Новая сцена в старом дворе

Вписать такое множество функций в тесное треугольное пространство двора было по-настоящему ювелирной работой. Авторы взяли за точку отсчёта старое здание театральных мастерских XIX века, сделав его смысловым и композиционным центром комплекса. Здесь разместили сердце театра – главную сцену со зрительным залом. Выразительный краснокирпичный объём врезан под углом в просторное стеклянное фойе, соединившее его с двумя новыми корпусами. Эта парадная вестибюльная зона приподнята над землёй на один этаж, давая проход пешеходам. Зеркальная стена фойе, открывающаяся при проходе через арку со стороны площади Островского, стала главным фасадом комплекса. Ограниченная им часть двора превратилась в своеобразную «пьяццетту», подтверждающую статусность входной зоны. Фасад несимметричен, как и всё сложное пространство, вместившее Александринку-2, но уравновешен двумя соотносимыми по массе выступами входной зрительской лестницы и лестнично-лифтового блока. При этом зажатый в узкое пространство стремительный лестничный марш из стекла и металла противопоставлен спокойному лифтовому ризалиту с накладным кирпичным декором.

В отличие от лёгкого, сверкающего фойе и брутального здания сцены, дополнительные корпуса решены подчёркнуто скромно. Это простые геометрические объёмы с оштукатуренными бежевыми стенами и прямоугольными окнами. Кирпичный мотив главного здания подхвачен здесь облицовкой цоколя и лестнично-лифтовых блоков. В интерьере зданий этим блокам отведена роль ударных выразительных акцентов на фоне общей сугубо функциональной планировки. 

Ещё один вход для зрителей (к которому можно подъехать на автомобиле) расположен со стороны Фонтанки, на оси узкого курдонёра между домами на набережной. Лестничный вход близок по форме своему собрату со стороны площади, но в ином контексте формирует симметричную композицию, умело вписанную в регулярную застройку набережной.

Интерьер фойе – напряжённое энергетическое поле, рождённое контрастом старого и нового. Этот узел на самом деле представляет собой не менее динамичный сюжет, чем сценическое театральное действо, но здесь мы имеем дело уже с иной драматургией – архитектурной. Кульминацией является место стыка старой, усиленной контрфорсами кирпичной стены с подвешенным, рефлексирующим пространством современного театрального фойе. Бережно принимая в свои объятия почтенного старожила, новый холл отводит ему солирующую образную роль. Важность узорного кирпичного соло подчёркнута стеклянными вставками в полу фойе, которые обеспечивают зрителям осмотр нижнего яруса исторического здания. Здесь же проходит невидимая стеклянная грань между волшебным миром театра и будничным миром проходящих внизу пешеходов. Сталкивая разные пространственные и временные измерения, авторы рациональными средствами современной архитектуры достигают впечатляющего эмоционального воздействия.

Главное здание комплекса включает в себя собственно сцену, нижний трюм с подъёмно-опускным оборудованием и надстроенный этаж, в котором находится репетиционный зал, артистические уборные и другие служебные помещения. Зрительный зал на 300 мест решён в одном объёме со сценической площадкой и представляет собой минималистическую чёрную коробку с несколькими окнами. Опускающиеся глухие шторы при необходимости обеспечивают полную темноту в зале, но иногда, согласно воле режиссёра, могут впускать внешний мир как естественную декорацию сценического действа. Архитектура в привычном смысле слова здесь отсутствует, уступая место театральной драматургии, однако при этом не устраняется из традиционного синтеза искусств. Она проявляется в возможности быстрой и кардинальной трансформации всей сценической зоны, в том числе пространства, отведённого под зрительские места (как до, так и во время представления). Новые задачи театра перераспределяют роли в содружестве муз, ломая сложившиеся архитекторские и зрительские стереотипы. 

На примыкающей к сценическому корпусу крыше фойе авторы разместили частично озеленённую видовую террасу. Здесь, как и в интерьере, использован приём контраста старого и нового, только стеклянная рефлексия многократно усилена внешними образами, эффектно преломляя небесную голубизну и очертания соседних крыш. 

Превращение больной, неблагополучной дворовой зоны в комфортное, культурное общественное пространство даёт яркий пример позитивного включения новой архитектуры в историческую среду и показывает, что реконструкция дворов при грамотной постановке вопроса может стать одним из возможных путей обновления и оздоровления городского центра, без искажения его привычного облика.

Фатальная боязнь новых градостроительных ошибок – вовсе не гарантия сохранения старого Петербурга: это доказывают осыпающиеся фасады и деградирующие дворы красивейших городских территорий, молчаливо взывая о помощи… На самом деле в сложившейся среде настоящему мастеру легче достичь хорошего результата – конечно, при условии абсолютного уважения к этой среде и понятных правил игры. Такое окружение дисциплинирует, существующая структура сама подсказывает градостроительные ходы, а тесные рамки прекрасно стимулируют творческую мысль на грани возможного. Жаль только, мастеров не так уж много, правила не всегда понятны, да и ответственные бюджетные заказы, в которых интересы города являются определяющими, – большая редкость…