В Анфиладе Музея архитектуры открылась новая выставка, и у нее две миссии: выставка отмечает 90-летний юбилей и в то же время служит прообразом постоянной экспозиции, о которой музей мечтает больше 30 лет, после своего переезда и «уплотнения». Мы поговорили с директором музея: о нынешней выставке и будущей, о работе с современными архитекторами и планах хранения современной архитектуры, о несостоявшемся пока открытом хранении, но главное – о том, что музею катастрофически не хватает площадей. Не только для экспозиции, но и для реставрации крупных предметов.
Архи.ру: Выставка в честь 90-летнего юбилея музея названа «прообразом постоянной экспозиции». Вы поэтому выбрали тему языка архитектуры?
Наталья Шашкова, директор Музея архитектуры им. А.В. Щусева
Фотография: предоставлена пресс-службой Музея архитектуры
Наталья Шашкова, директор Музея архитектуры:
Мы очень долго подбирали тему для юбилейного проекта и решили поговорить об архитектуре как виде искусства. Наши молодые коллеги – мы доверили эту миссию молодежи – в формате выставки пытаются ответить на вопрос: что такое архитектура? И с точки зрения конструкций, технологий, градостроительных решений, – и с художественной точки зрения. Как она воздействует на человека, как фиксируется в изобразительном искусстве. Как она рождается: от первых эскизов до воплощения, до реализации. Дело в том, что не все люди осознают, для чего архитектуре нужен музей, о чем должна идти речь в архитектурном музее. Мы надеемся, что разговор, начатый этой выставкой, нам самим позволит осознать, какой должна быть экспозиция архитектурного музея в наши дни. И, конечно, с нетерпением ожидаем обратную связь от нашей публики, от профессионального сообщества.
Команда кураторов на открытии. Выставка «Архитектура говорит. К 90-летию Музея архитектуры им. А.В. Щусева»
Фотография: предоставлена пресс-службой Музея архитектуры
Выставка «Архитектура говорит. К 90-летию Музея архитектуры им. А.В. Щусева»
Фотография: предоставлена пресс-службой Музея архитектуры
Выставку мы решили сделать зрелищной и яркой: показать не историю музея на основе документов и фото, а срез наших потрясающих коллекций. Тем не менее параллельно мы готовим научное, академическое издание, посвященное истории музея и людям, которые его создавали.
Награждение сотрудников музея на открытии выставки «Архитектура говорит. К 90-летию Музея архитектуры им. А.В. Щусева»
Фотография: предоставлена пресс-службой Музея архитектуры
Сейчас наша главная задача – продемонстрировать и доказать, что в России должен быть полноценный Музей архитектуры. Выставка должна стать стартовой точкой в ее решении. Но это не единственная юбилейная выставка…
Расскажите про другую?
Она откроется в конце ноября и это будет свободное высказывание современных архитекторов о том, каким они видят Музей архитектуры. К этому проекту мы пригласили около 60 участников, они в форме графики, арт-объектов и инсталляций расскажут о том, что для них музей. Выставку курирует Анна Мартовицкая – человек, который хорошо знает сообщество и погружен в проблематику современной архитектуры.
Объект бюро ATRIUM, показанный на их недавней выставке «Словарь современной архитектуры» во Флигеле-Руине сделан для будущей выставки Музей архитектуры и может служить ее, в некотором роде, тизером
Калязинские фрески – наша постоянная экспозиция, они останутся на своем месте, в трех залах внутренней анфилады. Модель Большого Кремлевского дворца – тоже часть постоянной экспозиции, но ее мы пока не открываем, поскольку она требует полноценной комплексной реставрации.
Выставка калязинских фресок. Макет собора Макарева Калязинского монастыря, 1940 г.
Директор музея Наталья Шашкова на экспозиции калязинских фресок
Фотография: предоставлена пресс-службой Музея архитектуры
Реставрация уже началась?
Модель стоит в зале и ждет решения организационных вопросов. Для того, чтобы его переместить, требуются большие организационные и финансовые усилия. Этот предмет нельзя трогать с места просто так. Кроме того, не все части модели находятся в залах. Сейчас в музее нет площади, на которой можно было бы полностью собрать баженовскую модель Большого Кремлевского Дворца. Когда-то она занимала основной объем Большого собора Донского монастыря.
Но баженовская модель – не единственная. У нас хранится воронихинская модель Казанского Собора в Петербурге, не менее значимый памятник. Или полотна Машкова из Банкетного зала гостиницы Москва, сейчас они хранятся на валах и, по рекомендации специалистов, если мы их реставрируем, то их нельзя будет накатать обратно на валы. А для того, чтобы хранить их на подрамниках у нас, опять же, сейчас нет места. Наше уникальное собрание не может жить полной жизнью в рамках существующего здания.
