03.06.2000
Григорий Ревзин //
Коммерсантъ, 03.06.2000, №99
Сибирские ценные бумаги
- Репортаж
- выставка
информация:
-
где:
Россия. Москва -
архитектор:
Юрий Аввакумов; Евгений Асс; Александр Бродский; Вячеслав Мизин; Илья Уткин ; Михаил Филиппов
Сегодня закончилась выставка "Архитектура и дизайн" в Центральном доме художника. Лучшим некоммерческим проектом жюри признало экспозицию Евгения Асса "Тень архитектора", о котором мы писали в среду. Специальным призом жюри удостоен проект "Неизвестная архитектура Новосибирска". Куратор проекта Юрий Аввакумов нашел новые запасы советской бумажной архитектуры и торжественно показал их публике.
На пресс-конференции, посвященной открытию выставки, Юрий Аввакумов представлял "бумажников" Новосибирска как свое главное и самое счастливое открытие последних лет.
Меж тем сибирские "бумажники" выставлялись в Москве на знаменитой выставке современного искусства в Манеже в 1991 году. Им посвящала свои последние предсмертные публикации "Архитектура СССР". А один из них, Иван Шалмин, примкнул к москвичам еще в 80-е годы и оказался в самой полной коллекции "бумажников", собранной банком "Столичный". Однако декларацию Аввакумова нельзя назвать необоснованной. Московские "бумажники" до того, как он взялся за дело, оставались разрозненными авторами, победившими в разрозненных конкурсах. В результате его продюсерской и кураторской работы они превратились в мировое явление, отвечающее за международный образ России. По тому, как сделана выставка и как она спродюсирована, становится ясно, что сибирякам Аввакумов решил предложить тот же путь, которым провел десять лет назад москвичей.
Что можно сделать только при условии предложения некой новой программы. Сибирские "бумажники" просто обязаны оказаться чем-то принципиально иным, чем московские, должны создавать иной образ России. На первый взгляд ничего такого не происходит. Вдохновили новосибирцев москвичи, что видно как по датам (московские проекты появляются около 80-го года, новосибирские - на пять лет позже), так и по сюжетным ходам. Однако дальше они жили уже сами по себе. В отличие от москвичей почти не участвовали в международных конкурсах, а если участвовали, то не выигрывали. У них были свои темы: совхоз "Большевик", интерьер конторы "Аврора", фойе театра "Красный факел". Они до такой степени варились в себе, что даже конкурсы проводили среди себя "по гамбургскому счету", то есть когда жюри создается из участников конкурса (конкурс "Необитаемый остров", 1989).
Все это сначала выглядит так, будто в начале 80-х история СССР пошла иначе, андроповская линия победила, московских "бумажников" обвинили в тунеядстве и выслали кого в Барнаул, кого в Бийск. И вот как они там жили: между колхозом "Большевик" по будням и театром "Красный факел" по выходным. Но, присматриваясь к работам, вдруг обнаруживаешь довольно сильное отличие. Оно не столько в сюжетах, сколько в самой пластике архитектуры. Москвичи работают линией - новосибирцы пятном, москвичи силуэтом - новосибирцы массой, москвичи интеллектуальнее - новосибирцы экспрессивнее.
Возьмем, скажем, японский конкурс 1985 года "Атриум". Победили на нем Михаил Филиппов и Надежда Бронзова, представившие круглую площадь, огражденную аркадой, причем каждая арка относилась к своему стилю - от римской античности через Византию, арабов и готику к сталинскому ар-деко. Среди всего этого поют и танцуют мирискуснические фигурки. Праздник эрудитов, до того довольных своими познаниями в истории архитектуры, что даже сплясать хочется.
На тот же конкурс Вячеслав Мизин, один из лидеров сибирских "бумажников", подал свой проект. Это здание-лодка, прорезанное упавшей на него башней-ракетой. Все это вписано в картину Эдварда Мунка "Крик", и на первом плане - орущая от страха мунковская фигура, один из символов экспрессионизма. Пояснительная записка такая: "Атриум ушел в точку и слился с бесконечностью. Он говорит в себе, но молчит о бесконечном. Это тревожит". То есть те радуются эрудиции - а эти орут от ужаса, но иронически называют это тревогой.
Бумажная архитектура рождалась из массы источников: офортов Пиранези, мирискуснической графики, архитектуры 20-х. Но, помимо, всего этого, были не архитектурные, а изобразительные традиции. На московских "бумажников" ощутимо повлияла секция графики МОСХа, в офортах Бродского и Уткина ясно прослеживается воздействие работ Перевезенцева, "Иератур" Шварцмана и, разумеется, главного графика этой эпохи Плавинского. На новосибирцев также повлияли московские художники, только не секция графики, а более пафосный, более экспрессивный и менее интеллектуальный "левый МОСХ" - частый гость Академгородка. Отсюда пластика, отсюда дух мрачноватого ужастика и некий непроясненный символизм проектов.
