Сигрэм Билдинг – жизненная позиция. Беседа с Филлис Ламберт

Действительно, здание по адресу 375 Парк авеню между 52 и 53 стритами не выделяется своей необычной формой или характерной верхушкой. Однако согласитесь, какой нужно обладать магической силой, чтобы на протяжении почти полувека столь последовательно воодушевлять своей универсальной привлекательностью бесчисленное количество офисных и жилых высоток не только в Нью-Йорке и США, но и по всему миру! Какое другое здание может предъявить столь укоренившийся и бесспорный статус здания-иконы второй половины 20 века?

Расхоже утверждение, будто настоящая архитектура возникает не только и не столько благодаря прогрессивному видению архитектора, но в первую очередь, когда таковым отличается заказчик. Сигрэм является именно таким счастливым совпадением. Его реализация стала возможной благодаря таланту и настойчивости легендарной Филлис Ламберт. Она и рассказала мне историю, без которой немыслимо представить Нью-Йорк пятидесятых.

Филлис Ламберт (Phyllis Lambert) – дочь Сэмюэля Бронфмана (Samuel Bronfman, 1889-1971 гг.), успешного бизнесмена, выходца из России и главы крупнейшего в мире винного производителя, компании Сигрэм (The Seagram Company) в Монреале.

Замечу, что Ламберт в великолепной физической форме и ее совершенно гладкое лицо никак не выдает ее возраст. А ведь ей 79. Она очень деловая в черном брючном костюме и с практичной коротенькой стрижкой. По слухам, она еще и суперпунктуальна, но в связи с ее значительным опозданием на нашу встречу утверждать это качество я не берусь. Ее движения легки и уверенны. Она самостоятельно, без лишней помпы, с помощью желтых кэбов передвигается по хорошо знакомому ей Нью-Йорку. Вот и на этот раз госпожа Ламберт прибыла сюда с коротким рабочим визитом – прочесть лекцию перед широкой аудиторией, поведаться со старинными друзьями и вернуться обратно в свой родной Монреаль, где она живет весьма насыщенной и увлекательной жизнью.

С 1979 года Ламберт возглавляет в Монреале созданный ею и на ее собственные деньги Канадский Центр Архитектуры (The Canadian Center for Architecture, ССА), куда входят крупнейший в мире архитектурный музей, исследовательский центр и библиотека. Кроме этого, Ламберт вовлечена в работу Центра визуальных исскуств, основанного ее родителями и построенного по ее собственному архитектурному проекту. Несмотря на преданность модернизму, она также принемает активное участие в сохранении исторического наследия Монреаля и  реставрации памятников архитектуры. Ламберт много пишет, читает лекции и организовывает выставки, самая громкая из которых прошла несколько лет назад в нью-йоркском музее искусств Уитни под названием “Мис в Америке”.

Наша беседа оказалась непростой. Моя собеседница больше интересовалась мною, чем соглашалась отвечать на мои вопросы. Неужели расспрашивать меня о всяких пустяках ей интересней, чем делиться своими воспоминаниями о самом Мисе? А ведь с ним ее связывали многолетние отношения в самых разных ипостасях. В начале в роли заказчицы, затем его ученицы в Илинойском технологическом институте, на стажировке в его чикагском офисе и, наконец, как близкого друга, почитателя и хранителя его архива в ССА. 

В ожидании госпожи Ламберт в холле архитектурной школы Купер Юнион, декан Тони Видлер не без сарказма заметил мне: ”Вы серьезно собираетесь брать интервью у Филлис? Знайте же, что обычно вопросы задает она!” Так и вышло.

А теперь отправимся в 1954 год, когда 27-летняя Филлис, умная, свободная, богатая, образованная (она с блеском закончила престижнейший колледж Вазар (Vassar) под Нью-Йорком, где изучала искусство, историю, языки и философию) и привыкшая всегда добиваться своего, узнала о новых замыслах отца. Во время одного из своих частых вояжей в Париж, Филлис натолкнулась в местной прессе на картинку проекта планирующегося небоскреба для новой корпоративной штаб-квартиры компании Сигрэм в Нью-Йорке. Таким грандиозным жестом Бронфман решил отметить приближавшееся в 1957 году 100-летие своей фирмы.

