной оказалась победа в конкурсе на реконструкцию здания для хосписа «Дом с маяком» Нюты Федермессер. Там участвовали известные большие бюро («Остоженка», Buromoscow) и мы – совсем молодые, в тот момент никому не известные. Но мы глубоко погрузились в тематику, посещали хосписы, разговаривали с людьми. Мать одного ребенка, который там лежал (мы довольно долго общались), сказала мне: разница между взрослыми и детьми в том, что взрослые приходят в хоспис умирать, а дети – жить… Поэтому у детей должен быть свой, отдельный хоспис. На этой мысли мы во многом построили свой проект.  Детский хоспис «Дом с маяком»Фотография: предоставлена IND architectsНюта Федермессер заметила нашу активность и погруженность в тему, приехала к нам офис, посмотрела на коллектив и сказала: «Я не знаю, что эти ребята построили, может быть, вообще ничего, но я хочу построить хоспис с ними». В нашем портфолио не было социальных объектов: ни школ, ни садов, – ничего. Так мы познакомились с «O1 Properties», которые были спонсором и техническим заказчиком проекта хосписа. Они почти сразу дали нам и другой заказ, сначала на предконцепцию БЦ «Авион», а потом на вторую очередь реконструкции фабрики «Большевик» и еще ряд проектов, которые открыли нам доступ к клиентам, работающим в городе. С «Большевиком» в тот момент еще работали John Mc’Aslan and Partners, но заказчики хотели видеть другой вариант; мы довольно долго рисовали и переделывали, но в итоге они выбрали нас.  Комплекс апартаментов «Большевик»Фотография: предоставлена IND architects Комплекс апартаментов «Большевик»Фотография: предоставлена IND architectsЕще был конкурс на лучший в России детский сад, организованный Винзаводом, там мы тоже заняли первое место. После него мы стали заниматься не только реконструкцией, но и новым строительством. А такую популярную типологию, как «очень крупный жилой комплекс», вы когда освоили? С подобными проектами мы стали работать около трех лет назад. Но и ранее, как я говорил, это было ключевым направлением в моей практике.  ТПУ «Ленинградское шоссе», проект© IND architects Жилой комплекс Tweed, проект© IND architectsОднако я бы не сказал, что это наша основная компетенция – проектировать жилье. Нам интересно проектировать в контексте среды. Может быть и жилье, а может быть винодельня – мы работаем над проектом рекреационного комплекса в Крыму, там винодельня совмещена с отелем, спа-центром – интересная типология.  Винодельня «Скалистый берег», проект© IND architects Винодельня «Скалистый берег», проект© IND architectsСейчас проектируем гостиницу в Москве на 380 номеров. Все проекты очень разные, где-то мы имеем дело с городским контекстом и всеми его ограничениями, а где-то – сами создаем новый мастер-план с нуля. В Казахстане, в поселке Бурабай, по нашему проекту построили частную школу для одаренных детей, буквально за год со всеми интерьерами и инфраструктурой, очень быстро – я не ожидал, что так быстро можно построить.  Школа в поселке Бурабай, 3D-визуализация© IND architectsСколько человек в вашем бюро, и есть ли подразделения? В бюро два направления: одно занимается архитектурным проектированием, другое – интерьерами. Кроме того, есть три менеджера проектов, занятых договорами и сроками. В целом, сейчас в бюро более 40 человек. Внутри архитектурной части у нас нет статичных команд, закрытых бригад с жестким разделением полномочий, как это раньше было в проектных институтах. У нас – все наоборот, мы команды формируем под проект. Потом команда расформировывается и переходит на другие проекты. Люди работают с разными людьми, учатся разным подходам. Конечно, есть архитекторы, которые ближе к ландшафту и к градостроительству, а есть те, кто ближе к объемному проектированию. Но мы стараемся объединять. Потому что даже небольшой объект с архитекторами, которые занимаются градостроительным проектированием и ландшафтом, может получиться интереснее, чем если бы его делал только «объемщик». Требуете от сотрудников универсальности? Хотелось бы, но так получается не всегда, поэтому мы собираем в команде людей, которые работают по-разному, что и рождает универсальность. В нашем бюро есть и специалисты по мастер-планированию, и человек, который занимается графическим дизайном, брендами и городской навигацией – видите, какая линейка масштаба. А руководство? У меня есть два партнера. Андрей Сидоров и Равиль Мураков. Вы вместе с самого начала? Не совсем. Я, когда организовал бюро, сначала пригласил ребят поработать у себя, а потом