В 80-е годы такая изобразительность могла казаться более провинциальной, чем графическая рафинированность "бумажников"-москвичей. Но сегодня все изменилось. Нужно отдать должное чутью Аввакумова. В конце концов, успех бумажной архитектуры прямо связан с тем, насколько он соответствует образу России на Западе. Сегодня мосховский экспрессионизм новосибирских "бумажников" куда лучше соответствует этому образу, чем тонкая ироническая ностальгия. Мрачные башни среди бескрайнего индустриального пейзажа, аморфные массы стен мегалитических строений и люди, кричащие от ужаса, куда лучше выражают сегодняшнюю Россию, чем элегантные хрустальные дворцы московских "бумажников".
Комментарии
comments powered by HyperComments
Меж тем сибирские "бумажники" выставлялись в Москве на знаменитой выставке современного искусства в Манеже в 1991 году. Им посвящала свои последние предсмертные публикации "Архитектура СССР". А один из них, Иван Шалмин, примкнул к москвичам еще в 80-е годы и оказался в самой полной коллекции "бумажников", собранной банком "Столичный". Однако декларацию Аввакумова нельзя назвать необоснованной. Московские "бумажники" до того, как он взялся за дело, оставались разрозненными авторами, победившими в разрозненных конкурсах. В результате его продюсерской и кураторской работы они превратились в мировое явление, отвечающее за международный образ России. По тому, как сделана выставка и как она спродюсирована, становится ясно, что сибирякам Аввакумов решил предложить тот же путь, которым провел десять лет назад москвичей.
Что можно сделать только при условии предложения некой новой программы. Сибирские "бумажники" просто обязаны оказаться чем-то принципиально иным, чем московские, должны создавать иной образ России. На первый взгляд ничего такого не происходит. Вдохновили новосибирцев москвичи, что видно как по датам (московские проекты появляются около 80-го года, новосибирские - на пять лет позже), так и по сюжетным ходам. Однако дальше они жили уже сами по себе. В отличие от москвичей почти не участвовали в международных конкурсах, а если участвовали, то не выигрывали. У них были свои темы: совхоз "Большевик", интерьер конторы "Аврора", фойе театра "Красный факел". Они до такой степени варились в себе, что даже конкурсы проводили среди себя "по гамбургскому счету", то есть когда жюри создается из участников конкурса (конкурс "Необитаемый остров", 1989).
Все это сначала выглядит так, будто в начале 80-х история СССР пошла иначе, андроповская линия победила, московских "бумажников" обвинили в тунеядстве и выслали кого в Барнаул, кого в Бийск. И вот как они там жили: между колхозом "Большевик" по будням и театром "Красный факел" по выходным. Но, присматриваясь к работам, вдруг обнаруживаешь довольно сильное отличие. Оно не столько в сюжетах, сколько в самой пластике архитектуры. Москвичи работают линией - новосибирцы пятном, москвичи силуэтом - новосибирцы массой, москвичи интеллектуальнее - новосибирцы экспрессивнее.
Возьмем, скажем, японский конкурс 1985 года "Атриум". Победили на нем Михаил Филиппов и Надежда Бронзова, представившие круглую площадь, огражденную аркадой, причем каждая арка относилась к своему стилю - от римской античности через Византию, арабов и готику к сталинскому ар-деко. Среди всего этого поют и танцуют мирискуснические фигурки. Праздник эрудитов, до того довольных своими познаниями в истории архитектуры, что даже сплясать хочется.
На тот же конкурс Вячеслав Мизин, один из лидеров сибирских "бумажников", подал свой проект. Это здание-лодка, прорезанное упавшей на него башней-ракетой. Все это вписано в картину Эдварда Мунка "Крик", и на первом плане - орущая от страха мунковская фигура, один из символов экспрессионизма. Пояснительная записка такая: "Атриум ушел в точку и слился с бесконечностью. Он говорит в себе, но молчит о бесконечном. Это тревожит". То есть те радуются эрудиции - а эти орут от ужаса, но иронически называют это тревогой.
Бумажная архитектура рождалась из массы источников: офортов Пиранези, мирискуснической графики, архитектуры 20-х. Но, помимо, всего этого, были не архитектурные, а изобразительные традиции. На московских "бумажников" ощутимо повлияла секция графики МОСХа, в офортах Бродского и Уткина ясно прослеживается воздействие работ Перевезенцева, "Иератур" Шварцмана и, разумеется, главного графика этой эпохи Плавинского. На новосибирцев также повлияли московские художники, только не секция графики, а более пафосный, более экспрессивный и менее интеллектуальный "левый МОСХ" - частый гость Академгородка. Отсюда пластика, отсюда дух мрачноватого ужастика и некий непроясненный символизм проектов.
В 80-е годы такая изобразительность могла казаться более провинциальной, чем графическая рафинированность "бумажников"-москвичей. Но сегодня все изменилось. Нужно отдать должное чутью Аввакумова. В конце концов, успех бумажной архитектуры прямо связан с тем, насколько он соответствует образу России на Западе. Сегодня мосховский экспрессионизм новосибирских "бумажников" куда лучше соответствует этому образу, чем тонкая ироническая ностальгия. Мрачные башни среди бескрайнего индустриального пейзажа, аморфные массы стен мегалитических строений и люди, кричащие от ужаса, куда лучше выражают сегодняшнюю Россию, чем элегантные хрустальные дворцы московских "бумажников".