Москва между прошлым и будущим: на перепутье цивилизаций

Государство, имеющее потенциал развития, всегда использует важнейшее свойство архитектуры – способность визуализировать идею и надолго программировать вектор социального, политического, эстетического развития общества. В крупномасштабных архитектурных, градостроительных, инженерно-инфраструктурных проектах оно выступает как заказчик и одновременно исполнитель. В идеале партнёром государства должно выступать общество: их плодотворный тандем может дать толчок развитию новых культур и даже цивилизаций. Именно в таком сотрудничестве государства, церкви и народа Москва – рядовая крепость, небольшое городское поселение – в течение 14 – 17 вв. выросла в столицу евразийской державы. Возглавив борьбу за освобождение от татаро-монгольского ига, собирая и объединяя русские земли в единое государство, Москва стала ядром кристаллизации геополитического и социокультурного пространства, называемого теперь Россией. Именно в Москве оттачивалась специфическая модель общежития и сотворчества народов, предложенная миру русской цивилизацией. Развитие этой модели поэтапно отразилось в московской архитектуре. Определились собственные – исторически обусловленные, выверенные и узнаваемые – особенности архитектурного пространства. Сформировалась иеротопия [1] Москвы как «мирового города» со своей особой цивилизационной миссией (а их в мире немного – Рим, Иерусалим, Константинополь и т.п.).

Географическим, духовным и социокультурным центром Москвы был и остаётся до сих пор Кремль. И не случайно. Уже в 14 в. это не крепость/замок феодала, как в Западной Европе, а общественный центр города, укреплённый и защищённый [2], с 15 в. – место расположения Успенского собора – главного храма страны, где совершалось венчание на царство. Здесь же царский дворец, резиденция митрополита, затем патриарха. Именно в Кремле собирали книжников и лучших мастеров – техническую и гуманитарную элиту своего времени. Открытый для всех горожан, он вмещает также сакральные объекты, главный некрополь (Архангельский собор), материальные и культурные ценности. Кремль постепенно становится главным для всей страны общественным пространством, знаковым обозначением симфонии духовной и светской властей, символом государства, «алтарём» отечества (М.Ю.Лермонтов). Специфика Москвы в том, что она изначально развивалась не как династическая столица или специализированная, но рядовая резиденция какой-то из ветвей светской власти – такие примеры часты в Европе, особенно в германском мире, наследовавшем структурные особенности аморфного конфедеративно-федеративного устройства Священной Римской империи германской нации. Москва, напротив, уже с 14 в. формировалась как духовный и государственно-политический центр нации, полнофункциональная столица. 

Москва – Город Собора [3]: «освященного» – церковного, а также гражданского – Земского, своеобычного опыта представительной власти на Руси 16-17 вв. Впервые общерусский собор был созван в Москве при Иване Грозном в 1549 г., последний – в 1684 г. Реформы Петра I положили конец этому сословно-представительному институту, прочно связанному с Москвой и Кремлём. Новая столица, Петербург, не стала ни Городом Собора, ни даже городом учредительного собрания в 20 в. А в Москве эта традиция по-своему возродилась уже при Советской власти – в Кремле собирали Верховный Совет, Съезд народных депутатов 1989-1991 гг. (Для сравнения: в Западной Европе исторические столицы далеко не всегда были местом созыва парламентов. Институт сословно-представительных собраний изначально не был жёстко привязан к установленному месту, поскольку вырос из средневековых королевских советов, следовавших за монархом. Так, Генеральные штаты во Франции созывали по обстоятельствам не только в Париже, но также в Орлеане, Понтуазе, Пуасси, Блуа и т.д. Германский мир также не знал установленного места рейхстага – как постоянно действующий орган он остановился в Регенсбурге только в конце 17 в.).

Позже Кремль достраивают уже не как крепость, а скорее как символ крепости, создавая образ оплота государства. Пространственная централизация духовной и светской власти, общественных ценностей, главенствующая роль Кремля в композиции города становится идеей Москвы, одной из зримых цивилизационных особенностей. (Если срав- нить, скажем, с европейскими аналогами, то ни Тауэр и Вестминстерский комплекс в Лондоне, ни Консьержери с Сен-Шапель, а затем Лувр с Пале-Рояль в Париже не занимали такого места ни в структуре двух мировых столиц, ни в общественном сознании англичан и французов соответственно).

