Реконструкция железнодорожного вокзала в городе Иваново
Адрес:
Россия,Иваново.Вокзальная площадь, дом 3
Фанерный театр
Адрес:
Россия,Санкт-Петербург.набережная реки Фонтанки, 65
Мастерская:
FABER GROUP
Архатака
Хора
Авторский коллектив:
художник Александр Шишкин-Хокусай, режиссер Андрей Могучий, архитектор Андрей Воронов (объединение «АрхАтака»)
Беседуем с архитекторами, которые долгое время были заняты в сфере дизайна интерьеров, индивидуального жилого строительства и инсталляций, но недавно реализовали свой первый крупный объект: Faber Group с вокзалом в Иваново, Павел Стефанов и Ольга Яковлева с крематорием в Воронеже, Архатака с ТЦ Галерея SM в Петербурге и Хора с реконструкцией Национальной библиотеки Татарстана.
Faber Group Алена Франчян и Борис Матвеев
Сайт:
Архи.ру: Какова история вашего бюро, где вы учились, когда начали работать?
Алена Франчян: Мы оба учились в МАРХИ, закончили учебу в 1996 году. Борис учился у профессора Бориса Григорьевича Бархина, а мне на кафедре промышленной архитектуры преподавал профессор Александр Алексеевич Хрусталев. Они поставили нам руки, привили вкус к профессии и подняли планку. После института я стала работать в мастерской архитектора Федорова и плавно перешла к интерьерной стезе, хотя, конечно, во время учебы меня настраивали на большую архитектуру, более того, промышленную. Тем не менее, познавать то, чему не учили в институте, было интересно и весело.
Борис еще во время учебы успешно работал в компании Eller Mayer Walter.
Борис Матвеев: Да, в компании, которая потом переименовалась в Eller+Eller. Мы вместе с Константином Ходневым и Алексеем Дуком тогда делали проект головного офиса Daimler-Benz в Москве на Ордынке. Диплом я делал под руководством профессоров Бориса Григорьевич Бархина, Андрея Борисовича Некрасова и Владимира Владимировича Ходнева. Сразу после диплома нас троих – Константина, Алексея и меня – пригласили работать в Дюссельдорф. Ребята отказались, а я поехал. Потом перешел в бюро nps tchoban voss, в то время еще неизвестное в Москве, и занимался там заказными конкурсами. Причем установка была на то, чтобы побеждать.
Получалось?
Во многих случаях да. Должен сказать, что Сергей Чобан разбирается в этой сфере идеально. Почти любой сюжет, который выбирался, было возможно довести если не до победы, то до 2 или 3 места.
А.Ф.: И, наконец, я уговорила его перебраться в Москву – несколько раз ездила в гости в Берлин, рассказывала, какой здесь драйв.
Когда вы открыли бюро?
А.Ф.: Когда Борис перебрался в Москву, мы открыли Faber Group, и я стала заниматься в большей степени интерьерами, а Борис – конкурсами. В первые годы Борис преподавал в МАРХИ по приглашению Андрея Некрасова.
Б.М.: Но после второго потока я ушел, очень сложно оказалось совмещать работу и преподавание.
В самом начале работы мы поучаствовали в конкурсе для Ханты-Мансийска. Это был момент выбора: становиться ли «объемщиками», или остаться в той зоне ответственности, которая была нам близка. Мы выбрали второе. Интерьеры нам важны потому, что позволяют прочувствовать здание изнутри и еще сделать всё, вплоть до дверной ручки и рисунка на ковре, добиться качественной реализации по нашим эскизам.
И достаточно скоро, в 2005 году, мы выиграли закрытый конкурс на один из значительных для нас объектов, он сейчас на сайте показан первым в списке – частная резиденция Banana House. Участвовали три бюро, в том числе Юрия Григоряна, а выбрали нас.
А.Ф.: Здесь мы участвуем только в закрытых конкурсах. Не тратим время и силы на общественные соревнования. Заказные конкурсы, когда известно, с кем соревнуешься, более продуктивны и интересны.
