"Мы можем нарисовать что угодно — вопрос, как это построят". Автор новой Мариинки столкнулся с "Россией".

– На прошлой неделе Михаил Швыдкой заявил, что в июле-августе 2005 года он надеется начать стройку и в течение двух лет построить театр по вашему проекту. Это реально?

– Ну в принципе сейчас все идет, скажем так, с правильной скоростью. Со стороны властей необходимо получить все разрешения, все согласования на строительство, и очень важно наконец начать строить.

– А кроме согласований, все готово? Ваш проект, который выиграл конкурс, был ведь в достаточной степени абстрактным. Вы его уже конкретизировали до той стадии, когда по нему можно строить?

– Нет, сегодня можно говорить о конкретизации стадии предпроекта. Мы существенно продвинулись. Наконец определен объем главного зала и количество мест в нем – как вы помните, в конкурсной программе эта информация отсутствовала. Теперь мы знаем, что это зал на две тысячи мест. Кроме того, проведена работа с фасадами – для большего приспособления здания к контексту. Новый Мариинский должен, с одной стороны, войти в больший контакт со старым зданием, с другой – с окружающей городской средой. Я переделал проект.

– Это была ваша собственная инициатива или этого от вас потребовали городские власти?

– Эта переделка возникла в результате диалога между нами. Это нормальный процесс.

– Я спрашиваю, поскольку, после того как вы выиграли конкурс, поменялись и губернатор Санкт-Петербурга, и главный архитектор города, и министр культуры России,– собственно, не осталось никого из тех, кто принял ваш проект. Легко предположить, что будут переделки. Удалось ли вам найти взаимопонимание с новыми властями?

– Во-первых, я хочу сказать, что такая смена – обычное дело при осуществлении любого гранд-проекта. Это как с Национальной библиотекой в Париже: я выиграл конкурс при одном президенте – он умер, пришел другой. Если говорить о Мариинском театре, то смена властей не оказалась травматичной. Этот проект осуществляется в треугольнике властей. Во-первых – сам театр, во-вторых – городские власти, в-третьих – Министерство культуры, и даже не только министерство, но все правительство. Так вот, власти театра не изменились, министром культуры стал господин Соколов, но и господин Швыдкой продолжает работать, и, кроме того, правительство в целом не изменило своей позиции. Сменилась только городская власть. Однако же я бы хотел сказать, что мне удалось найти взаимопонимание с госпожой Матвиенко. Она очень умная, но важно не только это. Мой проект очень эмоциональный, его надо суметь почувствовать. Она очень тонко его чувствует. Мне повезло, что я с ней работаю.

– Таким образом, существенных препятствий со стороны властей у вас нет. Вернемся к проекту. Скажите, когда все-таки будет рабочий проект и кто его делает? Вы все делаете сами?

– Это невозможно. Над проектом сейчас работает множество специалистов. Русские архитекторы разрабатывают вопросы геологии и фундамента. И здесь, я должен сказать, нас ждала большая удача. На глубине 25 метров они нашли твердый грунт. Для Петербурга это фантастика, имея в виду топкость почвы. Теперь мы можем не закладывать слишком глубокий фундамент – экономятся и деньги, и время.

Все, что связано с работами по металлу, в том числе и прежде всего "золотая вуаль" над театром, проектируют немецкие архитекторы. Французская компания, которая уже имеет опыт работы в России, разрабатывает все системы вентиляции и кондиционирования. Ну и, разумеется, акустика – здесь мы работаем с компанией господина Тойоты из Японии. Это тот, который делал зал Фрэнка Гери в Лос-Анджелесе. Он участвовал в конкурсе на Мариинский театр вместе с Аратой Исодзаки. Вместе с АРТЕК, которые составляли программу конкурса, господин Тойота является наиболее авторитетным акустическим экспертом в мире. Наконец, "Метрополитен-опера" выступает в качестве генерального консультанта проекта. Так что всего над проектом в этом году работало около 70 человек со всего мира.

– Как вы думаете, сколько простоит ваш театр?

– В каком смысле?

– Мы с вами беседуем в гостинице "Россия", и, как вы знаете, принято решение о ее сносе. Это здание построено меньше сорока лет назад, это была знаковая государственная постройка – и вот ее сносят. Как вы считаете, сколько времени простоит ваш театр – с его металлическим покрывалом не вполне понятного назначения, с его сложными инженерными системами, с его откровенным противостоянием с историческим окружением?

– Если говорить о гостинице, то вопрос ее сноса – это вопрос качества строительства. Она ужасно сделана! Это кошмарная гостиница! Я сегодня не мог спать! Я слышал все, что происходит в номере над моим, и все, что происходит в соседнем, и лучше бы я этого не слышал! Если бы она была хорошо построена, никто бы не говорил о ее сносе. Ее можно было бы реконструировать, как-то изменить дизайн, но не сносить. Но при такой звукоизоляции, вентиляции, при таком качестве теплоизоляции – вы не представляете, здесь дует! – это не реконструировать. Это нужно сносить. Немедленно!

Вы правы в том, что для Мариинского театра вопрос качества строительства – принципиальный вопрос. Мы можем нарисовать что угодно, но вопрос, как это построят. Если плохо, то это будет не только моим поражением, но поражением всех – и театра, и городских властей, и федеральных. Защитой здания является качество его строительства.

– Бывает и наоборот. Если архитектура является чем-то выдающимся, если она соответствует духу города, то здание в любом случае пытаются сохранить. А в случае с "Россией" это никому в голову не приходит. В вашем проекте вы приносите металлическое покрывало, напоминающее компьютерные фигуры вращения, в консервативный город со сложившимся архитектурным образом. Как вы думаете, кстати, сколько вообще продлится мода на эту компьютерную архитектуру и что ценного останется от нее, после того как она кончится?

– Что касается компьютерной моды, то, я думаю, еще года два, может быть, пять. Сейчас мы находимся в ситуации, когда все это рисуют, но еще никто не построил. А это такая архитектура, которую как раз нарисовать проще всего. Любой студент может нарисовать бесформенную кучу. Проектирование начинается после, когда ее нужно архитектурно осмыслить. Как дифференцировать пространство, как организовать функцию, в конце концов – как организовать строительный процесс. Роль архитектора сдвигается от автора первоначального рисунка к менеджеру всего процесса. Так же, как в современном искусстве главным оказывается не произведение, а процесс.

Когда будет построено первое такое здание, оно станет проверкой. Для всего мира. И если таким зданием станет Мариинский театр, если нам удастся построить его хорошо, то это будет рубеж. Его срок не зависит от того, когда мода на такую архитектуру закончится. Эта мода с него начинается. И это здание будет стоять всегда – как рубеж современной эпохи.