Калифорнийская архитектурная компания Luckman & Pereira, к которой обратился Бронфман, обладала всем необходимым опытом для строительства подобных крупных коммерческих проектов. Их здания не были дороги ни в строительстве ни в эксплуатации. Бронфман был бизнесменом, а не эстетом и без лишних эмоций остановил свой выбор на рекомендованной ему успешной фирме. Однако Филлис оказалась категорична. Она немедленно связалась с отцом и без всяких реверансов отвергла одобренный им и опубликованный в парижской газете дизайн, как ничем не примечательную посредственность, не отвечающую амбициям такой видной компании как Сигрэм.

Бронфман, один из самых влиятельных и богатейших людей мира, был вынужден признать правоту не имеющей тогда не только никакого опыта в строительстве, но даже специального архитектурного образования дочери! Он согласился разторгнуть договор с нанятой уже архитектурной фирмой, но при условии, что Филлис прибудет в Нью-Йорк, лично возглавит процесс поиска нового архитектора и возьмет на себя обязанности директора планирования и строительства нового небоскреба.

Кто бы мог предположить, что это отчаянное и совершенно легкомысленное решение столь сильно повлияет на развитие высотной архитектуры второй половыны 20-го века и станет главным делом жизни Филлис Ламберт? Сотрудничая с Мисом, она столь серьезно увлечется зодчеством, что вскоре после окончания строительства Сигрэма вернется к учебе и получит архитектурное образование в Иллинойском технологическом институте в Чикаго, где Мис был не только деканом архитектурного факультета и автором комплексного проекта нового кампуса, но и настоящим культом.

По приезду в Нью-Йорк Филлис поспешила проконсультироваться с самыми большими авторитетами в профессии о выборе достойного архитектора. Среди прочих ведущих редакторов, известных архитекторов, деканов архитектурных школ и историков она встретилась с архитектурным критиком Луисом Мамфердом (Lewis Mumford, 1895-1990), более 30 лет писавшего для популярнеишего журнала “Нью-Йоркер”, и Альбертом Барром (Albert Barr, 1902-1981), основателем и первым директором музея Современного искусства – МоМА. Барр немедленно посоветовал Ламберт обратиться за советом к Филипу Джонсону (Philip Johnson, 1906-2005), который обладал большим влиянием и широкими связями. Джонсон работал в музее главным куратором архитектурного отдела и собирался вскоре оставить этот пост, чтобы все силы уделить собственой архитектурной практике.

Узнав какое именно дело с ним собирается обсуждать Ламберт, Джонсон полностью предоставил себя в распоряжение амбициозной заказчицы. Здесь нужно заметить, что к этому времени модернизм, к популирязации которого в Америке Джонсон имел самое прямое отношение, приобрел большую популярность в строительстве крупных коммерческих объектов. Со времен Второй Мировой Войны в Манхэттене все чаще подымались новенькие аскетичные башни, которые однако все больше теряли всякие черты индивидуальности. Такое положение вещей вполне устраивало гоняющихся за быстрой корпоративной прибылью городских девелоперов. Модернизм превратился в удобную модель упрощенных форм, демонстрирующих очень низкий уровень качества строительства, что не могло не расстраивать Джонсона, ассоциирующего с модернизмом такие качества, как строгость и элегантность.

Главным исключением в Нью-Йорке стал Ливер-хаус (Lever House), элегантный стеклянный блок, эффектно приподнятый над улицей и развернутый к ней под прямым углом. Здание было построенно в 1952 году по проекту ведущей американской архитектурной корпорации Скидмор, Оуингс энд Меррил (Skidmore, Owings & Merrill, SOM). Ливер-хаус располагался по диагонали прямо через дорогу от участка предназначенного для строительства башни Сигрэм – на пересечении Парк авеню и 53 стрит. Компания SОМ весьма активно и убедительно пропогандировала в те годы рациональный стиль Миса. Так Ливер-хаус стал одним из первых воплощений идеи стеклянного небоскреба, который Мис впервые предложил в своем конкурсном проекте для Фридрихштрассе в Берлине в 1921 году.   

“Вместе с Филиппом мы составили три списка”, – рассказывает госпожа Ламберт. Я неоднократно читал об этих легендарных списках, но затаив дыхание ловлю каждое ее слово. Она видимо рассказывает об этом в сотый раз, но ведь все это уже достояние истории! “В первый список вошли те кто должны, но не могли – Пол Рудольф, Эро Сааринен, Марсель Брюер, И. М. Пэй и Луис Кан – все замечательные архитекторы, но с недостаточным опытом. Затем те, кто могли, но не должны – крупные корпоративные фирмы, включая SОМ – все компетентные, но не достаточно оригинальные. И наконец, те кто могли и должны. В этот список вошли Райт, Ле Корбюзье и Мис.” Фантасика! 37-летнему Пэю и 53-летнему Кану отказано в проекте из-за недостатка опыта, а всемирно известные Райт, Корбюзье и Мис получили шанс.