Мы считаем, что нам помогают три составляющих: талант, репутация и удача. Нам везет!
Б.М.: Из которых складывается четвертая и самая важная – опыт.
И в вашем Banana House, и в других проектах, вынесенных на первую страницу вашего сайта, довольно часто встречаются заполнения поверхностей цветочным орнаментом, характерные для модерна и ар-деко. Это кажется вашим любимым приемом…
А.Ф.: В том случае цветок стал еще и «логотипом» владельца дома, попал на его экслибрис. Он не случайно появился.
Б.М.: Я бы сказал, что аналогия с периодом ар-деко во многом верная, он был временем бурного экономического роста, знакомства с европейским опытом, взрывного экспериментирования, смелых заказчиков, драйва, что во многом перекликается с московскими 2000-ми, временем строительства родовых гнезд, людей с новыми деньгами, открытия мира и освоения опыта. Я считаю, нашей стране в начале XX века не хватило времени для развития ар-деко.
А.Ф.: Но мы не хотели бы ассоциироваться только с понятием «модерна» или «ар-деко», мы можем работать в разных направлениях в зависимости от задачи. Мы намеренно вынесли на обложку нашего сайта разные проекты. Там есть, к примеру, и офис компании ОЛТРИ, лаконичный и оживленный только цветовыми акцентами.
Но мы бесстрашные, мы не боимся насыщать объекты ни цветом, ни фактурой и тактильностью. И работаем с мастерами, которые способны реализовать все с душой, качественно, которые составляют с нами единую команду. В частности, это «Лаборатория Марата Ка.».
Поэтому на сайте мы решили показывать только реализованные объекты. В процессе работы с вокзалом в Иваново нам много пришлось доказывать, в частности компании РЖД, что те или иные вещи надо делать тщательнее и качественнее. Но в процессе удалось увлечь всех, и заказчиков, и исполнителей. Очень помогло то, что в этом нас поддерживал губернатор области Станислав Воскресенский.
Расскажите, как вы получили заказ на реконструкцию вокзала. Вы выиграли конкурс? Закрытый или открытый?
Б.М.: Нас пригласил меценат, советник губернатора Михаил Курбатов, причем первоначально требовалось нарисовать наше видение реконструкции вокзала в вольном ключе, почти без исходных данных. Выбрали наше бюро, уже потом мы сделали три варианта, которые были вынесены на голосование по Ивановской области в день выборов президента РФ в 2018 году. Победил первый вариант, его потом показали президенту, мы даже не знали об этом – друзья увидели по телевизору и рассказали нам. Президент сказал «красиво», после чего работы начались в очень быстром темпе, все было реализовано где-то за год. Было непросто уследить за качеством в таком темпе, но мы сделали все возможное и довольны результатом. В здании вокзала многое сделано по нашим эскизам, в частности скамейки, и люди уже пишут в соцсетях, что наконец-то отреставрировали первоначальную советскую мебель; мы считаем это признанием. Вокзал – общественное здание, которое посещает много людей, и отклик на такую реализацию не сравним, конечно, с частным домом.
Реконструкция железнодорожного вокзала в городе Иваново
И все-таки в интерьер вокзала вы тоже добавили орнамент…
Б.М.: Там мотивация была двойной: с одной стороны, колонны «голубого» зала добавлены позднее, после войны. Мы хотели «растворить» их в пространстве и думаем, что это получилось. С другой стороны, рисунок имеет контекстуальный смысл, причем тот орнамент, который мы подобрали изначально, после всей дополнительной исследовательской работы, оказался лучшим как в визуальном отношении, так и потому, что его автор неизвестен – мы хотели представить ивановские ситцы и орнамент агитационного текстиля как явление, а не работу конкретного автора.
Реконструкция железнодорожного вокзала в городе Иваново
Как отнеслись к вашему проекту историки и защитники авангарда? Знаю, что вначале была критика.
