Святая пестрота. Каталонцы показали Антонио Гауди

По мнению исследователей античной пластики, красоту римских Венер можно мысленно восстановить по одному сохранившемуся большому пальцу ноги - до такой степени они восхитительны и прекрасны. По мнению исследователей доисторических животных, красоту ящеров можно воссоздать по одному зубу. Здания Гауди на этой выставке предстают чем-то родственным или Венере, или ящеру - показаны исключительно фрагменты, по которым следует воссоздать остальное. Замысел можно понять - по мере того, как Антонио Гауди совершает свой путь к канонизации в святого Римско-католической церкви (в прошлом году уже посылали кардиналов для последнего расследования чудес и предзнаменований), его здания становятся все более известными и приближаются к состоянию какого-нибудь мэрского лика, украшающего каждый забор. В этой ситуации эстетам ничего не остается, как показывать выставку, где отдельно снят глаз, отдельно - ухо, а есть и ноздря. Но в России Гауди все же не так затерт, как мэрский лик, поэтому ход "я милого узнаю по ноздре" к нему не так уж подходит.

Узнать трудно, но это, видимо, и не требуется. Фотографы оказываются визионерами, которым является какая-то неоформленно-возвышенная витальность с эротическим оттенком, и они откровенно прутся от этих видений. Для фотовыставки ход сегодня довольно неожиданный - фотографии, исходящие из презумпции того, что снятое восхитительно-прекрасно, приняты сегодня только в поле наивной порнографии, современное искусство больше склоняется к мысли, что хорошая фотография должна показывать какую-то гадость. Здесь же - царство позитива, никто не сомневается, что Гауди феноменально прекрасен, и все соревнуются в том, чтобы эту прекрасность половчее передать.

Тут обнаруживается, что ловкость в этом вопросе у всех различная. Самым старым и самым простым парнем оказывается Леопольд Помес (Leopold Pomes), который полюбил Гауди еще в 60-е. Фото у него черно-белые, снимает он завершения каминных труб у Гауди, которые тот делал в форме каких-то голов, и у Помеса это получаются такие древние каталонские воины, иногда стоящие строем, а иногда и по-одному, орущие что-то во славу каталонской самобытности. Наследует ему Манел Эскуза (Manel Escusa), который тоже снимает Гауди-черно-белого, иногда те же трубы, но в наклоне, с резкими тенями, так что плохо понятно, что это, но видно - тоже воинственное. Разница между ними - примерно как между историческими фильмами 60-х, где чинно рубятся богатыри в кольчугах, и фильмами 90-х, где все уже знают, что настоящего махалова без дури не бывает.

Это - Гауди-воин. Есть Гауди-эротоман. Тут другая хронология: Тони Катань (Toni Catany) снимал его в начале 90-х, а Умберто Ривас (Humberto Rivas) - только что. Опять же все поменялось. Оба снимают у Гауди или одинокие напряженные столбы, или глубокие, сложно оформленные дыры с темнотой в глубине. Но видят они эти специфические фрагменты по-разному. У Катаня - кислотный цвет, камерность и ясно ощутимая меланхолия от созерцания полюбившихся ему сюжетов. То есть, с одной стороны, чтобы этим делом увлечься, надо как-то по-особому подсветить, а в сущности, как не подсвечивай - все то же. В его любовании базовыми фрейдистскими символами чувствуется какая-то утомленность. У Умберто Риваса, напротив, все такое конкретное, солнечное и полное нешуточной энергии. Эволюция, которую мы пережили в последнее десятилетие, коррелирует с движением образа идеального человека от девушки бледной со взглядом горящим к телу из фитнес-клуба. Отрадно, что в любви к Гауди здоровые тенденции тоже победили.

А вот Рафаэль Варгас (Rafael Vargas) любит Гауди как художника. Фотографии его в принципе могли бы войти в дорогой альбом по архитектуре - тут все же видны не совсем маленькие фрагменты, а какие-то интерьеры, перспективы. Предъявляемая Варгасом пластика пространства примерно такая: форма мятая, невнятная, зато очень богато, много мозаики, смальты, все блестит, и не просто так, а с намеком на древнее и мифологическое. Очень похоже на Зураба Церетели, то есть несомненно высокое искусство.

Гауди родился в 1852 году, и в этом году Каталония справляет его 150-летний юбилей, выставка - одна из акций юбилея. Когда два года назад мы справляли юбилей Пушкина, то ленты новостей время от времени сообщали о событиях примерно такого же свойства - открытии выставки или бюста Пушкина то в Риме, то в Новой Зеландии. Зеркало тем более уместное, что Гауди, несомненно, как Пушкин, "ихнее все". Ихнее все устроено по той же модели, что и наше,- каждый пытается влюбить, вдохнуть, влить или вдолбить туда все, что ему кажется хорошим, возвышенным и соблазнительным. И так же, как и с Пушкиным, процесс этот, по сути, оказывается интересным экспериментом. А именно: сколько это "все" способно вытерпеть, чтобы не превратиться в невозможно затертую пошлость, выходом из которой может быть только канонизация.