уже через несколько лет я их сделал партнерами. У меня был еще один партнер, с которым мы в какой-то момент разошлись; у нас были разные взгляды. Вы намеренно поддерживаете разномасштабные задачи в работе бюро? Не пытаетесь полностью сосредоточиться на каком-то выгодном сегменте, который приносит больше денег? Во-первых, мне очень интересна эргономика деталей и материалов. Возьмем работы , которая рисовала в 1960-е интерьеры космических кораблей – ведь это ужасно интересно! Хотелось бы поработать с чем-то подобным – космическим кораблем, яхтой или самолетом, занимался же ими в свое время Норман Фостер. Я иногда ругаюсь с нашими архитекторами, которые не могут нарисовать рабочий чертеж хорошей эргономичной мебели, не говоря уже о дизайне уникальных предметов. Я бы не хотел отказываться от такого масштаба, мне это интересно. Мне очень нравятся интерьеры, потому что они позволяют посмотреть на архитектуру изнутри, ведь люди взаимодействуют именно там и проводят внутри намного больше времени. Конечно, приходится лавировать, как акробат, между более и менее бюджетными проектами. Недавно мы выиграли конкурс на совсем маленький павильон в Гюмри, городе, который был разрушен 9-балльным землетрясением в 1989 году – участвовали несмотря на то, что задача совсем небольшая.  Павильоны вернисажа для парка Дружбы в ГюмриIND architects Павильоны вернисажа для парка Дружбы в ГюмриIND architectsМы считаем, что масштаб не важен, важна возможность показать творческий потенциал в любом масштабе. Кроме того, у нас в бюро другое ценообразование: мы берем оплату по человеко-часам, так что я независим от километров площадей и, скорее, даже откажусь от больших объектов. Значит, вы можете взять заказ на маленький домик? На домик все же нет. Частная типология в России очень сложна, вкусы у людей специфичные. Я считаю, это из-за того, что все ходили в одинаковые типовые сады и школы. Все же эстетическое воспитание начинается с пеленок. Думаю, мы потеряли много творческих людей таким образом. А как относитесь к новому типовому, стандартизированному? Все надо делать индивидуально, поскольку типовой проект игнорирует контекст и никак не реагирует на него. Считаю, что типовое строительство – зло. Но должен сказать, что сейчас ситуация меняется: строятся частные школы, и родители, и государство смотрят на их новые здания. Думаю, рано или поздно мы придем к более здоровой и правильной ситуации. Какие типологии вы еще не освоили, и что хотели бы освоить? Два года назад я говорил, что мы хотим построить винодельню, и сейчас мы над ней работаем. Есть в запасе несколько студенческих фантазий: построить домик в горах, приют альпинистов – суперэргономичный, похожий на космический аппарат. Или гостиницу на склоне горы, раскрытую на какой-нибудь захватывающий пейзаж. Меня вдохновляет природа и неординарные объекты; в свое время очень вдохновил конкурс на водонапорную башню в Щербинке – она как кубик Рубика: кажется, что все просто, а на самом деле сложно интегрировать новую функцию, вертикальные коммуникации и одновременно сделать что-то новое, но уместное, учесть ограничения. Плюс городской контекст. Сложно, но жутко интересно.  Реконструкция водонапорной башни в Щербинке, проект-победитель конкурса© IND architectsВыше вы охарактеризовали себя как «сторонника современных городов». Что вы вкладываете в это понятие? Городов, которые не только дают возможность спать или работать, но и помогают людям пересекаться между собой, взаимодействовать, социализироваться. Жить культурной жизнью, заниматься спортом. Которые не изолируют людей друг от друга.  Конкурсный проект Фондохранилища в ТиНАО, 2019© IND architectsСейчас вы говорите о концепции постиндустриального города, смешении функций и социальном аспекте. Входит ли в ваше понятие современного города архитектура, и какая? Только современная, историческая, или консервативная, или просто разнообразная? Я бывал и в Дубае, где все построено заново, и в итальянских городах, полностью законсервированных. Мне не нравится ни та, ни другая концепция. Мне нравятся города, которые продолжают жить. Например, Лондон, где ты видишь срез времени, иногда на одном здании, в котором есть новое и старое. В наших проектах мы тоже стараемся это показывать. Например, в «Большевике» или в реконструкции водонапорной башни. Если старое интегрируется в новое, объект становится интересным. Я хочу, чтобы в городах старые здания не исчезали, но создавалось что-то новое в диалоге с прошлым.  