Б.М.: В процессе нам удалось действовать достаточно продуманно и многих убедить в нашем решении. Мы, в частности, долго подыскивали правильный красный цвет, ведь не сохранилось ни одной цветной фотографии; сверяли с тоном красных флагов… Думаем, что нам удалось подобрать правильный цвет, он отражен сейчас в покраске поздних простенков, добавленных в витражи после войны.
На фасаде выбранного варианта фигурировало декоративное панно, оно не реализовано...
А.Ф.: Панно мы еще надеемся добавить. Да, его не было на первоначальном здании, но на всех ранних фотографиях мы видим плакаты, лозунги. Фактически, это место было предназначено, как сейчас бы сказали, «под рекламу» и не пустовало. Кроме того, в семидесятые годы с двух сторон от вокзала появились два более масштабных здания с модернистскими мозаиками на фасадах, и протяженный авангардный объем «утонул» между ними. Наше панно – абстрактная композиция из керамики в технологии навесного фасада и в цветах мозаик модернистских корпусов, оно должно одновременно быть им созвучно и добавить акцент к зданию вокзала. Мы надеемся на реализацию, хотя у этой идеи есть и противники из числа историков авангарда. Но заметим, что предмет охраны здания – только его габариты. Оно перестроено и, фактически, скорее является отражением истории нескольких периодов, что мы и отразили в нашей реконструкции.
Главный вход в вокзал. Реконструкция железнодорожного вокзала в городе Иваново
В проекте декоративный фриз, осужденный эспертами, был, в реализации его нет. Северный и южный фасады. Реконструкция железнодорожного вокзала в городе Иваново
Относитесь ли вы к реализации проекта в Иваново как к некоему шагу вперед, к смене масштаба, и планируете ли сохранять в дальнейшем интерьерную специализацию?
А.Ф.: Интерьеры обязательно планируем сохранять. А проекты в городе у нас начали появляться почти одновременно с вокзалом: нас позвали в конкурс на реконструкцию зала Госдумы РФ в Москве, мы делали проект для парламента Перми и дома приемов правительства Пермского края в Москве. После завершения реконструкции вокзала у нас появился ряд интересных проектов, но пока не хотим об этом рассказывать по многим причинам. Вот будет реализация – тогда расскажем.
Ваш совет начинающим молодым архитекторам?
А.Ф.: Получать грамотное образование. Учиться рисунку. Если нет умения рисовать, отсутствует связь головы с руками.
Б.М.: Я бы, несмотря на сложный период истории, посоветовал путешествовать. Начинающему дизайнеру невероятно важно наполнять себя образами развивающегося мира, смотреть, трогать… Впрочем, сейчас даже хорошо, что формируется информационный голод. Как известно, Возрождения бы не было, если бы до этого не было Средневековья со всеми его ужасами и эпидемиями. Только, конечно, чтобы оказаться на гребне Ренессанса, надо быть к этому морально готовым. Все будет прекрасно, я уверен.
А.Ф.: И еще, конечно, опыт. Наше credo в том, что, когда мы приступаем к реализации и контролю, для нас очень важно работать с мастерами, профессионалами, которые обладают не безрассудством, а опытом и умениями. Большая катастрофа – фраза «так принято». Люди не разбираются в вопросе, а слепо следуют тому, что «принято». Вот чтобы не было шаблонов – надо учиться, рисовать, путешествовать, формировать open mind. И не надо бояться. Бояться бесполезно!
***
Павел Стефанов и Ольга Яковлева
Архи.ру: Расскажите предысторию вашего бюро. Вы учились в Болгарии?
Павел Стефанов: Я получил дизайнерское и инженерно-техническое образование – в Болгарии инженерная составляющая обязательна для дизайнеров. Работал с интерьерами, в основном общественными, в разных коллаборациях. Проектировали мебель, в частности запустили в серию несколько проектов детской мебели. Пять лет я занимался журналом AMS Aspectu, вначале как верстальщик, потом как графический дизайнер и арт-директор. Рано освоил компьютер – 3D Max, Coral и прочие программы. Делал издание «Красивые дома». В 2001 году переехал в Россию, в Воронеж.
