Авангард, который потеряли и нашли. Беседа с Жаном-Луи Коэном

В 20-е - 30-е годы XX века в авангарде мировой архитектурной мысли оказались оригинальные проекты архитекторов-новаторов из Советского Союза. Стиль прогрессивной и динамичной архитектуры научных центров, санаториев, театров, универмагов, домов-коммун, дворцов культуры, рабочих клубов, фабрик, гаражей и водонапорных башен по проектам братьев Весниных, Гинзбурга, Голосова, Ладовского, Леонидова, Мельникова, Никольского и Серафимова известен в мире как конструктивистский. Архитектура конструктивизма, по сути является основным вкладом России в мировую архитектуру. В 1932 году авангард был "закрыт" Сталиным, когда советским архитекторам было предписано "работать" исключительно с классикой, официальной архитектурой социалистического реализма.
Крупнейшим специалистом этого периода русской архитектуры является Жан-Луи Коэн (Jean-Louis Cohen), известный французский историк, автор и исследователь архитектуры. Сейчас, когда над многими шедеврами авангарда нависла угроза исчезновения, эта архитектура вновь привлекает широкое внимание общественности. Это придает особое значение трудам Коэна. Я встретился с ним в его рабочем кабинете, в торжественно барочном особняке на манхэттенском Ист-Сайде в Институте изящных искусств при Нью-Йоркском университете, где он преподает историю архитектуры.
Жан-Луи Коэн родился в еврейской парижской семье, где по его собственным словам, правили две религии: наука и революция. Дед был лингвистом и пользовался большим авторитетом в кругах передовой интеллигенции 20-х годов прошлого века. Родители читали лекции в университете - мать по химии, отец по биологии. Несколько послевоенных лет отец жил в Москве, где работал корреспондентом французской "Юманите". Он прекрасно говорил по-русски и привил своим детям любовь ко всему, что касалось Советского Союза. Коэн говорит по-русски со школьных лет, а незначительный французский акцент придает его речи особый шарм.
Впервые мой собеседник оказался в России подростком в 1965 году. Он посетил Москву и провел несколько недель на Черном море в пионерском лагере "Орленок" под Туапсе. Коэн влюблен в архитектуру с юности. Поль Шеметов, известный французский архитектор русского происхождения, был близким другом его родителей и больше других повлиял на профессиональный выбор юноши. В 1967 Жан-Луи прочел книгу Анатоля Коппа - "Город и революция", опубликованную в Париже в том же году. Копп (1915-1990), рожденный в России, преподавал в Америке и жил в Париже. В 1950-е годы он посетил Советский Союз и оказался одним из первых исследователей русского авангарда.
Коэн получил архитектурное образование в парижских вузах. В 1985 году он защитил докторскую диссертацию по истории архитектуры в университете Ecole des Hautes etudes en Sciences Sociales в Париже.
- С чего началось ваше увлечение архитектурой советского авангарда?
- Некоторое время я работал над градостроительными и реставрационными проектами, но мне больше нравились история и теория. В 1973 году я стал заниматься исследовательской деятельностью и подружился с Анатолем Коппом, который познакомил меня со своим кузеном Олегом Швидковским, известным историком и искусствоведом в России. Так я вошел в круг видных советских историков и архитекторов. Первоначально я познакомился с Селимом Хан-Магомедовым, Анатолием Стригалевым и Вигдарией Хазановой, ведущими учеными в области конструктивизма. Особое значение имела встреча с Константином Мельниковым. Это произошло незадолго до его смерти в 1974 году. Затем я стал писать, заниматься исследованиями и организацией выставок. В 1978 году вместе с Алексеем Гутновым я курировал выставку "Урбанистическое пространство в СССР" в Центре Помпиду. В том же году я организовал поездку молодых российских архитекторов во Францию. В 1979 году я курировал архитектурную секцию выставки "Москва-Париж" с большим количеством важных конструктивистских рисунков из собраний Музея архитектуры имени Щусева. И наконец, я считаю главным событием в моем исследовании архитектуры советского авангарда - написание книги "Ле Корбюзье и мистика СССР". В 1987 году она была опубликована в Париже, а в 1991 - в Америке.