Становление структуры и иеротопии Москвы прошло несколько этапов и связано с возведением важнейших объектов уже за пределами Кремля. Первый из них – Собор Покрова Богородицы на Рву (храм Василия Блаженного). Его архитектурная тема – единение самоценных, совершенных в своем различии и законченности столпов вокруг главного столпа, осененного покровом Богородицы, единство неслиянных сущностей на основе высшей идеи, гармония в этом единстве, и совместное восхождение как путь к спасению. «Покровский собор… является отражением в архитектурной форме идеала государственного устройства» [4]. В облике храма с его синергией восточных и западных мотивов визуализирована программа самобытного развития, собора народов, становления Руси как евразийской державы, а может, и больше – русского мира как молодой цивилизации. И в функции собора как монумента, преобразующего окружающую территорию в сакральное пространство, также прослеживается цивилизационная специфика: Красная площадь превращается в доступный для всех храм под открытым небом [5]. Стоящий в геометрическом центре города, очерченного кольцом Земляного вала, собор отображает представление о Небесном Иерусалиме и распространяет этот образ на всю столицу как символ вышнего града, новое ядро Православной Ойкумены.

С формированием сакрального пространства Красной площади получила развитие тема исторической перспективы, направленного и целостного цивилизационного вектора. Главные объекты, «столпы» образной системы площади – храм Василия Блаженного и Спасская башня – уже в 20 в. дополняет объем Мавзолея у кремлевской стены. Его автор, академик А.В.Щусев, создал не только шедевр мирового уровня, образец развития исторического ансамбля. Отвечая на политический заказ, он органично включил гробницу нового вождя в древнее сакральное пространство. Несмотря на коминтерновские лозунги отрицания всякого отечества, власть тем самым утверждала в сознании народа свою историческую преемственность и, соответственно, свою силу и незыблемость на века. [6]. В итоге цивилизационный вектор возобладал над революционным интернационал-глобализмом и в политике, и в образном строе Москвы. Это отражено в картине К.Юона «Парад на Красной площади 7 ноября 1941 г.». Уходя на фронт в момент наивысшей для страны угрозы, бойцы – и зритель вместе с ними – видят три основных слагаемых главной площади России: Храм Покрова с памятником Минину и Пожарскому, Кремль – символ твердыни Отечества и Мавзолей с главным некрополем за ним.

Так, благодаря традиционной планировке возникла ключевая геополитическая составляющая образа российской столицы: «Москва, Центр. Кремль». Со временем ядро городского пространства Москвы стало признанным всеми политическим центром государства. Слово «Кремль» (причём, только московский) вошло в другие языки, обозначая не просто место нахождения высшей власти России, но собственно эту власть. (На Западе даже бытовала такая наука – кремлинология. Это уникальный артефакт: названий политдисциплин, возникших в связи с резиденциями верховной власти других держав, мир не знает). Кремль – это не просто музей, туристический объект, парадная резиденция, но действующий духовный и государственно-политический центр, символ верховной власти страны. Значимость объектов наследия здесь далеко выходит за рамки понятия исторического памятника. Соприкосновение с ними помогает самоидентификации жителя России как гражданина страны [7]. Необходимо сохранить сложившийся статус столичного Центра, только в сакральном пространстве которого власть подтверждает свою легитимность и преемственность. И в 21 веке властные структуры должны оставаться в историческом центре Москвы.

