Запущенная утопия. Шедевры советского конструктивизма разваливаются на части

Здания, фасады которых не прятались за декором, как это было прежде, а, наоборот, обнажали свою конструктивную основу (откуда и название стиля), отвечали духу советских 20-х с их прямотой и энергией. В этих зданиях новым было все. Во-первых, форма: дома собирались из разных объемов, фасады опоясывали ленточные и «лежачие» окна, в отделке использовалось стекло. Во-вторых, идеология: конструктивистские рабочие клубы, фабрики-кухни, дома-коммуны предназначались для новой и лучшей жизни. Лидерами стиля были братья Веснины, Константин Мельников, Илья Голосов, Моисей Гинзбург; даже «классик» Алексей Щусев отметился парой конструктивистских построек.

В мире советский конструктивизм сразу вызвал всеобщее восхищение и признание, однако в СССР в 30-е годы он был объявлен «формалистическим и буржуазным явлением», и здания этого стиля стали срочно «улучшать». Так, конструктивистскую коробку гостиницы «Москва» облепили классическими деталями: лепниной и карнизами. Реабилитировали конструктивизм только в 80-е, когда несколько зданий конца 20-х годов получили статус памятников архитектуры и были поставлены на государственную охрану. А в 90-е пришла новая мода: известные московские архитекторы в своих постройках принялись щедро цитировать знаменитый советский стиль. Но, несмотря на признание, большинство конструктивистских зданий так и не дождались внимания инвесторов: многие из них никогда не реставрировались. В результате главные шедевры конструктивизма, вошедшие во все учебники мировой архитектуры, – жилой «дом-корабль» на Новинском бульваре и Дом культуры имени Русакова на Стромынке — фактически разваливаются.

Дом-корабль пошел ко дну.
В 20-е годы среди архитекторов-конструктивистов были популярны теории «обобществления быта» — предполагалось, что все свободное время жильцы будут проводить вместе, а квартирам отводилась роль «спальной ячейки». Каждый из архитекторов по-своему представлял, как должен выглядеть такой коллективный дом. Например, в конце 30-х на улице Орджоникидзе был построен восьмиэтажный дом-коммуна с тысячью комнат-кабин - в каждой из них было место лишь для двух кроватей и двух табуреток. По мысли архитектора Ивана Николаева по ночам в комнаты должен был подаваться озонированный воздух, а днем вход в них был запрещен. Даже для того радикального времени это было утопией, и дом приспособили под общежитие. Сегодня в несостоявшемся доме-коммуне, доведенном до аварийного состояния, живут студенты.

Совсем по-другому обобществленный быт видел Борис Иофан: в построенном им в 1928 - 1931 годах «доме на набережной», предназначенном для сотрудников Совнаркома, он создал, как сказали бы сегодня, «развитую инфраструктуру» — магазин, клуб, библиотеку, кинотеатр. При этом традиционные квартиры не просто остались, но и стали вполне буржуазными – многокомнатными, с просторными кухнями и холлами. Идея «элитного дома с насыщенной инфраструктурой» оказалась весьма удачной – здание популярно и по сей день, и цены на квартиры в нем растут.

Компромиссный вариант с «полуобобществленным» бытом попытался реализовать архитектор Моисей Гинзбург, построив для сотрудников Наркомфина в 1928 - 1930 годах дом-корабль — «опытный дом переходного периода» на Новинском бульваре. В длинном жилом корпусе, похожем на корабль, он разместил квартиры, которые благодаря рациональному решению кажутся светлыми и просторными. На крыше находился солярий, а первый этаж был застроен колоннами, чтобы дом не «перегораживал» собой сквер. В кубическом «коммунальном» корпусе для счастливых наркомфиновцев с семьями были библиотека, чтобы читать книги, спорткомплекс, чтобы развиваться физически, а также столовая для совместного питания. Правда, работала в ней только кухня, где жильцы могли взять еду домой, да и ее вскоре закрыли из-за нерентабельности. Позднее коммунальный корпус приспособили под типографию, а затем под конструкторское бюро. Вид здания, как это часто бывало с конструктивистскими постройками, был изменен.

Сегодня здание выглядит как декорация к фильму о техногенной катастрофе: оно буквально разваливается на части, поскольку за 70 лет ни разу не ремонтировалось. Конструктивизм дома Гинзбурга теперь доведен до предела: стало видно не только, как он построен, но и из чего: в стенах появились трещины, а от фасадов отваливаются целые куски.

Дом-корабль остается уникальным памятником истории и архитектуры, но если кто-то решится «поднимать его со дна», то часть стен, вероятно, придется разбирать: они построены из материалов низкого качества, а внутренние перегородки сделаны и вовсе из поразительного материала – камышобетона. В то же время инженерное обследование показало, что конструкции находятся в хорошем состоянии.

Как показало время, Гинзбург просчитался лишь в одном – инфраструктуру дома, которую он называл «коммунальным» корпусом, надо было создавать не за счет уменьшения квартир, а в добавление к ним. Именно по этому пути идут сейчас дорогие «клубные» дома с собственными фитнес-центрами и ресторанами. Так что если реставрировать здание, потребуется полная внутренняя перепланировка: в квартирах нет полноценных ванн, во многих вместо кухни – «кухонная ниша» размером 1,4 кв. м. Отдельные квартиры можно оставить и в первозданном виде - как напоминание об утопическом эксперименте. Есть идея создать в доме-корабле научно-культурный центр изучения авангарда или гостиницу-коммуну. Но кто за это возьмется, пока неясно.

