Вокругсмотрящий. Фотовыставка Александра Ермолаева

Выставка Ермолаева "Фрагменты 58/00" собравшихся поразила. Слишком провокационным получилось соседство с Борисом Томбаком, чьи снимки только что показали в той же музейной анфиладе (см. "Ъ" от 28 октября). Знаменитый архитектурный фотограф Томбак - сверхпрофессионал, умевший в самые тупые годы показать любой возведенный в Москве объект (хоть посохинский олимпийский стадион, хоть безымянный панельный дом) так, что у архитектора теплело на душе: вот ведь что я построил. Если бы дома могли выбирать, они бы фотографировались только у Томбака и записывались к нему на полгода вперед. Работы Александра Ермолаева - прямая противоположность. Его фирменный стиль, как сказали бы ранее,- очернение действительности. Люди, которые ходили бы вслед за Ермолаевым и следили бы за тем, какие сюжеты он выбирает для съемки, были бы, наверное, страшно удивлены и даже, возможно, обижены.

Что хорошего в окошке стадионной кассы? К чему торчать перед обугленным багажным вагоном? Кому интересна старая дверь, изъеденная язвами многослойной окраски? Зачем надо было стоять напротив и переводить дорогую гэдээровскую пленку на эти портреты архитектурных уродцев? Нынешняя ермолаевская выставка напомнила о нашумевшем в 80-е фотоконкурсе "Предметный мир", к которому прямое отношение имел и сам Ермолаев. Конкурс проводился оплотом промышленного советского дизайна - журналом "Техническая эстетика". Вопреки всем ожиданиям внимание многочисленных фотографов привлекли не космические формы передовых соковыжималок, а узор выщербленного кафеля на лестничной клетке, грозди квартирных звонков, клубки проржавевших труб. Предметный мир тогда отчетливо сузился до пределов коммуналки и обрел какую-то утрированную фактурность, поскольку все в коммуналке - от кипящего на плите супа до лампочки в сортире - умножено на число ответственных съемщиков. Тогда-то стало ясно, что коммунальные интерьеры - лучший отечественный пример анонимного дизайна. И вот уже 20 лет профессор Ермолаев восторженно защищает спонтанность, естественные реакции, случайный взгляд. Он мало озабочен красотой и эффектностью объекта съемки. Не больше внимания и фотографическому качеству. Никаких спецэффектов, охоты за солнцем и состоянием природы: что вижу, то и снимаю. Мир для Ермолаева так и пребывает в коммунальных обрывках. Любовь к потрескавшейся краске, к буквам вывесок, всякому АБЫРВАЛГ ему по-прежнему не чужда. Он не лезет вглубь, удовлетворяясь оболочкой (но зато какой оболочкой!). За его фотографиями видны искренний интерес и жадная зависть к случайностям, фантастическая любовь к фактуре и материалу. Он даже не бравирует своей уникальной способностью разглядеть скульптуру, живопись и инсталляцию в окружающем мире. Одни будут писать, лепить и инсталлировать. Другие могут без, этого обойтись, потому что весь мир им, все вещи, все люди - одна бесконечная инсталляция.