Трое греков в бомжатнике

Три греческих художника - это Эвантия Тентила, Ричард Уолток и архитектор Алексис Даллас. При известных усилиях их появление в Москве можно было подать даже с некоторой ажиотацией: Эвантия Тентила, например, представляла в 1999 году Грецию на Венецианской биеннале. Выставки художников (причем втроем) проходили в европейских столицах, и в табели о рангах современного искусства они уверенно занимают позицию крепких середняков. Но главное в том, что греческая тройка рекомендуется в пресс-релизах как "специалисты по заброшенным зданиям"; именно с этой целю их и позвали.

Музей архитектуры, расположенный в усадьбе XVIII века, владеет большим трехэтажным зданием, находящемся в руинированном состоянии. В начале 90-х музей был выброшен из Донского монастыря, и здание начали ремонтировать в порядке компенсации. Разобрали полы, кровлю, вынесли разобранное во двор музея. На том дело встало. Шесть лет здание стояло без полов и крыши. Там развелся бомжатник, а двор музея, заваленный гниющим строительным мусором, использовался как популярный в силу расположения в центре города нештатный сортир. Год назад свеженазначенный директор музея Давид Саркисян в интервью "Ъ" намекнул, что Госстрой, которому принадлежит музей, твердо обещал ему деньги под реконструкцию корпуса. Обещание, надо полагать, было выполнено, но, видимо, и обещающий, и получивший обещание не обговорили его границ. Денег хватило на то, чтобы восстановить кровлю, вычистить корпус от мусора и вывезти мусор со двора. И все.

Собственно, единственное, что осталось в здании целым,- это коробка.

Плюс свежая кровля. Полов второго этажа нет. Полов первого тоже нет, здесь вы двигаетесь по кирпичным сводам, обнаруживающим исключительно сложный для передвижения ландшафт. Словом, руины.

Искусство "специалистов по заброшенным зданиям" оказалось сродни пунктуации - восклицательным знакам, расставленным в нужных местах. Там, где взгляд оскорблялся и сам, греки располагали объекты, подчеркивающие, как это тяжело и грустно. На сводах в западающих ямках Ричард Уолток положил пенопластовые предметы, обобщенно напоминающие обычный чердачный мусор (старые инструменты, изношенная обувь и т. д.), которые удачно подчеркивали, до чего же здесь неухоженно. Под чердаком он повесил большие склеенные скелеты шаров, акцентирующие, что интерьер при взгляде снизу - сущий скелет. Натянутая грязная и отчасти просвечивающая большая тряпка, на которую проецировался видеоарт Эвантии Тентилы, подчеркивала плохое состояние стен, которые тоже были исключительно грязны, а кое-где и просвечивали. В общем, состояние здания прямо-таки аварийное, так что фуршет по случаю выставки пришлось устраивать во дворе.

Поскольку целью музея было показать нынешнее состояние и перспективы, выставку надо оценивать именно с этой точки зрения. Здесь надо сказать, что с фуршетом все прошло исключительно удачно. Все присутствующие были глубоко сыты и удовлетворены. Музей ясно показал, что у него во дворе нужно делать летнее кафе по образцу двора Строгановского дворца в Петербурге, где Русский музей уже год удачно потчует всех желающих. Будет необычно, приятно и уютно, а если кухню будут держать греки, то и очень вкусно.

С корпусом сложнее. Нет, наверное, посетивший выставку чиновник при виде царящего настроения должен был озаботиться мыслью хозяйственной. Но большинство присутствовавших на вернисаже были по художественной части. Эстетика современного искусства, ориентированная в сторону разложения и праха, так зарифмовалась с руинами вычищенного бомжатника, что вместе это привело к глубокому восхищению и романтическим восторгам по поводу разрушений. Главное, говорили, ничего с этим не делать. Главное, говорили, сохранить это фантастическое ощущение подлинности и первозданности.

Что ставит перед музеем исключительно сложную задачу. Представьте себе, что его очевидное бедственное положение таки обратит на себя внимание деньги предержащих и можно будет начинать реконструкцию. Ее проведут, положат полы, покрасят стены и даже, может быть, сделают мансарду. И вообще придадут всему этому евроремонтный шик с двумя санузлами. Так вся художественная общественность, вместо того чтобы порадоваться этому, разразится проклятиями по поводу неразвитости вкуса чиновников, своими руками уничтоживших уникальную атмосферу.