В допетровской Москве доминирует система храмов и крепостных сооружений, башен с воротами [8], её отличает иерархическая стройность при сохранении самоценности, «самости» каждого составляющего элемента. И в силуэте столицы главенствуют купола храмов и навершия башен. В народном сознании златоглавая Москва стала городом «сорока сороков» – зримым символом духовности столичного пространства, при этом надежно защищенного всей мощью государства. Постепенно сакральная среда выходит за пределы религиозных объектов и уже не связана с ними непосредственно. Функции, прежде сосредоточенные в Кремле, распространяются на весь город (нынешний исторический центр Москвы). Теперь здесь локализуются духовные и властные структуры, культурные ценности, научно-технический и интеллектуальный потенциал, некрополи, складываясь в устойчивую во времени полицентрическую социокультурную систему. Тема гармонии в единении, столь ярко выраженная в образе храма Василия Блаженного, становится главной в многоликой образной системе Москвы, по-разному воплощаясь в духовных и светских постройках различных времен вплоть до 20 века [9]. Объекты культурно-исторического наследия, московские святыни, сам образ столицы становятся материальным воплощением общенациональной идеи.

Облик Москвы – несмотря на кажущуюся пестроту архитектурных решений, стилистические заимствования и прочие «издержки» творческих поисков в ходе культурно-цивилизационного синтеза – всё же складывался в соответствии с глубинными императивами, выработанными в процессе созревания русской цивилизации. В структуре города прослеживается единое понимание мерности пространства, параметров оперирования им, канонов его организации.

Пространственность как культурно-историческая специфика русской цивилизации нашла выражение в городской среде Москвы [26]. Государство, регулируя общую планировочную политику, оставляло свободу автономной организации селитебных пространств (монастыри, слободы, приходские группы, подворья). Усадьба (величиной от 3 соток до 1,5 га) как самостоятельная пространственная ячейка стала одной из основных единиц московской планировки. Причина лежит не в просто аграрном, а именно земледельческом характере русской цивилизации, в специфике феодального землевладения и включённости городов в массив сельских территорий на Руси, где они были основой структуры сельской местности и составляли с нею единое целое (в отличие, скажем, от большинства стран Европы того же периода). Эти факторы определили особую пространственную самостоятельность участков – ячеек города, больше присущую селу. Самодостаточность планировочных ячеек стала особенностью русских поселений.

Это выразилось и в организации городской среды Москвы. «Двор — что город, изба — что терем». Жилые дома допетровской Москвы располагались преимущественно за оградой усадьбы; уличное пространство «держали» объемы храмов и крепостных башен с воротами, на них улицы и были ориентированы [10]. Со временем большая часть домов «вышла» на красную линию, но общий простор застроенной территории в основном сохранялся (вспомним арбатский «Московский дворик», изображенный В.Д.Поленовым). Москва – «большая деревня», и в хорошем смысле: в ней был простор, пространственная свобода в отличие и от западноевропейских, и от восточных городов, вынесших из средневековья переуплотнённость застройки и затеснённость улиц. Это достоинство заложено в самом коде самобытной цивилизации, хотя для европейца, как говорят свидетельства современников, Москва выглядела странно. Лишь позднее иностранцы оценили её своеобразную красоту [11]. Это качество стало ещё заметнее в ходе радикальной реконструкции в 1930-х гг.: Москва отличилась простором новых площадей и шириной основных улиц (но, к сожалению, притом безвозвратно утратила многие объекты культурного наследия).

Такая «родовая» привычка к вольному оперированию объемом на просторе, к разнообразию форм (особенно по излюбленному правилу народного деревянного зодчества – «красота в верхах» [12]), получила неожиданное развитие в начале 20 века: наиболее смелые эксперименты мирового авангарда с архитектурным пространством – именно в русском исполнении. Достаточно назвать такие имена как К.Мельников, В.Татлин, В.Шухов. А в конкурсных проектах рабочих клубов и дворцов культуры для Москвы И. Леонидова, объекты вообще представлены как просторные зеленые участки, где свободно располагаются клубные павильоны и открытые сооружения [13].

Мерность пространства – важнейшая социо-культурная категория: наряду с функциональным структурированием, она задаёт общие параметры организации пространств, естественные для данной культуры и принимаемые обществом как в традиции, так и в новаторских поисках. На Руси мерность пространства задала земледельческая цивилизация, «социализируя природу», «приглаживая землю» (по Д.С.Лихачёву): «шаг лошади», пахотная полоса, длина цельного бревна – основного строительного материала и т.д. Все было создано опытом пахаря в сотворчестве с природой. «В деревне и в городе продолжается тот же ритм параллельных линий, который начинается с пашни. Борозда к борозде, бревно к бревну, улица к улице. Крупные ритмические деления сочетаются с мелкими, дробными. Одно плавно переходит к другому. /Город не противостоит природе. Он идёт к природе через пригород….» [14]. Сказался и ландшафт: покрытые лесами мелкохолмистые равнины, изрезанные озёрами, речками, ручьями, не предполагали ни больших участков (елань в лесу), ни крупных объёмов; небольшие, вписанные в рельеф местности постройки становились продолжением природной доминанты. Сухая геометричность, излишняя однородная протяженность, гиперболизированные габариты построек, нарочитая мегаломания чужды русской традиции.