У Ольги образование художника-графика, она училась в Воронеже, потом в московском Полиграфе. В Москве Ольга позднее закончила Школу интерьера «Детали»; она входит в (Ассоциацию дизайнеров и декораторов интерьеров России).
Над интерьерами и частными домами вы работаете вместе? Есть ли у вас сотрудники? Как распределяются ваши роли в работе?
Мы работаем вдвоем, сотрудников нет, и участие Ольги очень важно. Она обладает исключительным чувством стиля, чувством цвета. Я больше работаю с пространством, формой, архитектурной частью. Ольга занимается цветом, декором, отлично подбирает мебель.
Делаем, недавно получили патент на проект нашего стола Rotari, вот только не все формальности еще согласованы.
Какие ваши совместные работы вы бы отметили за прошедшие почти 20 лет?
В 2000-х мы успели даже поработать в Москве над проектом для Провиантских складов. Нас пригласил Юрий Павлович Платонов (см. отчет о градсовете по проекту Ю.П. Платонова, 2007 год). Ходили в фонды Музея архитектуры им. А.В. Щусева, исследовали оригинальные чертежи, нашли, в частности, вещи, которые никто не замечал. К примеру, в интерьере складов сохранялись остатки системы пандусов и рельсов для перемещения всего, что там хранилось. В нашем проекте мы попытались сохранить и даже восстановить эту систему. Теперь, насколько мне известно, в интерьере все «вычистили»… В нашем проекте мы планировали раскрыть оригинальную кладку, закрыть ее стеклом с подсветкой – создать эффект пребывания внутри здания-экспоната. Проект Платонова был очень масштабным и рассчитывался на длительный срок; но многое изменилось, проект отменился. После работы над Провиантскими складами мы вернулись к частной практике, сделали несколько объектов в Москве. Потом нас пригласили вернуться в Воронеж на достаточно большой проект, который включал несколько офисов и домов. В 2007 мы переехали, поработали в Воронеже до 2014, потом опять вернулись в Москву. Сейчас снова работаем в Воронеже, но, возможно, будем в Москву переезжать…
Как вы получили заказ на проект крематория в Воронеже? В СМИ прозвучало, что до вас было три проекта, и все они не устроили заказчика.
Наши с Ольгой работы публичны, руководству компании-заказчика работы показались интересными, в прошлом были и совместные проекты, поэтому логичным было обсудить рассматриваемые на тот момент решения с нашим творческим дуэтом. После долгих дискуссий пришли к общему выводу, что предлагаемые варианты здания морально устарели, нужна переработка идеи, участие профессиональных дизайнеров. Таким образом, при условии работы с инженерами, специалистами, мы согласились поработать над образной, дизайнерской частью. Сделали эскиз, передали его в инженерную компанию для разработки технической части, рабочей документации, на выходе получили очень своеобразную переработку эскиза, с другими материалами и внешним видом: линолеумом на полах, газоном вместо искусственного водоема, а вдоль окон «в пол» встали батареи отопления. Понятно, что эти решения были продиктованы желанием удешевить проект. Несколько бессонных ночей и споров, и в итоге, сохранив весь конструктив, мы переработали проект, обосновав некоторое увеличение бюджета. Думаю, первый опыт получился успешным.
Что стало образцом, или вдохновляющим примером, для вашего проекта крематория?
Скажу так: если бы мы попытались сделать как в Бельгии или Германии, нам бы точно не хватило бюджета. Нам очень нравятся западные образцы, но люди в провинции пока не готовы к такой архитектуре. Нам очень нравится киевский крематорий. Сама по себе тема – тяжелая, работа была нелегкой. Уже после открытия мы спрашивали администраторов, которые там работают, как люди воспринимают проект, как реагируют, нам говорят – хорошо. Насколько это вообще возможно по отношению к трагической архитектуре, конечно. Нашей идеей было сделать все белым, светлым. Знаете, некое пространство перехода, как его иногда показывают в кино. Может быть, мы и правда провожаем людей в иной, лучший мир... Вот это хотелось передать; надежду, наверное.