Реконструкция водонапорной башни в Щербинке, проект-победитель конкурса© IND architectsА как новое должно взаимодействовать со старым: на контрасте или как-то еще? Зависит от того, какой язык ты выбираешь в данный момент. Я показывал «Большевик» Наринэ Тютчевой – она сказала, что сделала бы более контрастно. Но я не хотел контраста, мне показалось, что автор зданий фабрики XIX века Оскар Дидио не хотел бы контраста. Я искал материал, который бы слился с контекстом. Но стилистически они, конечно, разные. Архитектура не должна быть одинаковой. Люди ведь все разные, но именно это и интересно. И города должны быть разные, среда должна быть разная. Если бы Норман Фостер спроектировал город от дверной ручки до всех зданий, думаю, это был бы скучный город, одинаковый. Я за то, чтобы там был и Норман Фостер, и Палладио, и куча других архитекторов, может быть, даже IND architects, но чтобы среда была разной. А как вы относитесь к стилизации? Если, скажем, заказчик просит, обстоятельства исторического города диктуют необходимость сделать что-то подобное историзму? Откажетесь? Возьметесь? Сделаете что-то нейтральное? Хороший вопрос. Думаю, лет 5 назад я бы сказал, что это плохо. Но сейчас, когда я посетил многие города мира, видел не очень удачные примеры суперсовременных зданий в исторической застройке, начинаю сомневаться. Всё зависит от того, как архитектор вписывает новое здание в исторический контекст, насколько соблюдает градостроительный ритм, высотность, формирует ли архитектурный ансамбль. Сергей Чобан предложил соотношение 30:70, где 30 – уникальных, 70 – средовых зданий, которые ничем не выбиваются, чтобы сформировать тело города. Наверное, с этим подходом я частично соглашусь. Взялся бы я за воссоздание исторического здания – не знаю. Потому что это очень большая ответственность – создать здание, которое имело бы очень хорошие пропорции и было бы построено по классическим канонам. Сейчас в основном это все очень пошло выглядит. А пошлую архитектуру создавать я бы не хотел. Хорошо, что упомянули Сергея Чобана. Что вы думаете о его новой выставке, которая открылась в Риме? Эти рисунки, они предостерегают или наоборот, предлагают решение? Думаю, это очень интересное философское размышление о взаимодействии истории и современности, о возможных и невозможных путях развития города, и в то же время смелая архитектурная фантазия, которая показывает нам город, который может получиться, если дать архитекторам все бразды правления. Один из выводов, которые можно сделать, – хорошо, что архитекторы не правят балом. Хорошо, что есть градостроительные нормы, главный архитектор, мэр, заказчик, финансы, кризисы… Я считаю, что это позволяет «отрезать лишнее» и создает некую «прическу города». Главное – чтобы люди, которые «подрезают», обладали хорошим вкусом. Но в начале интервью из книги портфолио вы говорите, что профессия архитектора недооценена в России, и хорошо бы молодым архитекторам как-то изменить ситуацию. Не видите противоречия? Вот молодым архитекторам как раз нельзя подрезать крылья. Есть архитектурный анекдот: приходит выпускник в проектный институт, ему говорят «черти лестницу», он чертит лестницу. Через некоторое время он хочет что-то творить, а ему говорят «еще почерти лестницы». И он еще несколько лет чертит лестницы. А потом говорят «ну все, ты созрел, давай, вот здание, театр». А он отвечает «спасибо, хорошо, но мне бы лестницу почертить». Молодым надо давать свободу творчества. Поэтому в нашем бюро мы привлекаем студентов, ежегодно устраиваем практики, берем интернов, привлекаем их на конкурсы, чтобы показать всю масштабность творческого процесса. И потом уже периодически их подключаем к рабочему проектированию, чтобы показать все стороны процесса. Не опасаетесь, что студенты сделают что-то не так? Конечно, тут главное правило: доверяй, но проверяй. Но я и сам, если бы не сделал каких-то первых небольших ошибок, наверное, не почувствовал бы, что архитектура – творчество не на бумаге, по этим чертежам потом строят, работают тысячи людей. Студенты пока не чувствуют, что за любой линией стоит большая ответственность, мы показываем им, какую специальность они выбрали. Поддерживаем, позволяем сделать контролируемые ошибки, помогаем стать готовыми специалистами. Большая проблема с образованием в России – люди заканчивают университет, а практики не знают. Поэтому мы стремимся набирать на самых ранних этапах: третьем, четвертом курсе, иногда пятом. Золотое правило для студента – работать