Ведущая роль сакрального фокуса в самоценном образовании – сквозная тема композиции от избы до города. Выразительное архитектурное решение фокусного пространства, насыщенного сакральными характеристиками, будь то главное жилое помещение в избе или главная площадь в городе, придает объекту свойство самодостаточности [15].

Единство подходов к организации пространства, к объемному построению зданий, взаимодействию с природным и культурным ландшафтом предопределило гармоничную связь новых градостроительных узлов с уже существующими. Так было при преобразовании будущей Красной площади в 16 в. в связи с сооружением храма Василия Блаженного и Лобного места – главного в те времена государственно-информационного центра Москвы, и при устройстве полукольца новых общественных площадей центра на «полых» территориях вдоль крепостных стен в 18-19 вв., с учреждениями культурно-образовательного назначения. Органично вошел в ансамбль Кремля классический по архитектуре объем здания Сената. Театральную площадь сформировали в 19 в. по новым канонам, в приемах и стилевых формах классицизма. Но портик главного фасада Большого театра ориентирован на шатер храма Василия Блаженного, а здания на боковых сторонах площади в строгих классических формах составляют контрастную раму для живописной панорамы стены, башен Китай-города и построек за ними, возведенных ранее. Главная ось здания Большого театра указывает направление дальнейшего развертывания городского пространства – на север, по оси долины Неглинки. Так общественные площади центра, образованные в разное время, завязываются в единый архитектурно-пространственный сюжет, приумножая культурно-исторический потенциал, обогащая главный вектор развития столицы.

Характерные примеры развитого пространства можно найти и в решении московских центров, возникших в 20 в. Это, к примеру, градостроительные фокусы по северной оси: Центральный Театр Красной Армии вместе со зданием Екатерининского института 19 века образует ансамбль, завершающий цепь бульваров по долине Неглинки; обширный парковый комплекс Всесоюзной сельскохозяйственной выставки 1939 г. (позднее ВДНХ, ВВЦ), с весомым идеологическим содержанием, стал новым общегородским объектом на севере Москвы. Органично связан с рельефом и с пространством Лубянской площади объем здания НКВД и памятник Дзержинскому – один из лучших монументов советского периода. Архитектурный образ комплекса Военной академии им. Фрунзе на Девичьем поле посвящен важнейшей перед войной теме московских крепостных сооружений: это тот же символ силы, мощи, надежной защиты государства. И снова цивилизационный вектор по-своему сохраняется и дополняется, отвечая на вызовы времени.

Яркий пример высотный комплекс МГУ, как считается – составная часть коллективного градостроительного монумента Победы. Новостройка стала доминантой нового района, зрительно соединила заречную часть со старым городом, включаясь в сложившуюся природно-градостроительную ось от Кремля до амфитеатра Воробьевых гор. Комплекс решен по традиционному, уже наработанному Москвой принципу свободной, развитой в пространстве композиции. Как ни странно, здание зрительно не подавляет, несмотря на свои габариты, мягко вписывается в окружающую парковую среду, выглядит в целом сомасштабным человеку, особенно в сравнении с новостройками 21 века. Обстоятельства вынудили отодвинуть сооружение от кромки берега. Решение оказалось удачным: участок между главным фасадом и берегом увеличивает пространственный ареал комплекса, отступ усиливает его монументально-представительский характер, а при наблюдении с реки зритель ощущает глубину осваиваемой новым строительством территории. Устройство нового градостроительного фокуса по главной оси с переходом через реку позднее повторили парижские планировщики [16].

