Яйцо в лесах. «Обледенение архитекторов» размораживает стройку

«Обледенение архитекторов» лучше всех придумывает. Причем каждый их проект - это не формальные изыски (хотя всегда красиво), а внятная идея. Всегда актуальная, всегда эффектная и всегда немного завиральная.

В конкурсе «Мост XXI века» все, люди как люди, сочиняли мост через реку. А они взяли и придумали мост вдоль реки. И выиграли. На прошлой «Арт-Москве» показали проект, предполагающий создание подвижного жилища в строительной люльке. Годом раньше - проект шарманки, вращаемой потоком горной речки. А в проекте «Новая Москва» прокопались до самых недр соединив коммуникациями все и вся.

Самая знаковая их работа - «Берингов пролив». Прямо в море, на линии перемены дат, спроектировали пять зданий, напоминающих рубку подводной лодки. «Комплекс оборудован птичьими базарами, лежбищами морских котиков, пунктами наблюдения за китообразными» - написали в пояснительной записке.

При всей ироничности и фантастичности этих работ за каждой стоит реальная проблема. Где жить? Как жить? Куда девать транспорт? Как осваивать природу? Но кроме постановки проблемы, всегда намечен и путь ее решения. Пусть он и кажется пока утопическим, но именно таких острых идей нашей архитектуре, занятой серьезными делами, сегодня катастрофически не хватает. Двигать ее вперед - остальным просто некогда. При этом все профессионалы дружно признали, что «Леса в лесах», построенные «обледененцами» на берегу Клязьминского водохранилища - это лучшее, что было в руской архитектуре за последние пять лет.

Но кроме сугубо концептуального проектирования, «Обледенение» занято и вполне «взрослой» работой в мастерской Сергея Ткаченко. Именно они придумывают те оригинальные ходы, которые затем превращаются в «Дом-яйцо» или дом «Патриарх».

А за последний год Илья Вознесенский, Алексей Кононенко и Вера Самородова (таков на сегодня состав «Обледенения») построили еще японский ресторан, два загородных дома, а также магазин модных тканей «Новатор». Бетонные стены да покосившиеся колонны в виде березок - с чем и победили в этом году на конкурсе DIA.

- Довольно долго вы были известны как команда, занятая исключительно концептуальными проектами...

ИВ: - У нас никогда не было задачи заниматься только концептуальным проектированием. Цель всегда - реализация. У нас нет таких проектов, которые нельзя было бы реализовать.

- Даже «Берингов пролив»?

АК: - Сейчас англичане строят в Антарктиде гостиницу, используя те же самые технологии, которые имели в виду и мы. Вопрос только в деньгах.

ИВ: - Построить «Берингов» стоит столько же, сколько стоит клуб «Челси». А может и подешевле.

АК: - Мы, более того, искренне и наивно предполагали, что вот скоро поедем его строить.

ИВ: - И пока еще предполагаем!

- Тем не менее, первый вопрос, который возникает у всех по поводу ваших проектов: «Это что, всерьез?»

АК: - Конечно, первая стадия - концептуальная. Но все равно это архитектура, а не воздушные замки.

- А что плохого в воздушных замках? Вас же числят наследниками «бумажников», которые этими вопросами и вовсе не были озабочены.

ИВ: - В этом, наверное, наше отличие.

АК: - Вот сейчас витает в воздухе идея невидимого дома. Мы просто чувствуем, что есть такой заказ. Ну и ищем ответ.

- А «Берингов» - это был какой-то заказ?

ИВ: - Нет. Просто хотелось на карте поработать. Не на городской, а на географической. В другом масштабе.

- Сочиняя свои футуристические проекты, вы их хоть в какой-то степени просчитываете?

ИВ: - Просчитываем. Хотя, конечно, любой конструктор всегда сначала говорит «нет». Вдохновенных инженеров, которые бы бросались на твой проект, и говорили «О, а я могу еще и не так!», к сожалению, мало. Хотя, говорят, они есть.

АК: - Конструктор всегда стремится минимализировать усилия. И ответственность.

ИВ: - А архитектор разве не стремится?

АК: - Стремится.

ИВ: - Почему же тогда архитектор все время заставляет конструктора?

АК: - Потому что архитектор решает не одну задачу, а несколько.

ИВ: - Тем не менее, «Мост вдоль реки» инженеры похвалили. Сказали, что аэродинамическая форма самолетного крыла, которую мы там использовали, - это очень правильно. А уж воткнуть опоры в дно реки - вообще не проблем.

- Семь лет (с перерывами) вы работаете в мастерской Ткаченко. Крупный городской заказ, деньги, сроки, согласования - это же совсем другая работа! Или вы все равно остаетесь «Обледенением»?

ИВ: - Конечно, остаемся. Мы числимся креативным отделом мастерской. Занимаемся разработкой концептуальных предложений. Наша задача - придумать идею. Которая потом может оказаться и не востребована.

- То есть, разницы в подходе нет?