Почему же Ламберт выбрала именно Миса? Моя собеседница разводит руками. Она рассуждает о том, что Мис, возможно самый выдающийся архитектор со времен Возрождения и кого же как не его она могла выбрать? Когда же я ставлю вопрос конкретнее, она делится своими впечатлениями от  крупнейшего осуществленного проекта Миса на момент планирования Сигрэм – двух жилых башен на Lake Shore Drive в Чикаго (1948-1951), где Ламберт не раз бывала и каждый раз восхищалась строгостью их форм. “В этих темных мистических башнях чувствовалась поразительная мощь и сила чего-то одухотворенного! Вы знаете, если бы вы спросили, кто входил в архитектурный авангард 20-х и 30-х годов прошлого века, то это был бы длинный список в который вошел бы и Мис. Но в 1954 году, мне кажется, Мис уже стоял особняком. Мис был авангард.”

И все же, справедливости ради нужно заметить, что Мис победил еще и потому что Райт (ему уже было 87) и Корбюзье (67-летнему и всего на год младше Миса) уступили ему из-за своих, мягко говоря трудных и несговорчевых характеров. Мис же был наиболее нейтральным и последовательным из тех, кто “мог и должен”. Да и потом, “разве можно представить скульптурного Корбюзье на Парк авеню? Он наверняка предложил бы что-то эдакое из железобетона!” Восклицает Ламберт. “Корбюзье мастер скульптурных форм и пространств, но мне кажется, что такие приемы легко производят впечатление и также легко отталкивают. Мис же буквально увлекает вас внутрь. Вы просто не можете пройти мимо. В этом есть какая-то подсознательная сила, и чем дальше вы проникаете вглубь, тем сильнее оказывается впечатление от сногсшибательной красоты его пространств и последовательных и продуманных до мелочей деталей.”

У Миса действительно не было серьезных конкурентов. Во всяком случае так об этом заявляет Ламберт сегодня. Она продолжает: “Райт же в середине 50-х годов уже не олицетворял современность. Его справедливо прозвали самым великим архитектором 19-го века, но никак не 20-го. С Мисом же ассоциировалось будущее и новый высоко технологический язык современной архитектуры.” Заключает Филлис Ламберт.

“Я не придумываю архитектуру как таковую. Я развиваю архитектуру как язык. Мне кажется, должна быть грамматика для того, чтобы появился язык. На таком языке можно изъясняться просто – обычной прозой. А можно быть настоящим поэтом.” Это слова самого Миса, сказанные им в 1955 году. Его грамматикой стали самые обычные стальные балки и опоры массового производства, выходящие из проката с профилями в форме латинских “H” и “I”. Но именно на них и основывается суть чистых и конструктивных высоток Миса. Он надеялся на то, что технологии и архитектура будут развиваться бок о бок, тестируя и раздвигая грани возможного в строительной индустрии.

“Бог – в деталях”, одно из любимых выражений Миса. В этом контексте стоит вспомнить занятную историю, которая произошла зимой 1954 года. Мис, Джонсон и Ламберт втроем обедали в знаменитом Стеклянном доме в имении Джонсона в Коннектикуте. Ближе к концу трапезы, за которой много всего было съедено и выпито, Мис вдруг указал на одну из угловых опор дома и довольно бесцеремонно заметил, что она скверно продумана и уж совсем бездарно детализирована. Явно, заключил Мис, дизайнер не знал как повернуть здесь за угол. 

Филип Джонсон, острый на язык, с трудом сумел сдержаться. Но не надолго. В самом конце вечера он парировал: “Я давно собирался вас спросить о здании Биржи Генриха Берлаге (Hendrik Berlage 1856-1934) в Амстердаме. “Весь этот декор в перемешку с кирпичной кладкой и ажурными металллическими конструкциями... относительно вашей любви к чистой структуре, я право теряюсь, что собственно вы увидели в этом архитекторе и его проекте?”

Мис мгновенно поменялся в лице (ведь известно, что амтердамская Биржа является самым любимым его проектом), вскочил на ноги и сообщил, что для него вечер окончен. Причем он совершенно однозначно дал понять, что в Стеклянном доме Джонсона он ночь проводить не намерен. Бедняге Джонсону пришлось везти Миса в расположенный неподалеку дом своих приятелей. Уже на входе выяснилось, что и этот дом был построен по проекту Джонсона. Разгневанному и уставшему зодчему ничего не оставалось, как провести ночь в другом “неправильном” доме хитрого Джонсона. 