Мы хотели сделать все максимально красиво, нейтрально, достойно. Провели очень хорошую музыкальную систему, которая снижает реверберации звука. Пространство сложное по акустике, пустое, но я позвал старого друга, Владислава Кириллова, он профессионально занимается музыкальными системами, и сделали хороший звук; в данном случае это важно.
Насколько сложно было вам, как вы подчеркиваете, дизайнерам, перейти к формату «здания», постройки?
Несложно. Поначалу, конечно, были в голове какие-то тормоза, но потом, когда осознаешь, что все получается, сомнения отпадают. Все же суть творческих процессов в архитектуре и в дизайне одна и та же.
Считаете ли вы, что теперь, получив опыт, можете перейти в «большую» архитектуру, к какому-то городскому проектированию?
С точки зрения закона я дизайнер, и строить выше одного этажа не могу. Возможно, мне удастся наладить коллаборацию с коллегами-архитекторами и делать что-то совместно, поскольку идей у меня много. Мог бы получиться неплохой союз архитектора и дизайнера.
Что хотелось бы построить?
Я бы с удовольствием поучаствовал в проектировании школы. Или современного центра искусств. Или жилого комплекса, удобного для людей. В творческой группе я бы охотно поучаствовал.
Ваш совет молодым архитекторам? И дизайнерам.
Я бы повторил то, что мне сказал Юрий Павлович Платонов, когда я еще был молодым. Он сказал: не надо забивать себе голову всякими дурацкими ограничениями и стереотипами. Это мешает полету фантазии. Если глаза горят и ты готов бороться, преград нет никаких.
***
Архатака: Андрей Воронов и Иннокентий Падалко
Сайт:
Архи.ру: Первый вопрос об истории бюро. Отчасти, кажется, мне удалось разобраться: в 2011–2014 годах пять человек ТПО «Лесосплав», потом двое из вас сформировали АМ «Лес», потом Георгий Снежкин основал АБ «Хвоя», а вы трое – Александр Берзинг, Андрей Воронов и Иннокентий Падалко – «». Почему вы реорганизовались, и были ли изменения потом? Сколько сейчас человек в объединении? Название «Архатака» очень боевое, и все же, почему именно «атака»?
«Архатака»: Группа «Архатака» была организована в 2015 году бывшими членами ТПО «Лесосплав». В данный момент в компании два партнера – Андрей Воронов и Иннокентий Падалко. Название пришло в голову во время промозглых прогулок по серому унылому миру. Смотря на новые постройки и реконструкции, хотелось это все безжалостно атаковать. Из этого и родилось название «архатака».
Персональный вопрос Иннокентию Падалко: почему вы не поработали в мастерской своего отца Сергея Падалко «Витрувий и сыновья» (в вашем CV на «Лесосплаве», во всяком случае, такой информации нет)?
С мастерской «Витрувий и Сыновья» нам удалось поработать вместе над в 2019 году и получить 3 место. А если рассуждать в целом, то так получилось, что мы с отцом атакуем архитектурный мир с разных флангов. На мой взгляд, это интереснее, чем плыть в одной лодке.
На вашем сайте вижу два подраздела: art и commercial. В первом – выставки и объекты, о двух из них, «Фанерном театре» и Recycle Chapel, мы рассказывали. В то же время в вашем портфолио есть вполне коммерческие заказы – интерьеры квартир, баров, нескольких (я насчитала три) СПА-комплексов. Как бы вы определили свою специфику и специализацию?
