Расширение границ возможного. Интервью с Надером Терани
- Архитектура
- Объект
информация:
-
где:
США. Бостон -
мастерская:
Office dA
Архитектура, о которой пойдет речь, обладает необычным для этого монументального искусства качеством – мастерски “сотканные” поверхности-обертки придают ее формам и пространствам некую привлекательную фигуральность и даже эротичность. Именно это последнее понятие объединяет изысканные и замысловатые произведения Надера Терани и Моники Понсе де Леон, основателей бостонского архитектурного бюро “Office dA” (это название ничего не означает и произносится как русское “да”)
Накануне моего интервью с Надером в его бостонском офисе я посетил две оригинальные постройки по проектам бюро.
Мне также удалось побывать в крупнейшей на сегодняшний день постройке компании – в 140-квартирном кондоминиуме “Macallen Building” (2007 г.) в Южном Бостоне, где доминируют железнодорожные пути, хайвэи, парковки, склады и живописные виды на пучок небоскребов даунтауна и залив. Среди наиболее интересных особенностей комплекса – оригинальные трехуровневые квартиры с террасами, попарно расположенными на углах скошенного южного торца здания. Этот комплекс убеждает, что архитекторы не только талантливо придумывают чувственные и эротичные облицовки и формы, но и обладают даром создавать рациональные пространства и планировки. А выйдя на одну из торцовых террас, вы не ощущаете, что находитесь в многоквартирном комплексе. Необычный скос крыши, которым архитекторы ответили на разновысокое зонирование участка, умело уводит из поля зрения квартиры и террасы соседей.
Надер Терани и Моника Понсе де Леон основали свое бюро “Office dA” в 1991 году. Компания располагает тремя офисами: основной – в Бостоне, где работают 18 архитекторов, и по одному – в Нью-Йорке и Мичигане, штатном университете которого Моника Понсе де Леон является деканом. Среди других реализованных проектов компании – культурные центры, односемейные дома, квартиры, корпоративные интерьеры и рестораны в Китае, Венесуэле и США, а также мебель и художественные инсталляции. В последние месяцы бюро выиграло два международных конкурса на строительство новых зданий – Архитектурной школы на кампусе Мельбурнского университета и Факультета архитектуры, ландшафта и дизайна для университета в Торонто. Здание в Торонто принесло архитекторам одну из наиболее престижных профессиональных наград в Америке– “P/A Award”, 12-ю в их совместной карьере.
Владимир Белоголовский: Что стоит за вашим желанием преподавать?
Надер Терани: Большая часть работы, которую мы проделываем в нашем офисе – исследовательская. Поэтому мы стремимся найти здоровый взаимообмен между академической средой и реальным миром, с которым мы сталкиваемся в нашей практике. Мы используем эти две взаимообогащающие среды для продвижения в наших исследованиях. MIT – это исследовательский институт, призванный объединять искусство и науку. Наша школа не имеет цели готовить специалистов к практической работе. Она меняет саму природу практики. С другой стороны, мы используем практику, чтобы менять академическую среду. Оба эти мира нуждаются в трансформации. Наша роль заключается в том, чтобы тестировать границы возможностей строительного комплекса, шире использовать цифровые технологии и бросать вызов той роли, какую играют архитекторы в строительстве наших городов.
ВБ: Какие проекты вы задаете своим студентам?
НТ: Наши задания не всегда включают в себя разработку реального проекта с учетом профессиональных требований. В первых своих проектах студенты фокусируются на индивидуальных аспектах архитектурного проектирования. К примеру, на вопросах пространства, конструкций или инфраструктуры. Студентам предлагается выбрать строительный материал (дерево, кирпич, сталь…) и исследовать его возможности при создании собственных конструкций. Такие операции ведут к самым разным трансформациям и открытиям. Задача такого упражнения – познакомить студента с пространственными, геометрическими и организационными возможностями на самом фундаментальном уровне, выявить фигуральные возможности архитектуры, представить взаимоотношения тела с пространством и исследовать, как части пространства взаимодействуют друг с другом и с целым.
ВБ: Бывает ли, что вы используете в своей практике идеи, придуманные в школе со студентами?
НТ: Существует постоянная связь между тем, что мы проектируем в офисе, и тем, чем мы занимаемся со студентами в школе. Это часть дискуссионной природы архитектуры. Архитектурный мир, естественно, строится на дискуссиях, которые постоянно возникают между практикой и школой. Мы приносим наши эксперименты и гипотезы в школу, а также проверяем академические идеи на практике, что ведет к новым открытиям в строительстве.
ВБ: При рассмотрении ваших проектов, привлекает внимание то наслаждение, с которым придумываются и изготовляются различные поверхности-обертки. Они-то и создают впечатление о ваших зданиях. Какие цели вы преследуете в своих проектах?