ИВ: - Нет. Просто разные задачи ставятся. И по-разному решаются. Одно дело, когда есть жесткие требования среды, другое дело, когда это Берингов пролив, где ограничений нет никаких...

- А вы имеете возможность от чего-то отказываться?

ИВ: - Да. Но пока такого просто не было. Сжигать Манеж нам еще не предлагали.

- То есть, у вас нет желания как-то обособиться, зарегистрировать фирму, открыть счет?

АК: - Периодически мы это делали. Например, в прошлом году. Но это как библиотечный день. А у нас был библиотечный год.

ИВ: - Да просто в мастерской не было работы. Мы ушли и построили «Леса», магазин, ресторан, дома загородные... А потом вернулись. А вообще у нас нет необходимости открывать свою фирму. Мы с этим просто не справимся. А Сергей Борисович Ткаченко обеспечивает нам абсолютно комфортное поле для работы. Заказы интересные, большой дом в городе - это же здорово!

- Но мы же все прекрасно знаем, во что красивая идея превращается в нашем городе в процессе реализации... Разве вам, мастерам придумывать идеи, не обидно работать, заранее зная, что, скорее всего, «не пройдет»?

ИВ: - Мастерская выдает какое-то количество вариантов. И мы в том числе. К нам обращаются, когда заказчик хочет чего-нибудь «эдакого». В конце концов, мы все-таки имеем какое-то представление о реальности...

АК: - А вот, например, «Яйцо». Это же был абсолютно безумный, сумасшедший проект. А потом раз - и построилось. Почти даже без нашего участия.

- Когда я в прошлом году делал выставку новой московской архитектуры в Берлине, немецкие товарищи сказали мне: «Ну что такого особенного эта ваша Остоженка? Качественная архитектура, но такого и в Берлине полно! А вот дом-яйцо - это действительно уникальная русская вещь!» И вот я все думаю: была ли это ирония или они всерьез так решили?

АК: - Конечно, у них же перед глазами привычный, набивший оскомину ряд, а тут что-то из него вдруг выбивается...

ИВ: - Выкатывается.

- Но у вас нет ощущения, что пока «Яйцо» было концептуальным проектом, это было весело. А когда оно построилось, то превратилось в кичуху?

АК: - А так с идеей всегда бывает. Придумаешь одно, построится что-то другое, а воспринимается и вовсе по-третьему.

- А дом «Патриарх»? Вы абсолютно согласны с тем что получилось? Что это тот размер, те формы, те детали, те пропорции?

ИВ: - «Патриарх» делал наш друг, Олег Дубровский, а мы ему помогали на стадии эскизирования. У нас не было цели эпатировать. Объем, этажность - все это было определено до нас. Деталей - да, могло бы быть поменьше. Я до последнего их и вычищал.

- Ну да, а вычистили в результате только башню, которая сначала была аллюзией на одну датскую колокольню, а потом превратилась в башню Татлина.

АК: - Скорее, в минарет в иракской Самарре. Просто в какой-то момент решили каркас не обшивать. И он «татлинизировался» сам собой в процессе стройки.

- А вот эта роль выдумщиков, которую вы играете в мастерской Ткаченко, вас устраивает или все-таки хочется доводить проект до конца, до полновесной реализации?

ИВ: - Конечно, профессия архитектора заключена не только в том, чтобы нарисовать картинку. Но и в том, чтоб довести ее до стройки, до гвоздя, отвечать за каждую линию. Хотя, мне кажется, со временем должна возникнуть более узкая специализация. Потому что многие сидят и строят, строят, строят, но у них не остается времени на то, чтоб оглянуться. И подумать: а чего б еще такого запузырить?

АК: - А мне кажется, тенденция как раз в другом. Каждый становится сам себе архитектором. Как, например, наш мэр.

ИВ: - Ну, 60 небоскребов он вряд ли сможет спроектировать.

АК: - И в этом его анахронизм. Он по-прежнему нуждается в каких-то гиперпроектах.

- А вам небоскреб слабо спроектировать?

ИВ: - Почему? Вот как раз нарисовали. В Астане, дом «Россия» называется.

- А какой, простите, может быть небоскреб в степи?

АК: - Ну, например, в виде матрешки Бернаскони. Нам ее, кстати, ставили в пример. Как национальное по форме и современное по содержанию.

- Я вот одного не понимаю. Архитекторы - люди страшно занятые. Откуда у вас время делать что-то, что не является насущной потребностью?

ИВ: - Ну есть же у поэтов время сочинять стихи. Время, которое никем еще не оплачено.

- Ну вы же на государственной службе!

ИВ: - Фет тоже был на государственной службе.

- Хорошо, тогда другой вопрос. На что жалуетесь?

АК: - Жалко, что Манеж сгорел. Что «Военторг» снесли.

ИВ: - А еще свободного времени многовато. Я бы больше работал. Хотя приятно, что остается время для медитации. Деньги? Денег всем всегда не хватает. Но это не категория, чтобы о ней задумываться. Курить бы бросить. Пить поменьше.

АК: - А вечером ты по-другому заговоришь...