- В чем по-вашему уникальность архитектуры русских конструктивистов?
- Конечно же, конструктивисты попытались разорвать связь со всеми предыдущими конвенциями в архитектуре. И все же, я бы не воспринимал эту архитектуру как полностью нигилистскую. К примеру, Моисей Гинзбург изучал машинную эстетику и метафоры Ле Корбюзье и разделял его интерес к математическим пропорциям. Нельзя также сказать, что многие новые функции были изобретены с нуля. К примеру, рабочие клубы развились на основе так называемых народных домов, существовавших в России и до революции. Подобные дома были также во Франции, Италии, Англии и Бельгии. Однако, что действительно ново и примечательно у конструктивистов, так это артикуляция формы и идея социальной трансформации на значительно более радикальном уровне, чем это происходило на Западе. В период с 1925 по 1932 годы в России наблюдалась беспрецедентная конденсация и абсорбция радикального и амбициозного мышления и идей.
- Наверное, самым талантливым архитектором этого периода можно считать Константина Мельникова.
- Безусловно, Мельников был экстраординарно талантливым и оригинальным архитектором. Его нельзя причислить ни к конструктивистам, ни к рационалистам. Он даже обижался, когда его называли конструктивистом. А когда я впервые появился на пороге его дома с просьбой обсудить его конструктивистские проекты, он просто захлопнул передо мной дверь. Мне долго пришлось подбирать правильные слова, чтобы добиться его расположения. Он был уникальным изобретателем очень персональных, поэтичных и экспрессивных форм. Я мог бы сравнить его с Фрэнк Ллойд Райтом по уровню оригинальности и таланту к изобретению истинно уникальных архитектурных композиций. Он обладал великим чувством и чутьем в вопросах монументальности, структуры и фактуры. Он очень хорошо разбирался в подручных строительных материалах. В отличие от некоторых других архитекторов, мечтавших о строительстве зданий из стекла и стали, Мельников максимально и инновационно использовал кирпич, предпочитая работать с широко доступными материалами и простыми технологиями для достижения незаурядной архитектуры.
- Что воодушевляло его больше всего?
- Мельников обращался за воодушевлением к традиционной русской архитектуре, но больше всего он основывался на своем собственном неподражаемом воображении.
- Насколько о конструктивистских проектах было известно за пределами России в годы их создания?
- В тот период о русском авангарде выходило множество публикаций во французских, немецких и американских журналах. Многие ведущие архитекторы из Европы и Америки, такие как Эрик Мендельсон, Бертольд Лебеткин, Луис Хозе Серт и Фрэнк Ллойд Райт приезжали в Советский Союз и следили за развитием там новой архитектуры. Ле Корбюзье был в России неоднократно с 1928 по 1936 годы и даже известен факт вывоза им из Москвы в Париж копий чертежей здания Наркомфина по проекту Моисея Гинзбурга. Корбюзье очень переживал по поводу того, что в России появилось здание, построенное на его собственных принципах (пяти точках современной архитектуры), в то время как ему самому еще лишь предстояло осуществить свои проекты в полном масштабе у себя на родине. Одной из ярких демонстраций достижений русского искусства была экспозиция на Всемирной выставке декоративных искусств в 1925 году в Париже. Динамичный советский павильон был построен по проекту Мельникова. Однако с 1932 года до середины 1950-х связь между архитекторами России и мира почти полностью прекратилась. Первые иностранные архитекторы вновь стали приезжать в Россию в 1955 году, а уже в 1958 году в Москве состоялся Пятый всемирный конгресс архитекторов.