во время учебы, хотя бы немного. Возвращаются ли студенты потом работать к вам? Скорее, остаются. Те, кто не уезжает продолжать образование за рубежом. Процентов 20 остается после практики. Либо мы сами приглашаем, либо они пишут нам письма, если хотят остаться. Это взаимовыгодный процесс, я считаю, тут работает правило win-win, все в выигрыше. С другой стороны, вы недавно поучаствовали в нескольких конкурсах с иностранными командами… Начали мы в сентябре прошлого года с конкурса на мастер-план Дербента. Нам было сложно, но интересно, настоящий драйв, сравнимый с годом жизни в университете, спрессованным в 2,5 месяца. Вошли в шорт-лист конкурса на мастер-план Альметьевска и Самара Арены. Работали с датчанами ADEPT, американцами SWA, британцами JTS, по Самаре – с UNStudio.  Мастер-план городского округа «город Дербент». Конкурсный проектIND architects + ADEPT + SWA + Knight Frank + RussiaDiscovery Мастер-план городского округа «город Дербент». Конкурсный проектIND architects + ADEPT + SWA + Knight Frank + RussiaDiscovery Конкурсный проект развития территории, прилегающей к стадиону «Самара Арена»IND architects, UNStudio, АБ «Дом», Knight Frank, Спектрум-Холдинг, НИИТДХ Конкурсный проект развития территории, прилегающей к стадиону «Самара Арена»IND architects, UNStudio, АБ «Дом», Knight Frank, Спектрум-Холдинг, НИИТДХ Мастер-план Лишуй, конкурсный проект© IND architects + DA! architects Мастер-план Лишуй, конкурсный проект© IND architects + DA! architectsТакже работали с бюро Фернандо Ромеро над конкурсным проектом павильона Атомной энергии на ВДНХ. Помню, когда мы виделись в Москве, я был приятно удивлен потрясающей энергией этого человека, он в единицу времени узнает о тебе и личное, и профессиональное и при этом создает что-то по проекту. Получили потрясающий опыт, который сейчас часто применяем на практике.  Конкурсный проект Павильона атомной энергии на ВДНХ, 2015© IND architectsКакой именно опыт? Первое – различие подходов у нас и иностранцев. У них есть чему поучиться, и мы активно учимся, но чему-то и они учатся у нас. Помню, к нам приезжала архитектор из Америки, записывала интервью с нами – ее интересовало, как мы смогли все организовать в проекте так, чтобы уложиться в очень короткий срок. Они были в шоке, у них все занимает гораздо большее время. Мы учимся работе над конкурсами, презентациями проектов. Из недавних примеров – после работы с лондонским бюро и с американцами освоили социокультурное программирование территорий, плейс-мейкинг, режиссирование сценариев использования. Это правильно, когда архитекторы не только придумывают красивую архитектуру, но еще думают, как ее использовать, как все впоследствии может трансформироваться, как может повлиять тот же COVID-19 или климат. Увы, за рубежом инноваций пока больше. Но мы развиваемся, уверен, что скоро иностранцы будут приезжать стажироваться у нас. Уже сейчас много запросов. К вам приходят такие запросы? Берете стажеров? В этом году у нас было 3 запроса из Америки, один из Австралии, 5 из Италии и еще из нескольких стран. Но очень сложно юридически с трудоустройством иностранцев. Мы пока берем тех, у кого есть российское гражданство. Если решить проблему с трудоустройством, молодым специалистам было бы много проще приезжать работать в Россию. В этом году вы выиграли несколько открытых международных конкурсов в Китае, в соавторстве с китайским бюро DA!: на музей китайской деревни Синфу и на иммерсивный театр в Кайфыне. Каков рецепт побед? Он есть? Объект должен быть тебе интересен, ты должен загореться, это самое важное. Когда глаза горят, точно получится интересный проект.  Музей Xingfu village Pan-Museum, проект-победитель международного конкурса© IND architects + DA! architects Shuanglong Lane Immersive Theatre, проект-победитель международного конкурса© IND architects + DA! architectsВторой рецепт – участвовать не для того, чтобы выиграть, а чтобы реализовать свою идею. Тогда твоя идея зажжет зрителей и жюри. Я никогда не ставлю задачу подстроиться под жюри. Мы в не-конкурсных проектах не пытаемся подстроиться под заказчиков. Смело! А часто ли не получается договориться и приходится расставаться с заказчиками? Совсем не часто, думаю, в двух-трех случаях за все время. Мы решаем проблемы в диалоге. Я, бывает, слышу, как архитекторы отказываются от авторских прав, потому что заказчик на чем-то настоял. Нам такая позиция не подходит. Зачем строить то, за что тебе потом будет стыдно? Пока такого не было, надеюсь, и не