Кусок мегаполиса в спальном районе

Здание Владимира Юдинцева до определенной степени спасло «Хрустальный Дедал». Национальная премия в области архитектуры вручалась в этом году в первый раз и вручалась крайне неудачно — количество несообразностей и просчетов в процедуре проведения конкурса превышало всякое вероятие. Но победивший в итоге дом Юдинцева не вызвал ни у кого нареканий.

Это большой жилой дом на окраине Москвы. Жанр, не предполагающий активного архитектурного творчества,— мысль архитектора здесь в основном работает над разницей себестоимости и продажной цены квадратного метра, а не над запоминающимся художественным образом. Владимиру Юдинцеву удалось тем не менее этот образ создать, что совершенно пленило жюри «Хрустального Дедала». Своим домом он доказал, что и в сравнительно недорогом жилье на окраине возможны архитектурные решения, которые могут претендовать на звание серьезной архитектуры, а поскольку лозунгом «Хрустального Дедала» была «социальная миссия архитектора», то лучшего лауреата было невозможно выдумать.

Экспертная комиссия по формированию коллекции современной архитектуры MУAPa отчасти исходила из того, что лауреаты национальных премий по архитектуре (и фестиваля «Зодчество», и фестиваля «Золотое сечение») должны попадать в музей в обязательном порядке — будущая история русской архитектуры в любом случае должна учитывать факт присуждения зданию национальной премии. Однако приятно, что здание достойно сохранения в музее и без того.

Вопреки своему названию, Отрадное нельзя назвать самым радостным местом города Москвы. Проектировавшие его градостроители более всего заботились о нормах инсоляции, считая, что главное для жизни — это когда в каждом окошке солнце. Это оптимистическое соображение привело к тому, что дома стоят разрежено, чтобы тень от одного ни в коем случае не падала на окна другого. Сами дома отличаются небогатой прямоугольностью панельных форм, так что в целом район выглядит как довольно разреженная свалка прямоугольных бетонных изделий.

Солнцепоклонничество принадлежит к наиболее ранним и неразвитым стадиям формирования религиозного чувства, успешно преодоленным всеми мировыми религиями. Обнаружив, что в Отрадном это преодоление пока не задалось, архитекторы решили объединить свои усилия, и на пустыре рядом с домом Юдинцева возник довольно странный центр — там стоят православный, протестантский, буддийский храмы, синагога и мечеть. Все небольшие и похожие — такое ощущение, что спонсором экуменической акции выступил заводик по производству лицевого красного кирпича среднеприемлемого качества. Центр напоминает небольшой коттеджный поселок ранних 90-х, когда эти поселки еще создавались по слабопереработанной продукции НИИсельхозпроектов для передовых совхозов. И такое ощущение, что остальная бетонная застройка сиротливо раскидалась на неухоженных полях этого бывшего совхоза, а он от разорения впал в божественное кто во что горазд: председатель — в православие, а зоотехник — в иудаизм.

В архитектуре Москвы сейчас принят «средовой» подход — это значит, что новое здание должно как-то соответствовать ценностям среды, которая уже естественно сложилась и его окружает. Не совсем понятно, чему тут можно соответствовать — это не среда, а беда.

Юдинцев скорее пошел не по пути поддержания характера этой беды, но привнесения в среду новых ценностей, которые могли бы ее исправить. Дом его — это четыре мощные башни, поставленные под углом друг к другу, их прорезает мощная пластина еще одного дома, доходящего до половины высоты башен, в верхней части они еще соединены переходами, а фасады башен сделаны двухслойными, так что кажется, будто их не четыре, а восемь и они попарно накладываются друг на друга. Заметим, что в принципе 24-этажные башни и 12-этажные дома-пластины — это характерный набор продукции московских домостроительных комбинатов, неяркая пластика их чередований как раз и определяет, так сказать, очарование московских спальных районов. Юдинцев, правда, прорисовал их гораздо острее, так что они приобрели некоторое сходство с прототипами, из которых развились в продукцию ДСК,— с небоскребами и модернистскими пластинами интернационального стиля 60-х годов, построенными по всему миру. Но главное — спаявшись в один дом, они создали ощущение плотного городского контекста. Когда смотришь на фасад, то кажется, что в перспективу уходит район с небоскребами первого плана, пластинами второго, небоскребами третьего, потом какими-то горизонтальными пластинами, потом переходами — и далее в бесконечность. В результате окружающий городской контекст как-то уплотнился до современного города. Так выглядят панорамы Гаваны, Бразилиа, Франкфурта и — в качестве первообраза — Нью-Йорка.

V русского человека своеобразное представление об уюте. В качестве артикулированного образа здесь обычно говорят о собственном доме где-то вдали от города, чтобы была природа, речка, поля и лес. В реальности, однако, когда человек оказывается в кирпичном коттедже — пережитке совхозного архитектурного сознания,— построенного на выселках, на берегу загаженной речки Лихоборки, среди бескрайних полей вскопанного трактором глинозема, то он чувствует:

что-то не задалось. До такой степени, что хочется убраться подальше, забуриться в глубину каменных джунглей Нью-Йорка, а этот коттедж отдать кому ни есть на богоугодное дело. Хоть буддистам, хоть протестантам. Этот порыв Юдинцев и превратил в архитектурное произведение.