Архитектура развитого национал-социализма

Выставка «Рейхсканцелярия» входит в музейный цикл «Год Марии Рогозиной», представляющий фотофонды музея. В этих фондах и лежали трофейные фотографии рейхсканцелярии. На обороте — штампы «Государственное фотографическое бюро», целью съемки была фотофиксация главного здания Третьего рейха.

Остается догадываться о цели перевозки этого материала в Россию — первоначально в коллекцию Академии архитектуры, затем в коллекцию созданного академией музея. Сходство гитлеровской архитектуры со сталинской — общеизвестный факт, с западнической точки зрения вся сталинская архитектура разлагается на муссолиниевскую и гитлеровскую, но здесь перед нами прямая демонстрация путей «импорта» фашистской эстетики. Рейхсканцелярию разрушили до основания, гранит и мрамор пошел на мемориал в Трептов-парке, но фотографии тщательно вывезли в трофейных эшелонах, чтобы было с чего копировать.

Здание рейхсканцелярии Шпеер выстроил в 1939 году. Она занимала целую улицу и была выстроена как улица — восхождение к кабинету Гитлера через анфиладу грандиозных залов. Сквозь ворота прибывший попадал во двор для почетных гостей, откуда поднимался по ступеням в малую приемную, потом через двустворчатые пятиметровые двери попадал в большой мозаичный зал (едва ли не самая эффектная фотография выставки). Затем поднимался в ротонду и оказывался в 145-метровой галерее. Далее — зал приемов, рабочий кабинет Гитлера и зал заседаний правительства.

Рассматривая эти залы, все время думаешь о том, что там происходило, и это странное ощущение. Рядом со столом правительства стоял гигантский глобус — эта фотография рифмуется с кадром из фильма «Великий диктатор», где чаплиновский Гитлер танцует с глобусом. В фильме Бертолуччи «Конформист» герой, оказываясь в таком зале, застает сценку между хозяином кабинета и его секретаршей, проходящую на гигантском столе заседаний. В своих воспоминаниях Шпеер, 21 год проведший в тюрьме после Нюрнбергского процесса, пишет, что зал заседаний правительства никогда не использовался по назначению. Заседать в этих залах нельзя.

В тех же воспоминаниях Шпеер описывает сцену своего совета с Гитлером по поводу ковровой дорожки через анфиладу: ему было жалко закрывать идеальный мраморный пол, но идти по нему было трудно, почти как по льду. «Это как раз то, что нужно,— сказал Гитлер.— Пусть они движутся по скользкому полу». Движение по скользкому полу — состояние, когда ты никогда, ни в одном шаге не чувствуешь пространство своим. Каждый из интерьеров идеально спропорционирован, исключительно изыскан по подбору материалов, по пластике, но они кажутся абстракцией, даже попав в которую ты все равно находишься вовне. Здесь может случиться что угодно, любой сюр, Гитлер выйдет танцевать с глобусом или с Евой Браун, но здесь не может происходить ничего реального.

Альберт Шпеер повернул классическую архитектуру так, что, по сути, она стала глубоко модернистской. Вместо веса, фактуры, естественных материалов возникли полет, идеальная геометрия, абстрактные плоскости. Его камень отшлифован так, что выглядит разновидностью стекла. Вместе это создает концентрированный мистический образ власти, которая опирается на тысячелетнюю традицию, но, с другой стороны, поднялась по лестнице этой традиции в космос. Странно, что это находилось в Берлине. Естественнее представить интерьеры Шпеера где-нибудь в Гималаях или на пике Коммунизма.

Музей архитектуры может спокойно выставлять трофейные фотки, потому что невозможно, чтобы правительство ФРГ потребовало вернуть рейхсканцелярию. Ее не вернуть. Это, наверное, единственное в XX веке светское здание, которое было разрушено до основания по идеологическим соображениям. Оно настолько фантастически качественно, что оставить его было бы слишком опасно. Это тот случай, когда совершенство архитектуры приводит к ее гибели. И не только ее лично.

Неоклассицизм сегодня можно найти в Америке, в России, в Англии — но не в Германии. Глядя на сегодняшние строения Берлина, пыжащиеся произвести впечатление великой столицы средствами стекла и бетона, понимаешь, насколько же они безнадежно ничтожны рядом со Шпеером. Его нельзя превзойти, поэтому приходится от него отказаться. Самая совершенная классика Германии оказалась символом самого страшного ее преступления.