будет. То есть вам почти всегда удается организовать продуктивный диалог. Каким же образом? Конечно, это требует сил. Но, с другой стороны, мне не нравятся архитекторы-тираны, которые говорят: будет только так, как я сказал, и точка. Архитектура получается тираническая, не про людей и не для людей, некомфортная, она давит, угнетает. Она может быть красивая, но ужасная с точки зрения интеграции в среду или в социальную жизнь города. Вы говорите об архитектуре, комфортной для людей. Но общаетесь вы с заказчиком. Откуда берете информацию о том, что хорошо людям? К примеру, работая с мастер-планом Дербента, мы использовали инструменты соучаствующего проектирования – провели семинар, взяли лидеров мнений и организовали в игровой форме диалог о том, какой должна быть среда. В Альметьевске то же самое делали наши партнеры по конкурсу из Казани. В Самаре – устраивали брейнштормы, но не с архитекторами. Теперь мы и в бюро приглашаем не-архитекторов для какого-то проекта. Графического дизайнера, маркетолога, пиарщика и заказчика… Некоторые архитекторы говорят, что ненавидят маркетологов, брокеров. А мы наоборот – с удовольствием общаемся со всеми участниками процесса, чтобы понять и почувствовать. Хотя, конечно, как в выборах есть день тишины, так и у архитекторов должно быть время паузы, когда ты собрал всю информацию в мозг и пошел думать. Партиципация хороша для благоустройства и даже для мастер-плана. А с большими жилыми домами как организовать партиципацию? Здесь помогают исследования, которые мы ежегодно делаем в нашем бюро. В прошлом году исследовали коливинги, в этом – многофункциональные жилые комплексы. Изучаем тенденции проектирования жилья, то, как меняется типология. К примеру, в Америке люди больше всего страдают от депрессии, особенно в больших городах. В связи с этим начинает развиваться биофилия, интеграция зеленых насаждений как ответ архитекторов на необходимость сохранять психическое здоровье населения. Все это мы анализируем и выпускаем небольшие бюллетени, рассказываем на конференциях, знакомим девелоперов с новыми практиками. Архитектура – не изобретение чего-то. Это работа с известными ингредиентами, но каждый архитектор, как шеф-повар, может найти идеальные пропорции, чтобы получился шедевр. Мы постоянно находимся в поисках новых компонентов шедевра. В нас это заложено – поиск, исследование. Мы все визионеры, оптимисты, мы видим возможность развития. Давайте попробуем уточнить понятие «визионерство». Что вы вкладываете в него? Нередко случается так, что здание еще строят, а оно уже устарело: слабые планировочные решения, некачественная среда. Удачный проект даже со сменой функции остается современным. Архитектор-визионер должен понимать, как пространство будет меняться с течением времени. Чтобы здание оставалось актуальным, интегрировалось в среду, было открыто к тому, чтобы претерпевать изменения. Архитекторы смотрят на город и видят, каким он будет через 5, 10, 20 лет. Впрочем, многое зависит от срока жизни проекта: мы делаем мастер-планы, у них большая временная перспектива. Но нам интересны и небольшие шоурумы, здания с коротким сроком службы, их через 2-3 года снесут, там мы экспериментируем с новыми материалами.  Шоурум MR Group, 2019© IND architects Шоурум MR Group, 2019© IND architects Шоурум Chkalov, 2017© IND architects Офис L’Oréal в Москве© IND architectsВаш совет молодому архитектору, который хотел бы сделать свое бюро. Поделитесь секретом успеха. Секрет успеха – делать объекты и очень любить их. Каждый объект, в который ты вложишь весь свой творческий потенциал, принесет еще 3-4 заказа. Но только в том случае, если архитектор будет с любовью делать любой объект, большой или маленький, от предметного дизайна до общественного здания. Разочарований не случалось? Когда душа вложена, но не все получилось? Успешный архитектор реализует 90% от спроектированного, все остальные – думаю, около 20%. Тот, кто учится на архитектора, должен понимать, что первые качественные здания он построит в 40-45 лет, если повезет – чуть раньше. На первом этапе все будет оставаться на бумаге, а потом количество построек будет увеличиваться. Что, впрочем, неплохо, поскольку служит фильтром для плохой архитектуры. Я сейчас смотрю на свои объекты 10-летней давности и думаю, как хорошо, что не все объекты пошли в реализацию… Зрелость приходит со временем. |
Увлеченному своей работой архитектору может понадобиться хороший плоттер. Удобный, небольшой и управляемый удаленно |
|
|
|