Цельность, единство в живом многообразии были характерны и для рядовой московской застройки. Это пока еще можно проследить на старых улочках, составленных из домов самых разных стилей – от усадеб допетровской поры до авангардных рабочих клубов 1920-30 гг. – как воплощение понятия «цветущей сложности», высшего этапа развития (по К. Леонтьеву [17]).

Итак, в архитектуре столицы аккумулирован огромный культурно-исторический потенциал. Москва имеет свой опыт, свои собственные, общие для разных времен градостроительные традиции, представления о соразмерности зданий и участков, о гармоничной связи с природным и культурным ландшафтом, о структурировании пространства и его сакральном смысле – представления, исходящие из самых основ самобытной цивилизации. Эти каноны и представления входят в число социокультурных и социоисторических императивов, влияющих на судьбу городов и стран не меньше, чем экономический интерес и политическая воля.

Однако современный этап отечественного градостроительства характеризуется иным, колониальным характером оперирования пространством. Зрелый, исторически сложившийся культурный ландшафт рассматривается как пассивный объект для ничем не ограниченного преобразования. Такой подход к освоению территорий характерен для обществ, сформировавшихся на базе переселенческих колоний, где начала пришлой цивилизации утверждали, нивелируя или уничтожая культуру цивилизации туземной [18]. Но игнорирование собственного, выработанного веками, «неосязаемого» историко-генетического кода чревато деградацией своей культуры и самого её носителя.

Новые доминанты Москвы несут противодействие исторически заданному вектору. Облик башен Сити продуман, спроектирован, но зачем-то имитирует стихию застройки мультиплицированного по всему миру Манхеттена. Этим формируется иной образ Москвы – провинциального аутсайдера глобальной сети городов, составляющих обезличенную инфраструктуру мирового финансового рынка. «Пусть название несостоявшейся башни «Россия» в ММДЦ «Москва-Сити» никого не обманывает – в нем слышатся отнюдь не отзвуки величия дореволюционной, царской России или конституционно деидеологизированной бывшей сверхдержавы, но набат, сопровождающий приход всеподминающей Железной пяты»[19]. Утрачена связь с масштабом и ритмами существующей застройки, с ландшафтом Москвы, весьма отличающимся от «скайлайна» острова Манхэттен, от пространственных особенностей иной, океанической цивилизации. Причины уже не только во вкусах архитекторов, а в отказе от наработанных представлений, в хаотичном смешении традиций и стилей, поверхностном заимствовании, разорванности мышления, потере преемственности и перспектив в сознании общества. Отсюда недопонимание, особенно среди «продвинутых яппи» и «креативщиков», значимости живого, не музеефицированного, исторического ядра Москвы [20].

Продажа знаковых правительственных зданий и соответствующая десакрализация исторической Москвы, превращение в музейно-туристическое пространство, вынос всех ветвей федеральной власти за город, в Сибирь, на Дальний Восток и пр. – все эти идеи порождены технократическим мышлением, слишком 
упрощенным для поиска перспектив такого цивилизационного ядра, как столица России. Переделка в технический административно-управленческий центр, в сервисную ячейку финансовых, миграционных, транспортных потоков, стремление подогнать Москву под формат сетевого «глобального города» ломает выработанную столетиями цивилизационную матрицу, низводя на более примитивный культурно-исторический уровень. Москва явила в своём облике истинный синтез высокой культуры Востока и Запада, традиций народов, вошедших в состав России. Утрата наработанных ценностей ведёт к искажению цивилизационного кода, потере организационного единства общества и государства. В «рэнкинге» «глобальных городов» Москва и правда уступает так называемым альфа-лидерам. Но многие в альфа-группе (Нью-Йорк, Чикаго, Гонконг, Лос-Анджелес, Сингапур) – молодые города Нового времени, не имеющие глубоких исторических корней, быстро выросшие из переселенческих колоний в мегаполисы, обслуживая разные формы предпринимательства и мировой торговли. В этом заключалась их нелёгкая миссия. Но Москва – другое дело [21]. Это не поле для рискованных экспериментов и не продукт «на экспорт». Это уникальная историческая столица, геополитический центр и сложный социокультурный организм. Главная её функция – быть скрепой страны и в испытаниях, и в мирной жизни, хранителем основ для самоидентификации каждого гражданина и общества в целом, эстетическим камертоном русской цивилизации. Поэтому всякое существенное изменение ее облика, а тем более перенос, перепрофилирование имеют далеко идущие геополитические последствия. Сегодня решение проблем Москвы – передний край глобального конфликта цивилизаций и нашего многовекового внутрицивилизационного раскола.

