Призы Архитектона

По двум примерам сложно судить, и все же чем хорош петербургский фестиваль Архитектон – что-нибудь новое да придумают. В этом году среди нового экстремальная десятидневная длительность проведения и – очные защиты финалистов, претендентов на премию, прошедшие 24 октября в Манеже. Из всех российских премий эта идея похожа на новосибирскую «Золотую капитель», а из международных на WAF.

Податься на премию Архитектона могли все бюро, имеющие «прописку» в городе, вне зависимости от адреса проекта. Так среди победителей оказались Екатеринбург, Подмосковье, Барнаул и Краснодар. Но больше всего, конечно, было петербургских проектов.

Жюри сначала предложили голосовать за все проекты, а их было больше 170; затем для очных защит разделили на четыре части по числу номинаций. Так или иначе, а практика очных презентаций позитивная. Осталось ее дополнить практикой посещения экспертами жюри реализованных объектов; такие мысли, помню, где-то высказывались, но пока что не знаю примеров их воплощения... От каждой группы очного жюри потребовали прийти к общему соглашению относительно главный премии номинации, разрешив также присудить 1 или даже 2 спецприза.

Сложнее всего было определиться с гран-при. Колебались между двумя объектами разного жанра, ранга, статуса и масштаба: гимназией Примакова Никиты Явейна и «Студии 44» – и домом-обелиском из Никола-Ленивца Петра Советникова и Веры Степанской, бюро KATARSIS.

Ниже показываем, кто победил.

Конкурсный проект, победивший, но не пошедший «в работу», как, увы, нередко случается. Проектируя расширение гостиницы «Большой Урал», построенной в 1930-е годы, авторы предложили дополнить существующие объемы вереницей не просто жилых пространств, а арт-резиденций, чьи ячейки, с учетом современных нормативов, восходят к "ячейке F" Дома Наркомфина. И устроить между старым и новым корпусом двухъярусное общественное, в том числе выставочное, пространство: одну открытую пешеходную улицу, другую подземную, в том числе с зенитным освещением. Любопытно, что заказчик, хотя и отказался от проекта Гордеев-Демидов, учел их предложения относительно общественной и артистической функции.

Проект интересен, с одной стороны, чисто конкурсной раскованностью, а с другой – тем фактом, что, «зеркалируя» здание 1930-х годов, в архитектурном отношении, строго говоря, обычное, архитекторы, образно говоря, оказываются – как в структуре интерьеров, так и в устройстве фасадов – большими конструктивистами чем сами конструктивисты, внедряя в своем проекте идеи экспериментального дома Моисея Гинзбурга, которому, увы, так и не удалось увидеть разворачивание своих опытов в советской практике. Дедушка Гинзбург, вероятно, был бы рад.