Осторожно, охраняется государством

У нас так с ходу не поймешь, что и почему памятник и что охраняется. Ну, скажем, гостиница "Москва". Несомненный шедевр архитектора Алексея Щусева. Здание, без которого невозможно представить себе Москву. Памятник первой величины. Оказывается, его можно сносить и строить заново усилиями лужковских мастеров, которым во всей Москве не удалось построить ни одной колонны так, чтобы она не выглядела оскорблением. И все захлебываются от восторга, рассказывая, что будет воплощен первоначальный замысел Щусева, который ему не дали воплотить. История про то, как Михаил Посохин будет воплощать первоначальный замысел Щусева, это история про то, как художник Шилов будет воплощать первоначальный замысел Андрея Рублева во Владимирском Успенском соборе, предварительно уничтожив оригинал. А почему бы и нет - этот оригинал в таком плохом состоянии, что гораздо дешевле написать фрески Рублева заново, чем реставрировать.

А с другой стороны, если, скажем, архитектор Илья Уткин, победитель Венецианской биеннале, делает проект ресторана в тридцати метрах от стены казарм в начале Комсомольского проспекта, то этот проект с треском проваливают. Какое право этот архитектор имеет загораживать вид на фрагмент барачной пластики начала XIX столетия, украшающий проспект осенним сереньким деньком, когда листву с кустов, загораживающих барак, уже сорвало, а зимние сугробы еще не завалили его до половины? Никакого уважения к памятникам у наших зодчих.

Мы охраняли замоскворецкие особняки путем их сноса. Мы охраняли морфологию городской среды (чтобы все объемы ни в коем случае не портили видовых точек нашей древней столицы) путем строительства гостиницы "Балчуг", закрывшей вид с Пятницкой на храм Василия Блаженного, или здания в начале Арбата, уничтожившего сегодня эту улицу со стороны бульвара. Мы на потеху всему миру готовили документы на включение храма Христа Спасителя в список всемирного наследия ЮНЕСКО. Некоторое время поизучав решения и повадки наших служб охраны памятников, приходишь к выводу, что там сидят люди глубоко продажные, спекулирующие на чувстве любви к наследию, и они ничего не охраняют, а делают бабки на согласованиях. И в общем так оно и есть, и ни малейшего уважения служба охраны памятников не вызывает, поскольку в моральном отношении не отличается от гибэдэдэшников с большой дороги.

Но, с другой стороны, охранников можно понять и пожалеть - на путь морального падения их толкнула совершенно невероятная ситуация с памятниками в нашей стране.

Общество охраны памятников у нас возникло на излете оттепели. Это было движение, близко связанное с почвеннической линией в шестидесятничестве. Впоследствии эта почвенническая составляющая охраны стала настолько самостоятельной, что именно из нее в конце 80-х сформировалось общество "Память", но это было потом. А в конце 60-х и в 70-е годы охрана памятников была мягкой формой диссидентства - с противостоянием коммунистической идеологии светлого завтра они пытались заставить государство уважать светлое вчера, и в особенности ценности православия. Все присущие диссидентству качества - бессребреничество, ощущение избранности и обладания истиной, фанатизм и нетерпимость - были свойственны этому благородному движению чистых людей с легким запахом заединщиков. Кстати, в провинции так живут до сих пор.

Но в Москве все иначе. В 90-е годы произошел первый невероятный кульбит. Кто был ничем, тот стал всем, охрана памятников превратилась в государственную идеологию отмены результатов коммунистического эксперимента, видные члены общества охраны памятников вошли в структуры исполнительной власти, составили там комиссии, экспертные консультативные советы и управления использования памятников. Пришло их время. На охрану поставили все, что можно,- практически все, что построено до 1917 года, и часть того, что после, и всем этим стали управлять соответствующие службы охраны. Но тут наступила беда: оказалось, одной идеологии мало.

Потому что памятники архитектуры - это недвижимость, а недвижимость - это деньги. Оказалось, что уважение к памятнику в капиталистической экономике неотделимо от уважения к собственнику. Но уважать собственника наши охранники не хотели ни за что - они его терпеть не могли и как бессребреники, и как заединщики. Мы должны всем миром владеть нашим наследием, а всех буржуев и воров к ногтю, чтобы они давали на это деньги,- такая идеология стала основой нового курса охраны памятников в нашей стране.

Дальше произошел второй невероятный кульбит под названием "специфика московской приватизации". Коротко говоря, московская власть сама превратилась в крупнейшего собственника и игрока на рынке московской недвижимости, задавив или поглотив конкурентов. Прижать к ногтю московскую власть охранники памятников не могли, потому что они сами были частью московской власти. Возникла новая фантастическая схема: с одной стороны, московская власть в качестве власти могла делать с памятниками такое, что не снилось и советской, с другой - любой "нелужковский" собственник, инвестор, девелопер, не вхожий в коридоры власти, проходил по полной процедуре общения с истовыми охранниками старины, которые своей принципиальностью в отношении него пытались искупить свою беспринципность в отношении "лужковских" собственников. От двойного стандарта у охранников поехала крыша, они утратили всякие инстинкты бессребреничества, и сегодня у любого строящего в Москве архитектора есть расценки на взятки за согласования по сносу, строительству в зоне памятника, реконструкции и перепланировке. Они согласовывали уму непостижимые вещи: рядом с домом Константина Мельникова, шедевром архитектуры ХХ века, который входит во все учебники архитектуры, согласовали строительство гигантского дома с пятиэтажным котлованом, и пять лет этот котлован стоял открытый, а дом Мельникова в него сползал - на совершенно законных основаниях, со всеми подписанными документами.

Теперь происходит третий кульбит. Министр культуры РФ Михаил Швыдкой решил перенять опыт мэра Москвы Юрия Лужкова и перевести все памятники федерального уровня на территории Москвы в управление Минкульта. То есть самому управлять ГУМом, ЦУМом, тысячью московских особняков и так далее. По форме - это борьба за сохранение памятников. А по сути... Ну вот такая ситуация. У нас есть два симпатичных московских ампирных особняка, памятники архитектуры XIX века. Один принадлежит Зурабу Церетели, второй - Иосифу Кобзону. Оба реконструированы. И господин Швыдкой решил их отобрать в первую очередь. По сведениям из Академии художеств, на прошлой неделе господин Кобзон приезжал к господину Церетели, вырабатывали совместную политику. Ну вот вы верите, что три этих достойнейших деятеля культуры в этой ситуации занимаются охраной наследия?

То, что никто не уважает охранников памятников,- это не страшно. Страшно то, что никто не уважает памятники. Статус здания-памятника сегодня - это не уважение к истории, к художественному решению, к уникальности здания. Это вопрос о том, сколько бабок с тебя попытаются слупить чиновники культуры разных уровней за то, что ты или сидишь в этом гребаном памятнике, или он находится поблизости от купленного тобой участка. Так что у нас сегодня главный вопрос охраны памятников звучит так: как спасти памятники от их охранников?