Игра орнаментов. Интервью с Юргеном Мауэром

45-летний Юрген Мауэр основал свою компанию J. Mayer H. в 1996 году в Берлине. Реализованные объекты по проектам, разработанным в бюро Мауэра, где занято 15 архитекторов, разбросаны по миру. Это офисные, университетские и жилые комплексы в Бельгии, Германии, Грузии, Дании, Испании и Польше.

Сейчас ведется строительство уникального проекта “Зонтик метрополии”. Это рекреационный комплекс поднимающийся над площадью в самом центре Севильи как гигантский грибной “куст”. В тени этих “грибов” будет разбит парк и сценическая площадка, а в ножках и шляпках расположатся бары и рестораны. Их свяжут между собой панорамные террасы, откуда открываются красивые виды на исторический город. Проекты и инсталляции архитектора были представлены во многих известных музеях и на фестивалях, включая Музеи современного искусства в Нью-Йорке и Сан-Франциско, Архитектурный институт Нидерландов, Архитектурный музей во Франкфурте и Венецианскую биеннале.

Юрген Мауэр преподает в ведущих американских и европейских университетах, среди которых Колумбийский, Гарвардский и Архитектурная ассоциация в Лондоне, а также много разъезжает по миру с лекциями. Его проекты удостоены престижных наград, включая Приз Chicago Athenaeum (2009 г.) и Приз Миса Ван дер Роэ (2003 г.). В 2008 году архитектор был номинирован на Приз Якова Чернихова.  

В проектах Юргена Мауэра, особенно в его интерьерах, нетрудно распознать влияние австрийского архитектора Фредерика Кислера (1896-1965 гг.), стремившегося создать такую единую пространственную систему, в которой стены, пол, потолок, мебель, а также предметы искусства и декора образовывали бы некое непрерывное и даже бесконечное пространство всеобщего гармоничного сочетания и взаимодействия.

 Мы встретились с Юргеном за завтраком в стильном кафе бруклинского района Park Slope. А вечером того же дня архитектор прочел лекцию в Йельском университете в Нью-Хейвене, Коннектикут. Конечно же, я не смог отказать себе в удовольствии продемонстрировать Юргену квитанцию, подтверждающую сделанную накануне покупку в мебельном салоне, на что мой собеседник поинтересовался, не мог ли бы я подарить ему эту квитанцию с необычным узором, напоминающим китайские иероглифы. Однако, спрятав “редкую” квитанцию, я предложил архитектору перейти к интервью. 

Владимир Белоголовский: Ваша архитектура основана на увлечении защитными узорами и орнаментами, которые можно обнаружить внутри почтовых конвертов банков или правительственных ведомств. С чего началось это увлечение, и каковы его особенности?

Юрген Мауэр: Все началось в 1995 году, когда я готовил выставку Housewarming в Чикаго. В той инсталляции были задействованы термочувствительные материалы. Там были поверхности, покрытые специальной краской с термохромированным пигментом, который блекнет с повышением температуры и становится ярче при ее понижении. Идея была в том, чтобы сделать видимыми прикосновения посетителей к поверхностям и придать частной информации некую публичность. Работая над выставкой, я натолкнулся на необычный защищающий орнамент и решил использовать его в качестве метафоры в архитектуре в таких пограничных ситуациях, когда частное и публичное противопоставляются. Так появилась выставочная гостевая книга. Когда гости оставляли в ней записи, специальная бумага скрывала их, но стоило прикоснуться к странице рукой, как реагирующий на повышение температуры орнамент исчезал и позволял прочесть текст посетителей. Эта специальная бумага была разработана учеными НАСА.

ВБ: Защитные узоры, используются для маскировки информации. Означает ли это, что орнаменты в ваших проектах также предназначены для того, чтобы что-то скрывать?

Юрген Мауэр: Мы используем орнаменты в разных масштабах и проектах – от художественных инсталляций до урбанистических комплексов. Эти узоры обволакивают и содержат пространства. Они подчеркивают противоречивые пограничные ситуации – наполовину наружные и наполовину внутренние.

ВБ: Расскажите, пожалуйста, о процессе трансформации этих орнаментов в архитектуру.

ЮМ: Каждый раз это происходит по-разному. Иногда нас вдохновляет конкретный фрагмент орнамента, и мы можем буквально воспользоваться им в качестве какого-то элемента в проекте. Мы часто экспериментируем с орнаментами и исследуем различные варианты их развития. Орнаменты – это метафоры, вдохновляющие нас на эксперименты, направления которых определяются в процессе проектирования.

ВБ: А бывает, что вы обращаетесь к одному и тому же орнаменту дважды?

ЮМ: У нас есть излюбленные орнаменты. Поэтому бывает и так. Орнаменты состоят из самых разных вариаций: цифр, букв, графики, штрихов, логотипов компаний, камуфляжных узоров… Защитные орнаменты стали основным ресурсом вдохновения бюро. Нам интересны поверхности и их материальный и скульптурный потенциал. Чем больше мы экспериментируем с орнаментами, тем более изобретательной и плодовитой становится наша архитектура.

ВБ: Вы настоящий эксперт в области защитных орнаментов, не так ли?

ЮМ: Я исследовал этот предмет, и иногда создается впечатление, будто эти орнаменты прячут собственную историю. Самый ранний подобный орнамент, который мне известен, был создан в 1913 году в берлинской типографии. Он состоял из букв ивритского алфавита. Необходимость в защитных орнаментах возникла с изобретением копировальной бумаги, когда, заполняя оригинал квитанции, появилась возможность одновременно выписывать и копию. Наличие некой частной конфиденциальной информации на квитанции должно быть скрыто. Для этого стали использовать стратегические орнаменты.