НТ: Мы оперируем на многих уровнях. Нашей главной целью, когда мы только открывали бюро, было изменить отношение к использованию инновационных материалов в архитектурной практике в США. Экспериментальное проектирование как с новыми, так и с традиционными материалами, имело серьезные традиции в Швейцарии, Испании и Японии, но не в Америке. Мы хотели бросить вызов ограничениям стройкомплекса и расширить его репертуар в архитектуре. Настоящая проблема в том, что у архитекторов больше нет реального контроля в строительной индустрии. Поэтому вопросы ведения строительства, обеспечения его качества, разработки дизайна и методов изготовления деталей и поверхностей – все это важные аспекты современной практики.
ВБ: Многие из ваших проектов отличаются качествами, которые можно назвать эротическими. В них есть что-то откровенно соблазнительное. Делается ли это сознательно? И почему вам важно, чтобы здания обладали такими необычными особенностями?
НТ: Все, что мы делаем – сознательно. Наши проекты фигуральные. Мы стремимся тестировать грани возможного – геометрически и материально. И, помимо нашего интереса к строительному искусству и проработке деталей, нам также интересна тема канонического статуса в архитектуре.
ВБ: Говоря о фигуральности в ваших проектах, вы имеете в виду человеческое тело и использование его в качестве метафоры?
НТ: Да, конечно, но этот образ не следует воспринимать буквально. Его можно интерпретировать по-разному. Мы стремимся привнести в наши проекты разнообразие скрытых смыслов, обогащающих архитектуру новыми прочтениями и образами.
ВБ: Считаете ли вы, что поверхность в архитектуре важнее структуры или формы?
НТ: Поверхности не должны восприниматься вне структуры, как и пространство, не может рассматриваться отдельно от контейнера, в котором оно заключено. Многие наши проекты находятся где-то между конструкцией и поверхностью, пространством и контейнером. Как архитектор я не могу указать некую неопределенную воздушную массу. Я могу только обрамить это пространство. Вот почему мы говорим о поверхностях. Они определяют геометрическую оболочку пространства. Можно даже сказать, что поверхность выступает как часть структуры. Без поверхностей не существует и здания. Мы постоянно доказываем это в своих проектах.
ВБ: В чем особенность ваших методов проектирования?
НТ: Мы очень тщательно прорабатываем наиболее функциональные сценарии, рассматривая персональные предпочтения, стандарты, принятые в архитектурной практике и строительной индустрии, а также проекты конкурирующих архитекторов. Затем мы всегда пытаемся пересмотреть стандартные решения. К примеру, при работе над какой-нибудь изолированной функцией мы можем представить ее более открытой и урбанистической. Или, работая над двумя, кажущимися независимыми функциями мы предложим объединить их в такую среду, где они бы взаимодействовали друг с другом. Архитектура – это не только форма и материал. Это еще и некое судно, на борту которого происходят живые взаимоотношения между людьми, и где открывается множество возможностей. Наши проекты не развиваются линейно – от схематического дизайна до разработки рабочей документации. Мы нередко начинаем исследовать облицовочные детали, пространственные решения и строительные методы в самом начале проектирования. Все эти аспекты одновременно эволюционируют при проектировании.
ВБ: В 1998 году вы представили инсталляцию “Изготовление случайностей” в Скульптурном саду Музея современного искусства в Нью-Йорке. Можно ли его считать манифестом вашей архитектуры?
НТ: Да, это был наш наглядный манифест-конструкция. Проект в Музее основывался на идее анаморфоза (искаженная перспектива, требующая от зрителя смотреть с определенной точки для восстановления образа – ВБ). Мы попытались создать такую конструкцию, где грани между структурой и поверхностью оказались бы размытыми. Конструкция была изготовлена из стандартных листов стали, но мы использовали сложные детали, требующие большой точности от изготовителей, что стало для них серьезным испытанием. В саду была точка, откуда совершенно хаотичная и эксцентричная конструкция вдруг выстраивалась в идеально плоскую решетку, будто начертанную на доске. Мы начали с абстрактного образа и попытались превратить его в живую архитектуру.
Пожалуй, главное, что я вынес из своего знакомства с творчеством Надера Терани и Моники Понсе де Леон – это то, что красота их архитектуры заключается не в достижении некоего идеально сбалансированного образа, а в бесконечности процесса стремления к этому образу. Их архитектура неуловима, неустойчива, неопределенна в своем движении и поиске. Она по-новому использует традиционные материалы, изобретает новые материалы и новаторские технологии в строительстве, облачается в эффектные обертки, необычно обрамляет вид из окна, интерпретирует восприятие естественного освещения и всегда по-своему высвечивает нюансы архитектурного пространства. Эта архитектура безразлична к теме вечности. Она увлечена временем, в котором мы живем, и каждый новый проект, опираясь на опыт предыдущего, утверждает себя заново. Это и есть прогрессивная архитектура, непрерывно тестирующая и расширяющая границы возможного.