Подобные вспышки непонимания, тем не менее не мешали двум архитекторам быть очень близкими друзьями. Они всегда находили способы помогать друг другу. Но с тех пор как Мис стал замечать, что Джонсон способен выходить в своих проектах и рассуждениях за рамки строгого трактования принципов модернизма, их отношения становились более прохладными. И все-же, их сближала не только дружба но и самый обыкновенный расчет.

Джонсон проявил мудрую профессиональную выдержку, решив не включать свое имя ни в один из трех списков архитекторов-кандидатов. Возможно, что Джонсон с самого начала знал, что именно Мис будет архитектором проекта и придумал весь этот спектакль, чтобы создать впечатление буд то на Миса вышла сама Ламберт и вполне логическим путем.

С конца 20-х годов, задолго до того, как Джонсон получил архитектурное образование, он с неподдельным интересом следил за творчеством Миса. Они познакомились летом 1930 года. По признанию самого Джонсона, посещение частного дома Тугентхата по проекту Миса для богатой семьи в Брно произвело на него одно из самых сильных впечатлений в жизни, сравнимых с посещением Парфенона! В своей знаменитой выставке “International Style” в МоМА в 1932 году он отвел Мису главную роль. Джонсон свел Миса со многими влиятельными людьми в Америке. А в 1947 году даже устроил персональную выставку работ  архитектора в МоМА, закрепив уже поистине международную репутацию Миса. Джонсон знал, что помогая Мису, он помогает и себе. Мис в свою очередь тоже высоко ценил дружбу с Джонсоном. Именно во время строительства небоскреба Сигрэм он не упустит возможность отплатить своему другу за все, что тот для него сделал.

Дело в том, что у Миса не было архитектурной лицензии штата Нью-Йорк. Поэтому компания, ведущая строительство, потребовала чтобы Мис нанял своего представителя в Нью-Йорке, к которому можно было бы обратиться для решения целого ряда проблем без того, чтобы беспокоить 68-летнего архитектора, ведущего проект из не близкого Чикаго. Узнав об этом, Мис незамедлительно назначил Джонсона своим полноправным партнером в Нью-Йорке. Ламберт рассказывает, что Джонсон был очень тронут таким жестом. Тем самым он обошел всех архитекторов из первого списка Ламберт – тех кто “должны, но не могли”. С Мисом же никто и не соперничал. Поэтому в этой истории Джонсона можно считать тоже победителем.

Однако Джонсон, который отвечал за интерьеры Сигрэма и особенно дизайн уже легендарного ресторана Four Seasons на первом этаже, никогда не пытался преувеличить своей роли и всегда подчеркивал, что все основные идеи принадлежали Мису. Главная из них – просторная, на ширину целого блока вдоль Парк авеню и шириной 30 метров площадь. От Парк авеню ее отделяют три протяженные ступени, упирающиеся в два угловых прямоугольных бассейна с фонтанами, вымощенные розовым гранитом. По периметру площадь окружена массивной стеной, одетой в мрамор с зеленоватыми прожилками. Со стороны площади эта широкая мраморная окантовка служит скамьей. Бывает, что летом во время перерыва на обед здесь не найдется не одного свободного местечка. Кроме трех ступеней со стороны Парк авеню, она прерывается двумя другими лестничными пролетами, выходящими к тротуарам поперечных стритов.

Таким образом, площадь напоминает своеобразный стереобат или цоколь, какие встречаются в античной греческой архитектуре. Композиция Миса полностью симметрична и навеяна классикой. В то время как сама башня своей откосой вертикальностью напоминает франтон готического фасада. Указывая на синтез готических и классических элементов и принципов, известный архитектурный критик газеты “Нью-Йорк Таймс” Герберт Мушамп назвал Сигрэм билдинг самым важным зданием тысячелетия. “Задача нашей цивилизации в том, чтобы объединять противоречия в единое сбалансированное целое. Подобное часто вступает в неразрешимые конфликты. Здесь же Мису удалось достичь ясности, не имеющей аналогов в нашу эру.” – Заключил Мушамп.