Музею архитектуры нужно для полноценной работы новое здание. При сохранении, безусловно, ансамбля на Воздвиженке. Это глобальная проблема, настолько комплексная, что к реставрации некоторых предметов собрания мы не можем приступить до того, как она будет решена.
Музею нужно новое здание и музею нужно оставаться на Воздвиженке?
Да, музей исторически связан с комплексом усадьбы Талызиных. Это естественно. Но мы считаем, что наша постоянная большая экспозиция должна быть создана в новом здании с привлечением всех современных технологий. Конечно, хочется, чтобы это было место в сердце Москвы, место, где мы можем говорить об истории архитектуры в историческом окружении.
Сейчас собрание приближается к цифре 840 тысяч, наша коллекция очень востребована, и живет активной жизнью. Огромное количество запросов на внешние выставки. Огромный запрос от исследователей – историков архитектуры и реставраторов. Это наша гордость: за последние годы доступ посетителей в фонды был реорганизован, и сейчас я очень много комплиментов получаю от специалистов по поводу того, что к нам легко попасть в фонды, что у нас комфортная и понятная процедура доступа и очень качественная консультационная поддержка. Я с огромной радостью об этом говорю, так как была к этому причастна, еще не будучи директором и работая в фондах.
Что это означает? Это означает, что наши фонды постоянно публикуются учеными, они постоянно задействованы в реставрации объектов культурного наследия. Коллекция продолжает полноценно жить, даже в стесненных условиях.
Мы сейчас ведем титаническую работу по первой в истории музея сверке коллекций. Это ежедневный подвиг фондовых сотрудников. Ящики с негативами мы в первый раз вскрыли после переезда из Донского монастыря в прошлом 2023 году.
Ох как давно следовало это сделать.
Причина того, что нам удалось открыть негативы только сейчас – и, подчеркну, это стало результатом большого напряжения сил – опять же в отсутствии места. Чтобы открыть заштабелированный фонд, нужно освободить хоть какое-то пространство, и нам постоянно приходится двигать предметы то туда, то сюда, как в пятнашках.
При этом надо понимать, что речь не об обычных негативах. У нас немало негативов на стекле, коллекция включает материалы с середины XIX века до текущего момента. Это и художественные, и фиксационные фотографии, которые для истории архитектуры и для реставраторов бесценны.
Зал, посвященный фотофондам музея. Выставка «Архитектура говорит. К 90-летию Музея архитектуры им. А.В. Щусева»
Фотография: предоставлена пресс-службой Музея архитектуры
И, кстати – а это еще одна из задач, которую мы для себя пока не решили, но активно ее осмысляем и будем в ближайшее время искать финансирование. Фотофиксация перешла в цифру. Но ведь и проектирование перешло в цифру. Мы сейчас пытаемся ответить для себя на вопрос – как документировать современный архитектурный процесс?
Я помню, еще в годы Давида Саркисяна, Григорий Ревзин инициировал в музее проект «Строение номер»: произведения выставляли и принимали на хранение в музей. А сейчас? Я примерно понимаю, как попадают предметы в Третьяковку, а в Музей архитектуры как они попадают, каковы механизмы?
Механизмы у нас и в Третьяковке одинаковые, они нормативно закреплены. Мы пополняем коллекцию в основном благодаря пожертвованиям, закупка случается относительно редко.
Основной массив наших поступлений сейчас – творческие архивы архитекторов, инженеров, реставраторов. Из последних поступлений – материалы Михаила Крышталя, их передала вдова; архив Юлия Филлера. Они отражают неоднозначные процессы в новейшей архитектуре, но мы считаем важным задокументировать и эти явления. Очень интересным и ярким событием для нас стало поступление архива Владимира Кубасова, часть которого мы показали на выставке весной этого года.
Архитектор Владимир Кубасов. Музей архитектуры, Москва, 22.03.2024 – 19.05.2024
Фотография: Юлия Тарабарина, Архи.ру
Архитектор при жизни высказал намерение передать архив Музею архитектуры, оно было поддержано наследницей, она приезжала сюда из США для того, чтобы исполнить волю отца. Скоро, мы надеемся, выйдет книга, посвященная наследию Кубасова, написанная Ириной Чепкуновой при поддержке молодых сотрудников музея.
Увы, не всегда наследники распоряжаются творческим архивом адекватно: лучше, когда пытаются продать, хуже, если уничтожают. В любом случае, путь в коллекцию всегда один – материал, неважно, на закупку или пожертвование, рассматривает экспертная фондово-закупочная комиссия, которая принимает решение о его включении в музейный фонд РФ. В комиссии – порядка 20 музейных специалистов.
Так планируете ли вы принимать собственно проекты современной архитектуры?
В последние годы мы от современных архитекторов принимали графические материалы.