Не просматривается выход из проблем и в проводимой с 2011 года механической «прирезке». Развитие, в том числе и градостроительное, отнюдь не равнозначно росту, расширению и даже усилению отдельных качеств: развитие определяется совершенствованием, гармонизацией и оптимизацией системных элементов, связей и структуры в целом, в русле сложившегося цивилизационного вектора. Значит, пути к преодолению кризиса московской агломерации – не в механическом расширении, не в переносе столицы или дисперсализации власти по территории страны.

Сторонникам разнесения ветвей власти по городам России как «решения» московских проблем хочется напомнить, что дисперсализация власти и даже её атрибутов (коронация, представительские функции и пр.) – это не прорыв в будущее, а чужой опыт прошлого. Восходит эта традиция к варварским королевствам, возникшим на развалинах Римской империи при объединении в Священную римскую империю. Такое разведение резиденций духовной и разных ветвей светской власти – компромисс политических игроков в условиях незавершенной, аморфной федерализации. Дисперсализация власти нормально работает там, где действовало романо-германское право, Магдебургское и др. аналогичные системы городского права; где исторически существовала как норма практика полицентризма власти светской и духовной, где могла бытовать «кочевая столица» (в раннем средневековье она была там, где остановился император). Современная Европа ищет пути объединения уже свыше двух тысяч лет и использует практику германского мира, научившегося в раннем средневековье сохранять духовное и культурное единство при слабом политическом объединении территорий. В России это работать не будет, поскольку в столице традиционно были сфокусированы все ветви власти и все её атрибуты.

Решение проблем московской агломерации в выработке стратегии, позволяющей совершенствовать структуру города и округа в единой системе самоценных локальных поселений, городов и поселков – в Созвездии Большой Москвы, выделяя исторический центр Созвездия – собственно столицу, как предлагалось в конкурсных проектах МАРХИ 1966, ВООПИК 1985, в Генплане 1971 г. и др. Такой путь подтверждён мировым опытом, реальным развитием урбанизированных территорий – Барселоны, Милана и др. [22].

Опоры преобразования – не только традиции русского градостроительства, но и сами объекты культурного наследия. Они могут служить ориентирами совершенствования структуры, отправными точками кристаллизации будущей Москвы.Храмы, усадьбы, дворцы, крепостные сооружения, природные объекты помогут созданию фокусов, восстановлению индивидуальности городов Созвездия. Их необходимо включать в новые ансамбли, в видовые панорамы, открывающиеся от общественных пространств. В условиях прессинга глобалистско-космополитической унификации культур важно также сохранить топонимию Москвы и Подмосковья в названиях, отобразить характер местности в визуальной символике, в элементах благоустройства.

Но реальное решение проблем московской агломерации возможно при выполнении главного условия – разгрузки столичного округа. Урбанистический кризис связан прежде всего с функциональной перегруженностью Москвы: она выполняет и необходимые для столицы функции, и ряд не обязательных, а порой и вредных для столиц [23]. Выход – в передаче значительной части финансово-экономических и бизнес-организующих функций в регионы, снижение нагрузки на московскую агломерацию как на главный центр притяжения капитала [24]. Таким образом, решение проблем столицы неотрывно от рационального размещения функций по территории страны, следовательно, и торговых, финансовых, транспортных, людских и пр. потоков, от сбалансированного расселения [25], возрождения сети региональных экономических центров, а также малых городов и сел как базовой ценности аграрной по своей природе России. Это необходимо и для подъёма сельского хозяйства как основы продовольственной безопасности страны, и для сохранения культурной идентичности и жизнеспособности российского общества. Такой путь не даст мгновенных результатов, но поворот к нему уже станет фактором стабилизации, ослабления социальной напряженности, сплочения российского общества. А отклонение от сложившегося императива чревато потерей цивилизационной идентичности, разбалансировкой системы вплоть до распада страны.