Наша специализация – балансировать на грани абсурда и реальности, при этом получая порой неожиданный итог, к примеру, фанерный театр. В данный момент работаем над приложением для смартфона, которое позволит стирать градостроительные ошибки на экране. Если мы не можем стереть их в реальном мире, избавимся от них хотя бы в виртуальном.
Но при этом с удовольствием беремся и за коммерческие заказы: гостиничный комплекс в Гудаури в Грузии, спортивный клуб на большом Кисловском переулке в Москве, небольшие бары и квартиры в Петербурге.
Расскажите о проекте общественного центра «Галерея SM» в Озерках. Где он расположен, когда спроектирован и реализован? Как вы получили заказ? Стал ли он вашей первой «коробочной» реализацией в городе, или есть какие-то еще неизвестные работы? Он выглядит лаконичным, но контекстуальным на фоне многоэтажек псевдоисторизма и неплохо доминирует над травянистым склоном с противоположной стороны… Чем вдохновлялись?
Здание спроектировано в 2018 году, построено в 2019. Обратился к нам давний заказчик, с которым мы реализовали несколько частных интерьеров.
Общественный центр в Озерках
Предоставлено: Архатака
Общественный центр в Озерках
Предоставлено: Архатака
Общественный центр расположен в спальном районе города у станции метро «Озерки». Минималистичное решение здания продиктовано бюджетом проекта. Мы использовали самый дешевый кирпич и остекление. Применили простой ритмический прием – чередование остекления и глухой стены. Вдохновлялись Мемориальной часовней Святого Спасителя Роберта Ф. Карра в Чикаго, построенной по проекту Людвига Мис ван дер Роэ.
Общественный центр в Озерках
Предоставлено: Архатака
Общественный центр в Озерках
Предоставлено: Архатака
Общественный центр в Озерках
Предоставлено: Архатака
Общественный центр в Озерках
Предоставлено: Архатака
Общественный центр в Озерках
Предоставлено: Архатака
Общественный центр в Озерках
Предоставлено: Архатака
Считаете ли первую постройку в городе шагом к большому масштабу заказов, переходом к новой типологии? Или, скорее, случайностью? Стремитесь ли работать в городе? Если предложат спроектировать, к примеру, дом или другое, более масштабное общественное сооружение, – возьметесь или откажетесь?
Да, мы считаем, что это именно так, но, к сожалению, в нашем случае прорыва не произошло. Построили и построили. В плане какого-то перехода к большему масштабу, новой типологии, ничего не изменилось. Мы стремимся работать везде и со всем. В Петербурге мало возможностей для работы с большим масштабом, но если у нас появляется предложение, мы с удовольствием соглашаемся.
Ваш совет молодым авторам?
Давать какие-то советы молодым авторам не считаем возможным, потому что пока мы сами молоды.
***
Хора: Михаил Микадзе и Оят Шукуров
Сайт:
Архи.ру: В вашем бюро пять человек: Оят Шукуров, Александра Перевалова, Елизавета Ларцева, Алексадра Ивашкевич, Михаил Микадзе. Когда вы объединились, чем занимались до того, и менялся ли состав? Как распределяются роли?
«Хора»: ХОРА – камерное бюро. В настоящий момент состоит из пяти человек: двоих партнеров и троих сотрудников. Каждый член бюро является универсальным профессионалом и с той или иной степенью радости может выполнить практически любую часть проектной работы. Поэтому роли зависят от проекта, загруженности и желания.
Почему название χώρα? По-гречески это страна или объединение (лично мне вспоминаются византийские лампы-хоросы, которые держат на большом кольце много свечей). Наверное, второй перевод и подходит, но почему по-гречески, и как все же вы объясните название?
Мы склонны не объяснять смысл названия, кроме как рассуждением Платона о понятии «хора» в диалоге «Тимей»: «Всегда воспринимая все, она никогда и никоим образом не усваивает никакой формы, которая была бы подобна формам входящих в нее вещей. Природа эта по сути своей такова, что принимает любые оттиски, находясь в движении и меняя формы под действием того, что в нее входит, и потому кажется, будто она в разное время бывает разной; а входящие в нее и выходящие из нее вещи – это подражания вечносущему, отпечатки по его образцам, снятые удивительным и неизъяснимым способом». Свобода и неоднозначность прочтения представляется нам фундаментальной.