Тут вопрос – в формате и носителе данных. Многие современные архитекторы работают только в цифре, и нам еще надо научиться принимать на хранение проекты в цифровом формате. И тут мы надеемся на встречный интерес со стороны архитекторов.
Не в обиду никому будь сказано, но по некоторым личным разговорам с представителями архитектурного сообщества у меня сложилось впечатление, что они не слишком озабочены такого рода хранением… Тем не менее мы с коллегами – исследователями архитектуры, понимаем, насколько важно сделать так, чтобы материал «отложился» в музее, в архиве. Иначе его не будет в истории архитектуры. Не надо питать иллюзий. Если материала архитектора нет в архиве, то, даже если здание реализовано, – поверьте, имя автора сотрется даже из всемирной сети.
Мы должны понимать, что у нас нет официального института накопления информации по истории архитектуры в сети – такого, который бы нормативно регулировался. В музее несколько ступеней учета, первая – книги, которые мы до сих пор ведем обязательно на бумаге, вторая – инвентарь, тоже бумажный или электронный, Государственный каталог музейного фонда РФ – третья. Это особым образом выстроенная и защищенная информационная система ее безопасность обеспечивается на государственном уровне.
А вот отсутствие интереса у современных архитекторов, в чем оно заключается?
У меня такое ощущение, что музей на какое-то время выпал из их вселенной, они перестали понимать, имеет ли он для них какое-то значение. Так что выставочный проект с участием представителей профессии мы придумали в том числе для того, чтобы вернуться к диалогу.
Это, впрочем, не значит, что нас игнорируют. Нет, музей активно участвует и в Арх Москве, и в Зодчестве, и в Урбанистическом форуме. Время от времени мы проводим какие-то совместные выставочные проекты. Музей не был никогда институцией, которая занималась исключительно историей архитектуры. Взаимодействие есть, и оно не утрачено. Но нужно сделать его более системным и последовательным. И да – на данный момент диалог выстроен в области выставочных проектов, а вот относительно архивации, сохранения свидетельств развития современной архитектуры – над этой конкретной темой еще предстоит много работать.
Итак, юбилейная выставка – просветительская, затем мы ждем выставку арт-объектов современных архитекторов. Но музей в последние годы показывает и олдскульные, чтобы не сказать консервативные, но в то же время – исследовательские, научные экспозиции. Вот например, «Соборы Грозного» в начале года. Да или прошлогодний, тоже юбилейный и «именной», Щусев.
Мы называемся: научно-исследовательский музей архитектуры. Да, появляются академические проекты. Это тот высокий уровень, к которому мы всегда стремились, и который мы рады вернуть в нашу практику.
У нас есть представление о том, что такое профессиональная наука. Я сама из научной среды, кандидат искусствоведения. И очень надеюсь, что несмотря на должность директора, продолжу развиваться и как ученый тоже. Мой заместитель по науке тоже кандидат. У нас в штате на данный момент 5 кандидатов архитектуры, искусствоведения либо исторических наук. И у нас есть потрясающие специалисты, которые постоянно, десятилетиями публикуется, делают прекрасные выставки, знают нашу коллекцию очень глубоко и хорошо. Эти люди не имеют научных степеней, но они имеют статус научных сотрудников, имеют полный карт-бланш в своих исследовательских и кураторских проектах.
Керамическое панно Борисоглебского собора в Старице.
Выставка «Тайны соборов эпохи Ивана Грозного», – 12.05.2024, Музей архитектуры
Важно, когда ты можешь сказать: да, мы сделали шаг вперед в изучении истории архитектуры. Это бесценно.
Я знаю, что у музея были планы обустройства открытого хранения, в том числе вы привлекали сторонних специалистов, в частности, Светлану Баранову. Как развиваются эти планы и развиваются ли? В музее отличный лапидарий, но видим мы его только частично, в основном, входя в Руину...
Здесь две темы. Лапидарием мы называем коллекцию белого камня, в ней больше 150 предметов, в том числе надгробий, которые когда-то поступили к нам из Исторического музея. Часть еще не вывезена из Донского монастыря.
Хранение, которое мы планировали в пространстве Руины, – это хранение строительных материалов и архитектурных фрагментов, кирпича, изразцов. Это область научных интересов Светланы Измайловны Барановой и она разработала внятную, четкую, интересную концепцию. На чем мы споткнулись? Обустроить открытое хранение в здании, не построенном специально для него, критически сложно. Одновременно случился рост цен на высококачественное стекло и металл. Но мы вложили в него много сил и продолжаем держать в поле зрения. Надеемся перейти от теории к практике.
Фрагменты керамики, изразцов, деревянной резьбы из коллекции музея. Выставка «Архитектура говорит. К 90-летию Музея архитектуры им. А.В. Щусева»
Фотография: предоставлена пресс-службой Музея архитектуры
А где вы планировали поместить открытое хранение?