История показала, что Москва как единственно возможная столица страны, ее духовный центр, уже состоялась. И миссия её по-прежнему актуальна: пока жива Россия, не просто управлять геополитическим пространством, а давать идейную и духовную основу, модель общежития, эстетический идеал, приобщающие к культуре и традициям отечества. Сохранение историко-генетического кода России, отраженного в архитектурно-пространственных образах, жизненно важно для будущего страны. Во всех проектах культурно-исторический императив должен доминировать; необходимо сохранять иеротопию не только духовных святынь, но и сложившихся ансамблей, улиц, природно-исторических ландшафтов – реальных носителей национальной идеи.

При подлинно системном полидисциплинарном подходе вектор реформирования столичного округа должна определять государственно-политическая концепция развития Москвы как столицы – исторической, действующей и будущей, предваряя все последующие этапы действий. По своей значимости для страны это проект общенациональный, он относится к тем крупнейшим инфраструктурным проектам, правильно определенный путь реализации которых способствует развитию всего государства – или наоборот. Не зря говорят: Москва – локомотив страны. На государстве лежит ответственность за формулирование такого проекта, который брал бы за основу, а не ломал историко-генетический код самобытной цивилизации. Выделим его обязательные компоненты:

1. Сохранение культурного наследия и усиление его доминантной роли в градостроительной структуре Большой Москвы, преображаемой в созвездие городов.
2. Сохранение местоположения властных структур в историческом центре – сложившемся сакральном пространстве столицы.
3. Разгрузка столичного региона от непрофильных функций и, соответственно, от переизбытка населения с переориентацией значительной части средств в развитие провинции, особенно малых городов и сел.

Отвечая на вызовы времени, необходимо выбрать вектор, согласный сложившимся за века социокультурным и социоисторическим императивам, опираясь на культурное наследие – критерий цивилизационной идентичности. Сохраняя связь времён, архитектурное пространство Москвы должно помогать объединению российского общества. Зримые результаты градостроительного преобразования, подлинного развития столицы станут «пробным камнем» верности избранного курса.


