Молитва в подполье. Открылась выставка «Небесное воинство»

Эту выставку трудно воспринимать в ряду экспозиций МУАРА. Они обычно целостны, легки и элегантны. Эта выставка тоже целостна по впечатлению. Но она нелегкая.

Проходит в корпусе-руине — трехэтажном здании с выломанными перекрытиями и облупленными стенами. Тут, как правило, выставляются разные авангардные проекты. В этот же раз на обнажившихся балках перекрытий висят неправильной треугольной формы огромные, в полтора человеческих роста, силы небесные. На сбитых досках, частью подгнивших, частью обломанных, частью съеденных жучком.

Нарисованы ангелы, архангелы, святые. Есть композиции в стиле русского XVII века, где доски разлинованы красными неровными прямыми, а в получившихся квадратиках и трапециях лики расположены как в небольших иконах. Есть композиции, напоминающие увеличенные иллюстрации из Библии Доре, где фигуры ходят по треугольным доскам без всякого соотнесения с их формой, как будто это полотна, порезанные на части.

Понять, что перед тобой, в обоих случаях одинаково трудно. Если иконы — то почему такой странной формы? Если части зданий — то какие? Чтение подписей мало помогает: «грань неба церкви Рождества Христова (1745), село Большая Шалга, Богдановы-Корбатовские И. И. и И. А.». Что случилось в этой Большой Шалге, что там такое небо?

Деревянные церкви Каргополья — легенда шестидесятничества, тогда они были популярны, как Кижи, но с тех пор о них реже вспоминают. Недавно, впрочем, музей показывал их в виде фотографий американского профессора Вильяма Брумфильда, который неустанно пополняет этим материалом библиотеку американского конгресса. Это довольно высокие шатровые или многоглавые сооружения из бревен без одного гвоздя. Принято считать, что их присутствие в пейзаже придает последнему необыкновенную духовность.

Они так слиты с этим пейзажем, что никогда не приходит в голову задуматься об их интерьерах. Природа Севера высокодуховна, но морозна. Молиться холодно. Посему русские мастера сначала отрезали утепленным деревянным потолком венчающую часть храма, а потом — низкий подклет приблизительно в полтора человеческих роста и уж там, надышав, молились в сравнительном тепле. То есть весь храм, снаружи поражающий устремленностью к небесам, внутри не используется, молятся в подполе. Однако остаточная устремленность к небу там не пропадает, и возникает проблема купола в плоскоперекрытом подвале. И вот тут рождаются северные «небеса».

Доски, на которых изображаются силы небесные, сходятся к центру, к фигуре Пантократора или Троице, и хотя почти плоско коепятся к ПОТОЛКУ, но изображают купол. Такая система росписей (но в реальном куполе) впервые возникла в XIV веке в монастыре Хора в Константинополе, а в России встречается в росписях Троицкой церкви в Александровской слободе. Эти сведения выглядят довольно академичными до тех пор, пока их не представляешь себе реально.

Сначала монастырь Хора в Константинополе между разорением крестоносцами и уничтожением турками (теперь это мечеть Кахрие Джами в Стамбуле). Потом Александровскую слободу с Иваном Грозным. Потом такой Север, где и молиться невозможно от холода. Это культура, прошедшая какими-то боковыми путями, минуя те точки, где ее принято фиксировать и хранить. Время там течет несколько иначе (росписи стиля начала русского XVII века появляются в середине XVIII, их в XIX веке сменяет европейский Ренессанс XVI века) храм строится, чтобы смотреть на него из чащи леса, а купол у него превращается в развернутую бочку, прибитую к потолку подпола. Параллельный мир. Но там тоже есть архангелы и Библия Доре.

То, что демонстрирует музей, на первый взгляд воспринимается как гибель этого мира. Потом вдруг начинает казаться, что демонстрируются скорее странности его продолжающегося существования.

Край обезлюдел, церкви гниют, причем снизу, от подклетов, «небеса» падают, их сдают в Каргопольский музей-заповедник. В котором нет денег ни на реставрацию, ни на хранение, ни на сотрудников; он обезлюдел, как и край. Все это привозят в московский музей, а у него— неотапливаемый корпус-руина, на иконах— слой инея. Куратора выставки Анатолия Коршунова спрашивают, не вредит ли это памятникам, а он сообщает: нет, они привычные к инею, там, где их хранят, всегда так.

Западным стандартом и советскими временами мы привыкли к тому, что культура — это дело государственное, ее финансируют, дают гранты, там академики, министры, информационные потоки, библиотеки. Но это устаревший взгляд. Некоторые переживают, что русская культура оторвалась от православия, но зря. Оно само к ней пришло. Провинциальный музей в обезлюдевшем крае мало отличается от заброшенного скита. Библиотеки давно закрыты, книг нет, метод работы сменился с исследования на озарение. Живут в неотапливаемых деревянных руинах. След работы музейного работника с экспонатом — это отпечатавшийся иней его дыхания. В связи с отсутствием финансирования эти работники давно превратились в великопостников.

Так что это тот же параллельный мир, вернувшийся к своей аутентичности. Производит боль шое впечатление. На выставке присутствовал председатель Госстроя Анвар Шамузафаров, и он с интересом спросил у директора музея Давида Саркисяна: «А как это вы сделали, что они у вас все как будто блестками покрылись?» На что директор с гордостью ответил: «У нас все подлинное. И иней тоже».