ВБ: Учитываете ли вы в своих проектах особенности конкретного участка или контекста?

ЮМ: Главный контекст – это наши проекты и собственный репертуар, над развитием которого мы работаем 14 лет. Другой контекст – это участок. Мы внимательно смотрим вокруг, чтобы найти что-то интересное и конкретное, что может быть абстрагировано и исследовано. Для меня важной концепцией является масштаб. Я часто манипулирую масштабами элементов, найденных на участке. При этом возникают неожиданные качества, заставляющие людей внимательнее всматриваться и замечать что-то новое в странных неузнаваемых формах. Поэтому я рассматриваю свои проекты как некие линзы, сквозь которые можно увидеть что-то новое. Процесс проектирования – беспорядочен и интуитивен. Не существует единой стратегии. Иногда контекст подбрасывает идеи, а в других случаях – идеи приходят извне, как в случае с орнаментами.

ВБ: В ваших интерьерах вы стремитесь стереть грани и различия между полом, стенами и потолком, как и между архитектурой, искусством и посетителем, создавая цельные и бесконечные пространства. Расскажите, чего вы хотите добиться созданием таких пространств?

ЮМ: Мы не противопоставляем разные дисциплины. Нам интересны природа, технологии, проблемы коммуникации и взаимодействие человеческого тела с пространством. Сотрудничество с разными заказчиками ведет к различным дискуссиям и реакциям, что также создает некий контекст, а это меняет нашу архитектуру от проекта к проекту. Что же касается единых поверхностей, нам интересно создание всеобъемлющей среды, и мы пытаемся понять, чем пространство могло бы стать, а не определить, чем оно является. Поэтому архитектура Фредерика Кислера служит большим стимулом. Чего я пытаюсь добиться в архитектуре – это сделать ее инструментом для создания пространств, роль которых была бы гораздо больше, чем соответствие определенным запланированным функциям. Идея в том, чтобы изобрести и создать потенциал возникновения того, чего мы не можем предсказать и знать заранее. Я хочу, чтобы архитектура сама вела нас к неожиданным открытиям. И уже после того, как пространства созданы, люди открывали бы некие возможности, о которых не подозревал и сам архитектор.

ВБ: Вы также увлеченно экспериментируете с термочувствительными материалами, которые часто используются в ваших галерейных инсталляциях. К примеру, коснувшись стен вашей экспозиции In Heat в галерее Генри Урбаха в Нью-Йорке, посетитель на некоторое время оставлял свои отпечатки на общее обозрение. Почему для вас важен такой необычный акт документирования человеческих следов?

ЮМ: Это связано с взаимоотношениями частного и общественного в каждодневной жизни. В наше время это понятие шагнуло за пределы галерейного пространства. К примеру, наши частные переговоры по мобильным телефонам, всегда могут оказаться достоянием общественности. Взаимоотношения частного или общественного, открытого или закрытого, изменяются с развитием новых технологий и новых социальных форм. В моих выставках я обращаю внимание людей именно на это.

ВБ: Поговорим о вашем образовании. Вы учились в Штутгартском университете, затем – в Купер Юнион здесь, в Нью-Йорке, вернулись в Штутгарт, чтобы закончить университет, и, наконец, получили степень магистра в Принстоне. Какова роль каждого из этих университетов в ваших архитектурных открытиях?

ЮМ: Я получил очень серьезное инженерно-строительное образование в Германии, где главной задачей высшей школы было создание профессиональных кадров. Но мне чего-то не хватало. Я не понимал, как формируются идеи и возникает архитектурный язык. В самом начале в Купер Юнион все было очень странно и непонятно, потому что вместо того, чтобы иметь дело с реальным участком или функцией, мне предлагали придумать проект на основе текста Ноева Ковчега из Библии. Но потом я понял, что ничего не может быть буквальным. Вам все приходится аргументировать, доказывать и соотносить с вашими собственными идеями. Главное в том, чтобы заставить вас задуматься – а почему вы вообще хотите заниматься архитектурой? Таким образом, в Германии я научился как делать архитектуру, а здесь – понял зачем. В Принстоне также все было очень концептуально. Архитектура использовалась в качестве некоего объяснения и диспута для генерирования комментариев по поводу современной жизни и культуры.

ВБ: Вам важно иметь собственный стиль в архитектуре?

ЮМ: Мне важно сформировать определенную позицию и определенное мышление. И если ваше осмысление необычно, то и визуальный язык вашей архитектуры должен отличаться от всего вокруг.

ВБ: Одно из определений, описывающих вашу архитектуру, – эластичное пространство. Как еще вы могли бы охарактеризовать ее?

ЮМ: Архитектура – это катализатор, а не фон для повседневной жизни. Это то, что провоцирует вас пересмотреть пространственные условия и особенности. Я всегда спрашиваю себя – как мы живем? Как мы относимся к окружающему пространству? Я пытаюсь найти такую архитектуру, которая обладала бы потенциалом для самых непредсказуемых изменений.

Можно по-разному относиться к абстрактной архитектуре Юргена Мауэра. Ему еще многое предстоит придумать и построить, но самое главное он уже сделал. Он сумел изобрести собственную персонифицированную архитектуру, что удавалось немногим. Он привносит в свои проекты абстрактные, вырванные из реального контекста узоры. Но именно благодаря его узорам окружающий нас контекст становится богаче и выразительнее.
Уже после интервью я отправил Юргену цветную копию квитанции с узором, который так его заинтересовал. Я нисколько не сомневаюсь, что совсем скоро в Шанхае или в Тбилиси появится здание, формы которого будут чем-то напоминать узор на моей квитанции. И я с нетерпением жду этого момента.