Библиография
1. Иеротопия – создание сакральных пространств, рассматриваемое как особый вид духовного и художественного творчества, а также специальная область междисицплинарных историко-культурных исследований, в которой выявляются и анализируются конкретные примеры данного творчества (термин предложен А.Лидовым в 2001 г.). Предметом иеротопии является не только объекты и топография священных мест, но и образы пространства в искусстве и литературе.
2. См. работы М.Кудрявцева, Г.Мокеева, И.Бондаренко,К.Михайлова, М.Хрусталевой и др.
3. Тема Москвы как государственно-политической скрепы нации, соединявшей государство и общество, развивалась славянофилами: Хомяков А.С. О старом и новом. В сб. Статьи и очерки. М., 1988. Аксаков К.С. Значение столицы. В: «Москва – Петербург: Pro et Contra: Диалог культур в истории национального самосознания» СПб.: Изд-во РХГИ, 2000, с.232-247 и др.
4. Н.И Брунов. Храм Василия Блаженного в Москве. М.: Искусство,1988.
5. Бунин А. В., Круглова М. Г. Архитектура городских ансамблей. Ренессанс. М.: Изд-во Всесоюзной Акад. Арх., 1935. – 232с.
6. О культурно-религиозном контексте создания большевистского некрополя см. А.М.Панченко, А.А.Панченко. Осьмое чудо света. В: А. Панченко. Я эмигрировал в Древнюю Русь. Россия: история и культура. Работы разных лет. СПб. ЗАО «Журнал «Звезда»», 2008, с. 467-488.
7. М.Н.Гурари, Н.С.Лащенко. Москва – лицо России, материализованный компонент общенациональной идеи. В сб. Национальная идея России М.: Научный эксперт, 2011.
8. К воротам особое отношение людей средневековья: для них это переход через освященные границы города или его части, мистический момент метаморфозы, перемены про- странства.
9. См. М.Н.Гурари.,Н.С. Лащенко. Культурное наследие как ориентир градостроительного развития Москвы ХХI века. «Архитектурный вестник», 2012, №1 (124) , с. 34-39
10. Это и сегодня можно наблюдать на Никольской, Б.Дмитровке, Полянке, и др. улицах центра.
11. См. высказывания о Москве О.Бисмарка, Г.Берлиоза, К.Гамсуна, Ф.Нансена и др.
12. Забелин И.Е. Русское искусство: Черты самобытности в древне-русском зодчестве. М.: Гросман и Кнебель, 1900. – 160 с.
13. См.: М.Гурари. Объекты Леонидова в пространстве Москвы. «Проект Россия» № 4, 2010.
14. Д.С.Лихачёв Заметки о русском. В: Избр. Работы в 3 т., Л. 1987. Т.2, с.430-434.
15. См. М.Гурари. Изба – уроки ремесла. в ж.«Архитектура и строительство России», № 9- 2011
16. Доминантой нового центра Дефанс стала Большая Арка, в ней архитектор Шпрекельсен повторяет идею Триумфальной арки на той же оси в старом центре Парижа. При схожести общего решения есть и различия. В Париже ось линейная, проложена по проспектам и аркам, в Москве – дискретная, по массе объектов. В окружении центра Дефанс быстро выросли многоэтажные офисы. Вокруг МГУ до сих пор обширное общественное пространство – парк, включающий Ботанический сад. Различие и в смысловых образах: Здание Большой Арки предназначено для информационного сегмента власти, это символ нового времени – главенства информации, а в образе университетского комплекса – идея просветительской деятельности государства.
17. К.Н.Леонтьев. Цветущая сложность: Избр. статьи. М., 1992.
18. Это не только Новый, но и Старый Свет, не только Новое время, но и античность: завоеватели – римляне – строили города в провинциях по жёсткому плану, но сам Рим, как город, развивался «на семи холмах» естественным путём.
19. Д.Фесенко. Геополитика и архитектурная метафора: от истории к современности www.archvestnik.ru. 16.05.2012
20. Ведь никто еще не предлагал вынести правительственные структуры из административных, духовных, музейно-туристических центров Лондона, Вашингтона, Праги.
21. См. М.Гурари и Н.Лащенко Москва: 20 лет переформатирования (от столицы мировой державы к рядовой инфраструктурнорй ячейке глобальной финансово-экономической системы) в сб. От СССР к РФ: 20 лет – итоги и уроки М.: Научный эксперт, 2012.
22. Cм. 10 тезисов методологии градостроительства Проект International 11-2006.
23. На это указывали ведущие географы и экономисты еще четверть века назад. См. Г.Лаппо и др. Московский столичный регион (подходы к системному анализу территориальной структуры) в сб. Вопросы географии №131, М., 1988; А.Эпштейн. Проблемы управления градостроительным ростом Москвы в сб. Социальные проблемы
архитектурно-градостроительного развития Москвы М., ЦНИИП Градостроительства, 1988. Сегодня эта проблема ещё более актуальна. Близки наши предложения и к выводам.В.Я.Любовного, Ю.А.Сдобнова в книге «Москва и столичный регион:Проблемы регулирования социально-экономического и пространственного развития». М.: Экон-Информ, 2011. – 401 с.
24. Функционально Москва на сегодня – гиперконцентрированный торговый узел (доля Москвы в обороте розничной торговли 20%, а внешней 40% от общероссийской, т.е., функции внешней торговли почти наполовину сконцентрированы в Москве – по данным Н.Зубаревич. Публичная лекция. Московская система. Полит.ру 01.02.2012); перевалочный оптово-розничный центр; таможенный и транзитный транспортно-логистический узел; центр по сопровождению и офисному обслуживанию бизнеса; обслуживание львиной доли финансовых потоков и т. д.
25. ГУП "НИ и ПИ Генплана Москвы". «Предпосылки "Доктрины пространственного развития системы расселения Российской Федерации до 2025г."». М., 2011, genplanmos.ru›news›20.html
26. По этой теме см. также труды Г.Алферовой, М.Кудрявцева, В.Махнача и др.