Прерывая рассказ Коэна, обращаю внимание читателя на то, что Запад далеко не всегда поддерживал искания советских архитекторов. В 1932 году, когда на них начались гонения советских властей, в нью-йоркском Музее современного искусства, (МоМА) была развернута важнейшая архитектурная выставка "Интернациональный стиль", организованная Генри Расселом Хичкоком и Филипом Джонсоном. Название выставки обозначило одноименный стиль в архитектуре, а имена включенных в нее архитекторов стали хрестоматийными - Аалто, Асплунд, Брейер, Гропиус, Корбюзье, Мис ван дер Роэ, Мендельсон, Оуд, Шарун и другие. Но несмотря на то, что директор и основатель Музея Альфред Барр (автор предисловия к каталогу выставки) посетил Россию в конце 1920-х годов, богатейшая коллекция, построенных к тому времени ярких авангардных зданий (ключевая экспозиция ведущих советских архитекторов прошла в 1927 году в здании ВХУТЕМАСа, ныне МАрхИ) оказалась представлена на выставке в МоМА лишь одним плохо иллюстрированным проектом И. Николаева и А. Фисенко (в каталоге выставки ему досталась последняя страница). Так советский авангард потерялся в истории.
Даже сегодня, несмотря на большое количество специальной литературы, посвященной этому периоду, в учебниках по истории архитектуры о конструктивистах упоминается лишь вскользь. Я постоянно сталкиваюсь с тем, что многие американские студенты и архитекторы никогда ничего не слышали о конструктивистах и не могут назвать ни одного русского архитектора XX века, причем среди таких встречаются и русскоговорящие. Да и в России тему конструктивизма долгое время обходили стороной и до сих пор это явление никак нельзя назвать достоянием общественного сознания - иначе не пришлось бы доказывать его значимость властям. Но вернемся к разговору с Коэном.
- Недавно общественность Нью-Йорка с интересом знакомилась с произведениями конструктивистов, которые на большой выставке в МоМА показал известный английский фотограф Ричард Пэйр (Richard Pare). Почти одновременно опубликованы сотни его фотографий в альбоме, вышедшем в нью-йоркской редакции Monacelli Press и других европейских странах, включая Россию в издательстве "Татлин". Насколько все это важно?
- Это безусловно настоящее открытие действительно великих произведений, так как даже в путеводителях в России эти здания часто не были упомянуты. Однако то, что сфотографировал Пэйр (Коэн лично составил список зданий, которые Пэйр в течение десяти лет фотографировал в Москве, Санкт-Петербурге, Иванове, Екатеринбурге, Нижнем Новгороде, Киеве, Харькове, Запорожье, Сочи и Баку - В.Б.) нельзя считать полным перечнем проектов конструктивистов. Ему не удалось сфотографировать целый ряд достойных объектов. Но в любом случае, то что было запечатлено очень убедительно представляет собой динамичную мощь этих зданий. И даже для многих профессионалов явилось настоящим откровением, что так много конструктивистских зданий было построено. Ведь в мире это движение обычно считается бумажным. С другой стороны, фотографии Пэйра и печально красноречивы - многие здания находятся в очень плачевном состоянии из-за спекуляций на рынке недвижимости и плохой эксплуатации.
- Какую судьбу можно предсказать этим потерянным шедеврам?
- Теперь на них обращают больше внимания. Одна из причин - ощутимое изменение вкусов в сегодняшней России. В начале 1990-х господствовала ностальгия по неоклассике и даже помпезной сталинской архитектуре. Здание Триумф-Палас в Москве - апофеоз китча и один из наиболее вульгарных примеров этого периода. Сейчас с формированием более образованного среднего класса проявляется более широкий интерес к модернизму. Жилые здания, построенные в последние годы на Остоженке, в самом сердце Москвы, подтверждают эту тенденцию. Этот эксклюзивный район напоминает пригороды Мюнхена или Хельсинки. Здания там построены очень качественно и представляют собой интересный эксперимент в действии. Это пример искусной модернизации Москвы. Поэтому, я думаю, что какова бы не была судьба конструктивистских зданий, они продолжат воодушевлять не только архитекторов в России, но и во всем мире. Мне кажется, что главное преимущество городской ткани Москвы в ее многообразии характеров и стилей. Конструктивистские здания играют огромную роль в такой яркой среде.