Здания–трансформеры, или мультиплексы 20-х
Еще одна утопия того времени – это рабочие клубы. Построенные в конце 20-х по заказу профсоюзов крупных московских предприятий, они должны были стать центрами досуга рабочих. Пять из них построил Константин Мельников: клуб химиков «Каучук», коммунальщиков им. Русакова, кожевенников «Буревестник», химиков им. Фрунзе и клуб фабрики «Свобода». Чуть позже появились еще два заметных здания – ДК коммунальщиков им. Зуева по проекту Ильи Голосова и ДК Пролетарского района Москвы (ныне ДК ЗИЛ) по проекту братьев Весниных.

Эти клубы были самыми передовыми инженерными сооружениями своего времени. Например, одной из главных идей Мельникова были двигающиеся стены: с их помощью зрительный зал увеличивался, как бы поглощая смежные помещения, которые могли существовать и автономно. Сначала «живые стены» долго не могли сконструировать, когда же наконец это было сделано, оказалось, что пазы, куда должны были вставлять «стены-щиты», заложены кирпичом. Другие же мельниковские идеи обогнали время. Так, после первой же зимы пришлось заложить стеклянные окна-стены в зрительном зале ДК Русакова: деревянные рамы не держали тепло, и в зале было невозможно находиться. Вместе с оригинальной архитектурой исчезала и первоначальная идея клуба – из «места всеобщей радости» он трансформировался в официозный ДК.

Сегодня большинство клубов влачит жалкое существование и нуждается в реставрации. Хуже всего дело обстоит с самым интересным зданием — ДК имени Русакова, по форме напоминающим огромную шестеренку. Три зубца-выступа, нависающих над землей, — это балконы зрительного зала. Здание стало заложником своей оригинальной архитектуры – из-за общей ветхости выступы могут просто рухнуть. Последний раз клуб обследовали в начале 90-х, и здание было признано аварийным. Обследования же конструкций не производилось ни разу, но, вероятно, они сильно изношены. В 1996 году клуб был передан в аренду театру Романа Виктюка для репетиций с условием, что он найдет инвестора для ремонта (по предварительной оценке, стоимость работ около 1,5 млн долл.), но пока инвестора так и не нашли.

И все же примеры инвестиций в здания эпохи конструктивизма уже есть. Например, клуб обувной фабрики «Буревестник» превратился в элитный фитнес-центр. Кстати, при проведении перепланировки этого здания частично реализовали идеи Мельникова: внутренние перегородки сделали из легких конструкций, которые при необходимости можно легко разобрать. Это, конечно, не мельниковские «живые стены», но если «Буревестник» вновь решат перепрофилировать, памятник не придется «потрошить».

Новая жизнь в старых стенах
Чтобы памятники конструктивизма, знаменитые во всем мире, не погибли, в здания должна вернуться жизнь. Больше всего повезло торговым и административным зданиям. Так, на смену конторам в здании «Моссельпрома» в районе Арбатской площади пришли офисы. Вместо всемогущего Мосторга на Краснопресненской заставе работает транснациональный Benetton. А в районе Красных Ворот сидят, как и сидели, сменив лишь названия, три министерства – экономики и торговли, путей сообщения, продовольствия.

Вряд ли сохранить здания в стиле конструктивизма поможет государство — для него это рядовые памятники регионального значения. И, возможно, некоторые из них будут потеряны. Но все же есть надежда, что найдутся люди, который поймут, что жить или работать в зданиях, вошедших во все учебники мировой архитектуры, гораздо престижнее, чем в новоделах. И вложат в них деньги.

Подверстка
Реинкарнация конструктивизма
«Те, кто не любит конструктивизм, говорят, что любят, потому что не любить его у нас неприлично», — сказал главный архитектор Москвы Александр Кузьмин и был абсолютно прав. На рубеже XX и XXI веков «московский стиль» в его самом пошлом псевдоисторическом варианте — c башенками и луковками закончился — и началась эпоха «нового конструктивизма» или «постконструктивизма». Архитекторы стали активно использовать конструктивистские приемы: простые геометрические линии, отсутствие декора, сдержанные цвета.

Яркий пример эстетики конструктивизма — здание сбербанка на Андроньевской площади (архитекторы Юлий Баданов, Андрей Мызников и др.). Здания других авторов выглядели просто наряженными в конструктивистские одежды. Так, придворный архитектор Михаил Посохин, одинаково беспомощно творящий в любых стилях, «слепил» новое здание Мосгордумы. Наиболее оригинальны те дома, авторы которых не просто механически использовали конструктивистские приемы, а пытались их осмыслить. Например, в Millennium House архитектор Александр Скокан нарушил все каноны стиля: он не стал компоновать разные объемы, а сделал лишь один, зато самый характерный и запоминающийся - с закруглением. С окнами Скокан тоже решил похулиганить – они, как и должно быть, «ленточные», но расположены не функционально, а хаотично.

В последние годы постконструктивизм стал мейнстримом – зданий этого стиля строят много. Но ярких и запоминающихся построек вроде тех, что появлялись на рубеже веков, нет. Многие архитекторы цитируют не оригинальный конструктивизм, а удачные постройки современников. Так что вскоре постконструктивистских зданий строиться не будет, и доморощенный «новый конструктивизм» окончательно растворится в модернизме.