Стеклянные фасады высокого первого этажа отодвинуты от периметра вглубь и кажется, что все здание парит, лишь для эстетического эффекта опираясь на стройные наружные опоры, линии которых прослеживаются сквозь стеклянные фасады до самой верхушки. Главный вход расположен строго на центральной оси участка под прямоугольником плоского навеса, парящего над тремя из пяти межколонных пролетов. Немаловажная деталь – при входе в здание обращает на себя внимание отражающееся в стеклянных плоскостях здание напротив, построенное в стиле итальянского Возрождения. Этот помпезный палаццо – штаб-квартира нью-йоркского Тенисного клуба по проекту архитекторов МакКим, Мид энд Уайт наверняка наложил свой отпечаток на композиционное решение комплекса Сигрэм.

Единственное, что нарушает безупречную симметрию комплекса – высокий флагшток с контрастными цветами американского флага. На просторной площади Мис также планировал разместить одну или две скульптуры. Переговоры шли с такими скульпторами как Пабло Пикассо, Константином Бранкузи, Жаком Липшицем и Генри Муром. Однако не один из них не решился предложить ничего определенного. Уж слишком сильный образ проецирует на площадь само здание, что не легко сбалансировать в масштабе скульптуры. Было решено устанавливать здесь самые разные скульптуры на непродолжительное время. В разные годы здесь можно было увидеть скульптуры Тони Смита, Роя Лихтенстайна и даже пятитонную голову каменной статуи – моаи с острова Пасхи.

В наши дни площадь перед зданием Сигрэм очень достойно занимает мобиль Александра Колдера – черный плавник с раскачивающимися на ветру разноцветными лопастями. Не будет преувеличением назвать уникальное пространство у двух фонтанов, визуально замыкаемое стеклянными фасадами башен вокруг – своеобразным ответом Нью-Йорка пиацце перед знаменитым фонтаном ди Треви в Риме.     

Готовясь к встрече с Ламберт, я натолкнулся на ее письмо к подруге, написанное в 1954 году. Она буквально взахлеб пишет в нем о том, какое замечательное здание проектирует Мис в Нью-Йорке: “...оно будет едва видно на подходах с Парк авеню, но зато какое сильное впечатление – когда ты вдруг оказываешься прямо перед зданием! Ты ничего не ожидаешь и вдруг оно вырастает во весь рост. Это так возвышенно, с замечательной площадью и башней, не оказывающейся прямо перед носом, так что ее видно только с противоположной стороны улицы, а величественный вход перед величественным зданием. Я так сильно радуюсь только от одной мысли об этом. Как же все-таки правильно решение Миса. С каждым днем я верю в него больше и больше.”

Известно, что Мис долго и тщательно изучал макет целого района вокруг Сигрэм и многократно прогуливался вдоль Парк авеню, чтобы найти наиболее точное место для будущей башни. Любопытно, что он стремился как можно больше дистансироваться от нее персонально и решить эту задачу на сколько возможно объективно и даже универсально. “Я совершенно против того, чтобы конкретное здание отличалось индивидуальным характером, скорее универсальным характером, к которому архитектура должна стремиться. Моя идея и подход к планированию Сигрэма ничем не отличался от любого другого здания, которое я мог бы построить. Я стремлюсь к достижению ясной структуры и рационального строительства – это касается не одной конкретной проблемы, а любой архитектурной задачи, которую я рассматриваю.” Мис ван дер Роэ, 1960.

А сколько различных вариантов подготовил Мис, интересуюсь я у своей собеседницы. Ведь современные зодчие нередко рассматривают буквально десятки различных схем. Ламберт не припоминает, чтобы Мис представлял больше одного варианта. Были конечно же разные идеи, но он никогда не ставил заказчика перед выбором. Главными для него были два фактора: локальный закон зонирования, предписывающий максимальный конверт новостройки и рассчеты агентов по недвижимости, которые на основе социологических данных знали какие конкретные площади будут успешными на маркете недвижимости (офисы компании должны были составить лишь треть небоскреба, а остальное планировалось сдать в наем).

“Главное для Миса было избежать общепринятой в то время схемы так называемого “свадебного торта”, когда подчиняясь предписаниям зонирования, здание принимало форму взобравшихся друг на друга коробок. Чем выше башня, тем больше ступенек – каждая последующая меньше предыдущей.

“У Миса было всего три концептуальных варианта,” разъясняет Ламберт. “Первый – квадратная в плане башня, что Мис даже не рассматривал. Второй – прямоугольная башня в плане с пропорциями 7:3 и повернутая под прямым углом к Парк авеню, что повторило бы Ливер-хаус. И наконец, третий, выбранный Мисом вариант – башня с пропорциями 5:3 и отступившая широкой стороной на 30 метров от Парк авеню. Тогда при планируемой высоте в 39 этажей башня бы заняла 25% участка. Именно при таких соотношениях городской строительный код разрешал не использовать уступы даже для значительно более высоких башен.”

