Скульптпривет. Зураб Церетели представил своих друзей

Цикл "Мои современники" Зураб Церетели начал делать к новому тысячелетию. В 2000 году его галерея сразу украсилась двумя десятками образов деятелей искусства, а кроме того – двумя портретами мэра Лужкова. За четыре года галерея дополнилась образами господ Кобзона, Рязанова, Алферова, еще в коллекции появился перл – образ Владимира Путина, одетого для восточного единоборства. Кроме того, двое из предшествующей группы современников – Владимир Высоцкий и Иосиф Бродский – были переделаны в больших размерах, доходящих до размеров президента. И все вот это и представлял Зураб Константинович.

Следует сразу сказать, что замысел изваять всех великих людей русской культуры ХХ века не может не вызвать уважения. С другой стороны, сами образы приобретают у мастера какой-то неожиданный оттенок. В XVIII веке был распространен такой жанр – кабинеты с "головками". Это комнаты, заполненные рокайльными портретами приятных дам и господ – все румяные, припудренные, улыбкой демонстрирующие готовность сделать тебе всяческое одолжение. Тут такой же эффект. Если кто-то ждет от образов деятелей русской культуры художественных глубин, то это неправильное ожидание. Прежде всего, это приятнейшие люди, отличающиеся крайней безмятежностью образа. Дамы пленяют прелестью, мужчины – обаятельной обходительностью. И, что интересно, они как-то кстати в галерее Зураба Константиновича.

Эта галерея – поразительное место даже не в художественном, а в историческом смысле. Это дворец, где что ни день – то бал, где принимают послов, политиков, бизнесменов, где все дышит славой и богатством в каком-то архаическом смысле. Из истории нам известны образы галерей больших художников, игравших роль общественных салонов – была мастерская Пикассо, были замки Дали, была фабрика Энди Уорхола,– у каждой своя стилистика. Зураб Константинович избрал стилистику барского дворца XVIII столетия, в его богатстве и хлебосольстве напоказ есть что-то грибоедовское. Так вот, в грибоедовских дворцах были приняты портретные галереи родственников и влиятельных друзей, чтобы было понятно, что хозяин не просто так, а принадлежит к кругу: вот дядюшка мой, омский губернатор, а вот кузина, была замужем за покойным браденбургским посланником.

Господа Евтушенко, Вознесенский, Высоцкий ну и, не знаю, Башмет (альтист) выполняют у Зураба Церетели ту же самую роль кузины браденбургского посланника. В этом смысле их главное свойство для него и есть в том, что они приятно ему улыбаются. Некоторая проблема заключается в том, что сами они, увы, не обладают подобными дворцами и регалиями. Я имею в виду, что правильнее было бы, чтобы значительный путешественник в Москве, прийдя в палаты господина Кобзона, видел бы портреты господ Церетели, Рязанова, Лужкова, а у господина Рязанова – господ Кобзона, Лужкова и Данелии и так по кругу. А тут есть некоторые хорошо известные, а некоторые – не очень. Я имею в виду, что господин Дементьев, конечно, большой поэт, но все ж таки не Пастернак – не все знают.

Впрочем, из этой коллизии Зураб Константинович выбирается не без успеха. Дело в том, что все изображенные им изваяны не просто так, а с атрибутами. Эта портретная галерея – собрание не встречавшегося ранее в истории искусства жанра бронзового дружеского шаржа. Господа Рязанов и Данелия – с кинопленкой, дамы и господа поэты – со стихами, Высоцкий – с гитарой, куполами церквей за спиной и привередливыми конями под ногами, господин Бродский – наполовину в ватнике, наполовину в тоге, с нобелевской фуражкой в руке, госпожа Батурина – с лошадью, господин Кобзон – с микрофоном. Поэтика этого жанра такова, что лучше удаются образы тех людей, которых автор хорошо знает и в которых замечает какую-то забавную черту, доводя ее до карикатурной выразительности. Скажем, господин Спиваков изображен с голым торсом, но в бабочке, что прекрасно соответствует его образу спортивного музыканта. А тот же господин Башмет нависает над альтом с такой кабацкой лиричностью, что, кажется, сейчас зарыдает от надрывности – тут уж не перепутаешь. У госпожи Ахмадулиной голова прикреплена внутри шеи проволочкой и качается, как у китайского болванчика, что хорошо передает кошачью пластику поэтессы. Люди, которых автор знал плохо или не знал вообще, у него выходят куда хуже – он не совсем чувствует, как их шаржировать, и, скажем, Пастернак с Мандельштамом у него какие-то невидные.

Но это не так важно – они тут не для того поставлены, чтобы поражать выразительностью. У автора, повторю, другая цель: он создает галерею влиятельных друзей и знакомых. Скажем, Шаляпин у него поет под фотографией пожилого грузина, внизу почерком певца написано: "Ираклий Церетели, мой импресарио" (видимо, чтобы не забыть). Белла Ахмадулина изваяна со стихами про художника из Тбилиси, который внимает ее благосклонности. Поэт Евтушенко таким не отметился, но указывает рукой на поэтессу – невольно закрадывается мысль, что в галерею он попал как ее бывший муж.

Конечно, в центре всего этого собрания "друзей и знакомых Зураба Константиновича" должен находиться сам Зураб Константинович. Но нет, там находится не он, он просто висит в этом ряду как один из равных. О, Зураб Константинович очень мудрый и даже немного такой, по-доброму хитрый человек. В центре находится президент Путин, изваянный в виде каратиста.

Надо сказать, это производит двойственное впечатление – уж больно он угрожающе спортивный рядом с поэтами, писателями и альтистами. Историк Гефтер правильно указывал на ошибку прогрессивных писателей эпохи перестройки: "Сталина у нас изображают так, будто кавказская шпана ворвалась в храм Серебряного века". Просто так вспомнилось, без всяких аллюзий. И тут еще такая вышла неприятность, что посередине всего этого храма духа стоит господин Путин, а в аванзале – господин Лужков в виде спортсмена, играющего одной рукой в теннис, а другой ногой – в футбол. Выглядит это так, будто в зал его не пускают (хотя госпожу Батурину пустили) и он должен аффектированно развлекаться в предбаннике в полном одиночестве. Наверное, из-за этого политически верного, но по-человечески обидного экспонирования мэр и не приехал на выставку, хотя его ждали.

Но зато остальных было много. Даже очень – тысячи две человек. Потому что, с одной стороны, открывалась эта выставка и позвали всех живых изваянных, с другой – Зураба Константиновича переизбрали на пост президента Академии художеств и пришли все переизбирающие, с третьей – он решил освятить новую экспозицию и пришли освящающие, и еще он просто позвал много друзей и знакомых от широты души. Такая была толкотня! И какие люди – политики, поэты, писатели, актеры и режиссеры, художники, девелоперы, риелторы, рестораторы, кутюрье. Священник кропил дамам на прически, они хихикали, господа остроумно шутили, хор пел – настоящий бал. И я хочу сказать как свидетель: зря некоторые говорят, что обидно изображать великих поэтов, писателей и всех остальных в виде бронзовых шаржей. Стоит им попасть в дом Зураба Константиновича, и они становятся живым шаржем на самих себя – впрочем, шаржем, приятным во всех отношениях. Так что он просто великий реалист – какими они к нему приходят, таких он их и ваяет.