На первом и третьем этажах Руины. Вопросы еще были связаны с тем, что первый этаж нам важен как экспозиционное пространство, а относительно третьего были опасения, что его перекрытия могут не выдержать предполагаемой нагрузки. Здание имеет статус ОКН, а следовательно, проводить работы по укреплению конструкций мы не можем.
Суммарный вес наших экспозиций – это тоже не простой вопрос. К примеру, калязинские фрески: они сами по себе немало весят, следовательно, мы поставили их на металлические конструкции. Плюс надо учесть вес посетителей, попадающих в залы, и это отнюдь не праздный вопрос. Перекрытия Анфилады имеют ограничения по нагрузке и, например, большая посещаемость выставок Мельникова и Щусева оказалась на грани их физических возможностей.
Сколько было в среднем в день?
Среднюю в день не считали, но в 2023 году мы перешагнули планку в 190 тысяч посетителей выставок за год. Или даже в 200 тысяч – это с учетом посетителей экскурсий и лекций, и детского центра. Год назад Елизавета Лихачева, еще будучи директором нашего музея, говорила о планке в 100 тысяч.
И вот, за год мы ее удвоили. Это хорошо, большой успех, но и опасно, так как музей работает на пределе антропогенной нагрузки.
И тут мы плавно возвращаемся к новому зданию и реставрации старого. Понятно, что площади музею нужны. Что вы делаете в этом направлении, что вам может помочь?
Тут надо признать две вещи. Первая – это должно быть государственное решение, и мы можем делать только одно: исполнять свою миссию для того, чтобы государство признало, что ему нужен Музей архитектуры. Уровень и качество наших выставочных проектов должны продемонстрировать городу и миру, что мы этого достойны. В юридическом смысле на данный момент никаких шагов не предпринято, нет никаких решений, которые бы подтвердили, что этот проект состоится. Оптимизм внушает то, что в нашей стране строится огромное количество новых музейных зданий. Мне кажется, должен произойти какой-то качественный скачок в сознании общества, том числе, не буду скрывать, и в сознании учредителя тоже. Нужно понимание того, что музею нужно здание, а музей нужен стране.
Выставка «Архитектура говорит. К 90-летию Музея архитектуры им. А.В. Щусева»
Фотография: предоставлена пресс-службой Музея архитектуры
А как лично вы видите возможную постоянную экспозицию?
Собрание нашего музея уникально. Многие известные музеи архитектуры сформированы как архивные собрания. Наш музей – художественный, посвященный определенному виду искусства. Мы обладаем большим архивным фондом, но наш золотой фонд – это произведения искусства: графика, декоративно-прикладное, уникальная коллекция макетов.
Выставка «Архитектура говорит. К 90-летию Музея архитектуры им. А.В. Щусева»
Фотография: предоставлена пресс-службой Музея архитектуры
Архитектура – это, безусловно, сложная для музейного показа тема. Идеальная структурированная, понятная экспозиция требует глубокой работы, в том числе научно-исследовательской. Но каждый из нас много лет думает об этом, и некое видение есть. Надо говорить и с точки зрения чистой физики: материалов, инженерии, – без этого архитектуры не постичь. Но и образность не менее важна, воздействие архитектуры на человека, особенности менталитета каждой эпохи. Климат и ландшафт. Нужно показать хронологическое развитие, но оно должно быть завязано на типологии. Это комплексная многослойная история, и выставку «Архитектура говорит» к 90-летию музея мы рассматриваем как прообраз постоянной экспозиции.
Кроме того, в наших фондах немало бесценных коллекций, тематически не укладывающихся в магистральную историю архитектуры, но бесспорно достойных показа.
Калязинские фрески…
В экспозиции 40 фрагментов, а в хранении 103, это очень полный комплекс. Или наша коллекция деревянной скульптуры, в 2010-е годы ее показали в Аптекарском приказе, но не целиком. Это феерически эмоциональная коллекция, первоклассная резьба по дереву с золочением или полихромной росписью из храмов Москвы, утраченных в 1920–1930-е годы. Или небольшая, но очень качественная коллекция шпалер. Все они заслуживают показа, и вероятнее всего, это должно быть открытое хранение – для соблюдения особых условий показа и климата, который требуется всем эти вещам.
Шпалеры я сама не видела – знаете, почему? Потому что мы не позволяем себе раскатать их лишний раз только чтобы посмотреть. По той же причине я впервые на седьмом году работы в музее увидела панно Ильи Машкова для гостиницы «Москва». Мы не трогаем некоторые предметы лишний раз, чтобы не навредить им, пока не запланируем реставрационные работы. Но мы хорошо знаем свое собрание. И постоянно размышляем о том, какой должна быть наша постоянная экспозиция. Я абсолютно уверена, что мы к ней придем.