- Тем временем многие конструктивистские здания разрушаются, а некоторые даже идут под снос.
- Вы знаете, это не является проблемой именно этих зданий. Существует глобальный недостаток интереса к любой архитектуре - модернистской или исторической. К примеру, за последние 10-15 лет в Москве были разрушены или перестроены сотни классических зданий в не имеющие никакой ценности новоделы или откровенные пародии. Существует необходимость в более мощном и хорошо осведомленном движении защиты памятников архитектуры, действенной поддержки правительства, системе стимулов по их сохранению и принятии конкретных законов и регулирований для защиты важных исторических и культурных монументов. Мы должны охранять эти здания. Их не составляет большого труда разрушить, но покажите мне архитекторов, практикующих сегодня, которые могли бы построить что-то более рафинированное и значительное, чем здания по проектам Мельникова, Гинзбурга или Голосова.
- И все-таки, что вы скажете тем, для кого важность сохранения конструктивистского наследия не является очевидной?
- Мы имеем здесь уникальный срез человеческого опыта. Эти здания не могут быть снесены и заменены на копии. Они являются частью нашей идентичности - не только архитекторов, но и всей нашей цивилизации. Мы не должны думать о зданиях только как об инструментах девелоперов для получения максимальных прибылей. Здания становятся частью культурного, исторического и эмоционального наследия. Сооружения конструктивистов являются памятниками своего времени, в котором мечты воплотились в кирпиче, дереве, стали и стекле. Также как и любой другой артефакт, подлинное историческое здание представляет собой более значительную ценность, чем его копия. Поэтому, к примеру, я не приветствую, когда в наши дни осуществляют нереализованные в свое время проекты Ле Корбюзье или Райта. Они дистанцированы от своей эпохи, авторов и теряют свое первоначальное предназначение и смысл. В любом случае, существует множество хороших примеров архитектурной презервации в Европе и Америке (к примеру, собственное поместье Филипа Джонсона в Коннектикуте или дом Мюллера в Праге по проекту Адольфа Лооса - В.Б.). Важно то, что конструктивизм сегодня признан архитекторами и историками как очень важное движение. Альбом Ричарда Пэйра, равно как и его фотографии, представленные в МоМА будут играть важную роль в широком признании конструктивизма. Это поможет привлечь всемирное внимание к этим зданиям и, я надеюсь, приведет к их спасению.
Конечно же, в словах Коэна - правда. Однако сегодняшнее состояние многих шедевров авангарда производит удручающее впечатление и вызывает некоторое недоверие к их былому прошлому, подтвержденное не самыми качественными фотографиями. Между тем, здания, как люди - кто поверит дряхлой старушке, что в молодости она была красавицей? Необходимо на конкретных примерах доказать истинное величие так тупо стирающихся сегодня в пыль зданий конструктивистов - выбрать хотя бы одно из них и отреставрировать так, чтобы весь мир ахнул. Что может быть нагляднее и прекраснее, чем рождение чистых, подлинно раскрепощенных и главное, столь современных форм заново! Важно понять, что речь вовсе не о сентиментальности, а об открытии первых ростков современности в архитектуре. А дальше возникнет целая цепочка грамотно отреставрированных конструктивистских зданий - уникальных по форме и своему социально-экспериментальному значению. Таких зданий действительно нет больше нигде в мире. Чтобы в этом убедиться, с них нужно скрести патину времени, которая так хорошо подходит античной архитектуре, но не к лицу современной. Потому что, подобно здоровому и атлетическому телу, авангардные формы конструктивистов были задуманы всегда оставаться в максимальном напряжении. Проецируя жизненную энергию, идеализм, амбиции и надежды своих авторов они устремляют наши взоры в будущее.