Однако такая башня оказалась бы слишком мала для компании. Необходимы были дополнительные объемы. Все решилось очень просто. Были снесены малоэтажные дома, позволившие углубить участок и на их месте Мис предложил шестиэтажный корпус во всю ширину блока, значительно увеличив общую площадь комплекса. Кроме того, Мис утолстил саму башню, добавив к ней дополнительный объем с пропорциями 1:3 со стороны заднего фасада, практически незаметного с Парк авеню.

Особое достоинство зданию придает его необычный цвет. Благодаря щедрому бюджету, весь фасад здания забран в бронзу – благородный металл, ассоциирующийся с классикой. А тонированное стекло и желтоватый оттенок офисных потолков не только визуально объединяют фасад здания и создают впечатление эстетического единства, но и придают неповторимый шарм, особенно в час заката солнца.

Госпожа Ламберт обращает мое внимание на то, что если в наше время подобная площадь кажется почти обыденной, то полвека назад ее создание было без всяких  преувеличений шагом революционным. Именно благодаря реализации здания Сигрэм в 1961 году было внесено важное изменение в нью-йорский код зонирования, согласно которому стали поощеряться новые городские площади. А ведь раньше все было наоборот – штрафы и более высокие налоги за любые отклонения от использования городских участков с максимальной выгодой. Другими словами, были сделаны первые шаги для создания системы, которая бы пресекала сторительство антигуманных проектов! Значит, и современная архитектура становится гуманнее исторической. И дело вовсе не в стилях, а в степени ответственности власти перед обществом.

“Я уверен”, сказал однажды Мис, “что главное влияние, которое оказывают мои проекты на других, это рациональность. Каждый может работать рационально без того, чтобы быть имитатором. Я убежден, что архитектура ничего не имеет общего с изобретением оригинальных персонифицированных форм. Во всех своих проектах прежде всего я пытяюсь быть объективным. Я верю, что если бы столкнулся с чем-нибудь объективным, то обязательно нашел бы этому применение. А от кого это исходит, не представляется мне важным.”

Разговор с госпожой Ламберт подходит к концу. Она философски рассуждает о самых свежих веяниях в архитектурной моде и о том, что несмотря ни на какие изыски, спустя столько лет Сигрэм остается самым элегантным зданием в Нью-Йорке. “В нем все так лаконично, строго и просто. Почему же так сложно построить здание, столь же воодушевляющее как Сигрэм,” вопрошает Ламберт. Она на деле доказала правоту своих слов: ”Случится хорошее здание или нет зависит от того, насколько отчетливо перед архитектором поставлена задача и сколько он получит креативной свободы. Моей задачей было обеспечить эту свободу, создать атмосферу взаимопонимания и избежать принятия недальновидных и компромисных решений, которые убили столько замечательных проектов.”

В 1996 году на фасаде Сигрэм Билдинг, в самом сердце делового и прагматичного Манхэттена была установлена бронзовая табличка. Она гласит о том, что в 1988 году, 30 лет после окончания строительства, единственному в Нью-Йорке зданию, построенному по проекту выдающегося Миса ван дер Роэ – Сигрэм Билдингу был присвоен статус исторического памятника, охрана которого гарантирована государством Соединенных Штатов. Среди прочих достоинств здания перечисляются такие эстетические качества как строгость, элегантность и гармония пропорций.

Владимир Белоголовский

Модульная единица, расстояние между оконными профилями.......................1м 41см
Структурный пролет, расстояние между колоннами.................8м 46см (1м 41см X 6)
Расстояние между этажами........................................................................................95см
Высота типичного этажа, от пола до потолка.....................................................2м 70см
Высота первого этажа............................................................................................7м 26см
Количество надземных этажей.......................................................................................39
Количество подземных этажей.....................................................................................2 ½
Высота здания....................................................................................................157м 28см
Общая площадь этажа (2-4 этажи).....................................................................2 969кв м
Общая площадь этажа (5-10 этажи)...................................................................2 065кв м
Общая площадь этажа (выше 10-го этажа).......................................................1 387кв м
Общая площадь надземных этажей здания.....................................................64 475кв м
Общая площадь подземных этажей здания....................................................14 586кв м
Площадь участка............................................................................5 551кв м (61м X 91м)
Количество парковочных мест в подземном гараже..................................................130