Машинерия с позолотой

• Реставрация

Проект реконструкции Большого театра начинает реализовываться. Это экстраординарное событие в русской архитектуре, которое следует уважать. Но перед тем как начнется реальное строительство, следует понять, что произошло.

Суть проекта сводится к следующему. Театр удлиняется, новая часть строится по образцу существующей. Основные события происходят внутри, где вырываются две ямы по тридцать метров (десятиэтажный дом) глубиной, одна под сценой, другая под фойе. Зрительный зал театра остается висеть на острове из оставшегося грунта, и под театром – активное движение грунтовых вод, обе ямы прошивают подвижные грунтовые слои. В одной яме располагаются новые части фойе, технические помещения и парковки. В другой – сложные немецкие сценические машины, позволяющие приподнимать пол сцены на полтора метра. В результате проведения этих строительных работ театр чуть ли не на 50% становится новоделом.
Были люди, которые кричали, что это варварство и необходимо сохранить памятник. Каюсь, что не принадлежал к их числу и соответствующим образом дезориентировал читателя. Я сочувствовал прогрессивному большинству, считавшему, что Большой театр – это живой организм, что он достоин серьезной архитектурной работы, подобной той, какая прошла в здании "Ковент-Гардена", в Британском музее, в галерее Тейт, в Лувре. Вынужден признать, что это было ошибкой.
В 1999 году конкурс на реконструкцию Большого театра выиграли два архитектора – Михаил Хазанов и Михаил Белов. До того, пятнадцать лет назад, они выиграли всемирный конкурс на Театр будущих поколений в Амстердаме. Они придумали принципиально новый тип театра, который раскрывается в город. Идея проста – зрители видят спектакль, город видит театр и зрителей, которые видят спектакль. С тех пор эта концепция постоянно используется при реконструкции театров, начиная с того же "Ковент-Гардена". Для реконструкции Большого эти архитекторы предлагали ту же идею.

Этих архитекторов, которые выиграли конкурс, больше в проекте нет. Главным архитектором реконструкции стал Никита Шангин. С позиции критика, десять лет постоянно отслеживающего российский архитектурный процесс, могу заявить, что это не плохой архитектор. У него нет плохих работ, потому что у него вообще нет заметных самостоятельных работ. Правда, в свое время он удачно выступал в телепередаче "Что? Где? Когда?", но это не архитектурная передача. В советское время было уничтожено различие между настоящим архитектором и грамотным техником, способным более или менее привязать сантехнику к пятиэтажке так, чтобы трубы были максимально короткими. Теперь и те и другие в России называются архитекторами. Но это разные профессии, и когда речь идет о таких проектах, как Большой театр, в этом нужно отдавать себе отчет.

Многим в архитектурной среде казалось, что в нынешней ситуации виноваты сами Михаил Хазанов и Михаил Белов. Когда разнообразные административные инстанции стали последовательно изничтожать их идеи, они устранились от проекта, передав господину Шангину, одному из сорока архитекторов, работавших в мастерской Михаила Хазанова в "Курортпроекте", все полномочия, и предоставив ему делать то, что хотел заказчик. Заказчиков за время реконструкции сменилось четыре партии: сначала это был комплекс перспективного развития Владимира Ресина, потом Госстрой, потом, по упразднении Госстроя, - Минкульт, теперь ФАКК. Каждая смена приводила к смене людей. Понять, чего хочет заказчик, в этой ситуации невозможно.

Рассматривая шестилетнюю историю проекта на реконструкцию Большого театра, можно сказать, что реально в ней боролись два лобби. Одно – лобби реставраторов, возглавляемое президентом российской ассоциации реставраторов Алексеем Денисовым. У этих главной задачей было выбить как можно больше денег под работы по позолоте, тканям, дереву, паркету и т. д. Поскольку подлинного в Большом театре после советских реконструкций сохранилось немного, они настаивали на увеличении числа интерьеров, которые нужно заново построить в историческом стиле. Второе лобби – машинерия. Эти настаивали на покупке максимально сложного сценического оборудования. Поскольку оно уникально, то стоит оно фактически как сам театр.

Оба лобби победили архитектуру. В их соревновании любые планы по созданию, скажем, прозрачной площади перед театром казались "не реалистичными". Хотелось бы отметить, что гораздо более авангардный и "нереалистичный" проект нового Мариинского театра первоначально делался под сумму $100 млн и постепенно вырос до $300 млн. Сумма на реалистичную реконструкцию Большого театра, появившаяся в результате соревнования двух этих лобби, была озвучена Михаилом Швыдким. Она составила $1 млрд.

Нет, разумеется, все очень легко понять. Представьте себе чиновника из ведомства господина Ресина, или из бывшего Госстроя, или из Минкульта. Архитектура, красота там разная, концепция "город-театр" – это он не очень понимает. Красота – это старина. Старина – это понятно. Антиквариат. Дорогая вещь. Еще красота – это машина. Машина – это понятно. В особенности немецкая, "Мерседес" например. Рычаги там разные, мотор, гидравлика, сцена на полметра вверх-вниз ездит. Тоже дорогая вещь. А вот это, что вы там нарисовали, это зачем? Теперь представьте, что сотня таких чиновников на сотне совещаний решают вопрос о том, как реконструировать театр, и каждый из них как-то прикипает душой – кто к поставщикам машин, кто к поставщикам позолоты. Вычислите результат.
Роль архитектора сведется к тому, чтобы рассказать комиссии, где должны стоять лоббируемые одними машины и где будет лоббируемая другими красота. Архитектор тут не нужен, нужен техник. Он и имеется. Все это понятно, но важно сказать, что мы, собственно говоря, делаем. Это не архитектурный проект. Это проект ремонта, под который решили купить новую технику и отремонтировать старую мебель. Но только это такой ремонт, в результате которого теряется 70% исторического здания. И этот ремонт стоит в три раза дороже, чем любая из построенных в последние десятилетия мировых опер.

текст: Григорий Ревзин

Комментарии

comments powered by HyperComments