Ваше портфолио довольно разнообразно: объекты, конкурсы, концепция центров «Мой социальный центр», «Московские библиоцентры», проект сувенирного магазина ГТГ… Есть ощущение, что вы тяготеете к проектированию общественных пространств любого масштаба. Как вы определили бы свою специализацию и специфику?
Специфика заключается в отсутствии специфики. Деятельность бюро развивается в трех направлениях: проектирование, издательская деятельность и образование. С 2016 года бюро журнал «», главы которого повествуют о восприятии времени и пространства. Неотъемлемая часть практики бюро – преподавательская деятельность. Партнеры бюро преподают проектирование в Московской архитектурной школе (2017–2018, 2020–2021), преподавали проектирование и теорию архитектуры в БВШД (2015–2018), область академического интереса: материальность, контекст, исследование городской среды и потенциал ее развития.
Есть ли в вашем портфолио такие «банальные вещи», как дизайн квартир или индивидуальные дома-коттеджи? Берете ли такие заказы, отказываетесь ли, или делаете, но не афишируете?
Мы бы предпочли не рассматривать те или иные задачи как «банальные». С одним и тем же интересом можно придумывать как небольшое личное пространство, так и обширное общественное. Браться или не браться зависит от персоны заказчика, сроков и денег, как «банально» это бы ни было.
Если предложат спроектировать, к примеру, дом или другое, более масштабное общественное сооружение – возьметесь или откажетесь?
Как было сказано выше, возьмемся или откажемся очень сильно зависит от трех факторов: личности заказчика, а значит, легкости и естественности коммуникации с ним, сроков выполнения работ, то есть времени, которое есть у заказчика на проектирование и строительство, и последнее, но не менее важное, – количества денег, которые заказчик готов потратить на проект (как на разработку, так и на реализацию). Архитектура требует серьезных вложений: душевных, интеллектуальных и материальных.
Расскажите о новом проекте Национальной библиотеки Татарстана. Как вы получили заказ? Расскажите историю. Вас пригласили со сменой намеченной функции с книгохранилища на полноценное библиотечное пространство, или смена функции произошла с вашим участием? Правильно ли я понимаю, что вы занимались, скорее, интерьерами и программированием пространства библиотеки, то есть этот проект – логичное продолжение ваших проектов социальных и библиоцентров в Москве? Или в работе над реконструкцией здания вы тоже участвовали? Чем отличалась ваша работа над Национальной библиотекой Татарстана, помимо масштаба, сжатых сроков и сложных «ковидных» обстоятельств, от других ваших работ?
Пока работы не завершены, мы не можем ответить на все эти вопросы и рассказать о проекте больше, чем уже рассказали .
Как вы взаимодействовали с «Татинвестгражданпроектом», что делали они, что вы? К слову, «стекляшка», которую ваши коллеги построили в рамках первого проекта, – понятно, как она пригодилась библиотеке, но зачем она была нужна книгохранилищу?
ТИГП выступали в этом проекте генеральным проектировщиком, мы же разработали эскизный проект. После сдачи эскизного проекта, ТИГП разрабатывали документацию в соответствии с эскизным проектом, а мы вели авторский надзор, как в части документации, так и при строительстве.
Оцениваете ли вы работу с НБРТ как признак перелома, прецедента перехода к новому масштабу, какого-то шага вперед в своей карьере, или все идет, как и шло?
Мы очень рады этому проекту. Безусловно, это пространство больше, чем предыдущие, над которыми мы работали. Тем не менее, в этой работе мы следовали тем же принципам и порядкам, что и в прочих своих проектах. Мы хотели бы избежать категорий переломов или шагов – весь наш профессиональный путь представляется чередой увлекательных событий.
