Тирания, воплощенная в камне

В центральном зале анфилады музея выставлен буровский проект монумента сталинградской битвы. Это прямоугольный зиккурат с бесконечным количеством ступеней. Размером превосходящий все существующие на земле зиккураты. Каждая ступень зиккурата украшена орнаментом из мелкой и тонкой резьбы. Повторяющийся элемент орнамента - картуш, из каждого картуша торчит рука по локоть, рука сжимает автомат ППШ. Каждая рука размером больше двух метров. Размер ступени зиккурата таков, что ясно - человек с такой рукой внутрь этой ступени не влезает. То есть за этой рукой нет человека, пусть даже мертвого, захороненного в зиккурате. Это именно приставленные к стене обрубленные руки как декоративный мотив. Как прибивают в охотничьих замках к стенам головы убитых животных.

Буров был одновременно уникально одарен чувством архитектуры и чувством слова. Он много ездил и его описания Италии, Америки, Ближнего Востока относятся к числу лучших страниц русской архитектурной прозы. Я процитирую его описание Баальбека - римского храмового комплекса в Сирии:

"От колоннады храма уцелело несколько колонн, красных и полированных. Каждая из колонн превосходила по своим размерам все существующие на нашей планете колонны. Антаблемент был покрыт мелкой и тонкой резьбой с деталями размером в мизинец и львиными мордами диаметром в солнечный диск в зените. Стена цоколя громадой своих камней отвесно падала вниз и терялась. Об ее подножье разбивался как прибой хаос обломков упавших колонн, карнизов, архитравов, загромождавших пространство третьего двора. Я спустился во двор, строительный ящик с кубиками архитектурных деталей детей Циклопа. Это перестало быть архитектурными деталями, это перестало быть архитектурой и превратилось в тиранию, воплощенную в камне".

Он писал эти строки ровно в тот же момент, когда проектировал свой сталинградский зиккурат,- в 1943-1944 годах. Так что нет никакого сомнения в том, что он хорошо понимал, что проектировал. Лучше не скажешь - "тиранию, воплощенную в камне". Для которой руки убитых солдат есть декоративный мотив для украшения монумента в честь победы в одном отдельно взятом городе, носящем имя тирана.

На выставке множество фотографий Бурова с великими людьми ХХ века. Буров с Ле Корбюзье. Буров с Эйзенштейном. Буров со Шкловским. И так далее. И подобно тому, как Эйзенштейн использовал свой уникальный интеллект, эрудицию, знание архических мифологий и опыт авангардного искусства для создания невероятно убедительного оправдания тирании в "Иване Грозном", Буров употреблял свое совершенное чувство архитектуры для тех же целей.

По степени идеологической напряженности сталинская архитектура не знает себе равных. Она переустраивала мир, а чтобы переустраивать мир, нужно думать, что владеешь секретом его истинного устройства. Поэтому архитектор находится в постоянном поиске истинного основания архитектуры, что уже сильно ее отличает от всех остальных - она ищет не удобства, не экономичности, не коммерческой выгоды - она ищет Истину. При этом поскольку истиной владеет Сталин, то цена ошибки в этих поисках - жизнь искателя. Есть от чего сойти с ума.

Основная часть сталинских архитекторов избрала в этих поисках стратегию опоры на классический канон - и это уже легче, потому что на вопрос об истине ты можешь ответить корпусом лучших исканий прогрессивного человечества. Но Буров этот путь отрицал - он искал новую истинную архитектуру.

Искал так. Архитектура ему представлялась соединением всех материальных и мыслительных потоков своего времени. Советская архитектура пережила конструктивизм с его верой в научно-технический прогресс и сталинскую классику, и одно отрицало другое. Но Буров не принимал отрицания, потому что научно-технический прогресс для него был выражением прогресса социального, и отрицать его значило не верить в светлое будущее коммунизма - а в этом он не сомневался. С другой стороны, мало кто из людей всего ХХ века так тонко чувствовал и понимал классическую архитектуру и так ее любил.

Он впустил в себя две прямо противоположные истины, и все его тексты - трагическое метание между ними в поисках синтеза. Хватило бы и этой трагедии, но проходит она на фоне постоянной угрозы ошибки, цена которой - твоя жизнь. "Архитектура - такое искусство, которое создает гармонический порядок, организующий весь материальный мир. Сейчас архитектура ищет новый путь к гармоническому порядку, путь, который надо пройти в кратчайший срок". Как если бы "партия поставила перед нами задачи выйти к вселенскому синтезу, и мы должны это сделать в кратчайший срок".

Иногда его проекты производят ощущение чистого безумия. Как ранний проект цементного завода, который сделан как Валгалла, как подавляющее цементное капище, варварское святилище цемента. Как Панорама штурма Перекопа, про которую он написал, что нужно спроектировать гигантскую арку, за которой отрывался бы путь в пустоту, в пространство, в ничто. Как сталинградский зиккурат.

Иногда его постройки производят впечатление каких-то нездешних по качеству театральных декораций, непонятно как оказавшихся в этом городе и в этом время. Как фасад Дома архитекторов - триумфальная арка, соединяющая в себе римскую мощь с венецианской невесомостью - такого варианта классики нет нигде, кроме Москвы. Или - его дом на Ленинградском проспекте (дом 27) с орнаментом фантастических растений, нарисованных Фаворским - такого варианта ар-деко тоже нет нигде, кроме Москвы. Хотя в этой версии крупноблочного многоквартирного жилого процветшего рая, изготовленного на заводе, тоже есть некий привкус безумия.

В той невероятной интеллектуальной драме, которая проходила в его голове, он назвал все основные проблемы архитектуры ХХ века. Сейчас его даже страшно читать - в 1943 году он сформулировал все, чем жила архитектура еще 50 лет: и средовой подход, и архитектура как шоу, и архитектура как цитата - все, ни одной новой идеи с тех пор не появилось. Нам следовало бы установить культ Бурова. Архитекторов, которые занимались бы архитектурой с точки зрения того, что это такое, зачем это все нужно, зачем вообще мы живем, в чем смысл бытия и что есть Истина, чрезвычайно немного. Когда сравниваешь этот персонаж с сегодняшними российскими архитекторами, он производит впечатление инопланетянина.
Но устанавливать культ человека, положившего свой невероятный талант на установление культа другой известной личности, тоже странно. Нам остается только осознавать, что, с одной стороны, советская архитектура от Ленина до Сталина была высшей точкой в развитии русской архитектуры, а с другой - это слишком страшная точка, в которую никак не хочется возвращаться.