16.06.2003
Юрий Аввакумов //
Адреса Петербурга, 16.06.2003, №5/17
В Лесах. В чужом месте, что в лесе
- Наследие
информация:
-
где:
Россия
Леса - обширный объем леса;
столбы, вкопанные бревна,
столбы, вкопанные бревна,
с подмостками, связью и крепою,
для строительных работ.
(Вл. Даль)
В своей книге 'Коррида 1 мая', описывая творчество кубистов, Жан Кокто делает замечание: "если раньше здание сооружалось с помощью лесов, то отныне, с 1912 года, придется признать, что художник может оставить леса и убрать само здание, да так, что при этом в лесах сохранится вся архитектура". Конструктивная природа нового искусства сменила картинные, по Кокто "бутафорские" ландшафты старого. С архитектурной точки зрения кубизм, если понимать его как графику строительных лесов и способ проектного мышления, в Санкт-Петербург еще не пришел. Может быть, и не должен приходить, как считают, например, любители гуммиарабиковой фотографии.
Петербург - город, в отличие от Москвы, не лесной; с момента его основания - это борьба с лесом, когда нетрезвый Петр рубил просеки на Заячьем острове, а вырубленный лес почти целиком уходил на осушение топей и мощение дорог (первые несколько лет доморощенного плотницкого зодчества не в счет). Это Москва в свои 300 лет, т.е. до появления в ней итальянских архитекторов была городом деревянным, лес природный городом не уничтожался, а реструктурировался в лес строительный - столбы, бревна, брусья, срубы, заборы, столпы. В Москве даже дворяне были столбовыми. Совсем не то Санкт-Питер-Бурх, где языческий герой леса, как мы знаем, был побежден гением Петра (т.е. камня), где "ордероносные" европейские архитекторы разыгрывали барочные пьесы с чистого листа, и где столп был возведен один единственный - Aлександрийский.
Петербургская архитектура - строительство живописных граней, а не графических ребер. Никакого леса и лесов, то есть стоечно-балочной системы, только стены, в лучшем случае аркады, и декорации; даже колонна "здесь", как с большой буквы адресовались письма по Ленинграду, своим происхождением обязана не крито-микенской культуре, а перспективному театру Себастьяно Серлио. Любимое многими сравнение Петербурга с Венецией, "городом тотальной акупунктуры", построенном на миллионах деревянных свай (pali), также не срабатывает. Разом спущенная вода в этих городах привела бы к противоположным результатам: в одном открылся бы гипостильный город-лес, в другом - пустые шлюзы города-каземата.
Если бы не потребность леса и лесов для строительства каменных зданий, и если бы не эпизодическая необходимость в косметическом ремонте, когда без строительных лесов практически не обойтись, Петербург пережил бы отсутствие и мифологического леса, и технологичного подлеска без всякого культурного ущерба. Однако время от времени, как с монферрановым собором или празднованием трехсотлетия, строительные леса в городе возникают, принося с собой проблемы урбанистической идентификации.
Если Москва, по-прежнему населенная духами леса, свои строительные леса проращивает, порождает, вызывая у горожан чувство первобытного страха перед скрытым за лесами новым, неведомым и тем не менее родным чудищем, то в Петербурге явление строительной конструкции должно скорее ассоциироваться с заходом в порт чужого парусного судна. Корабельные реи и мачты, похожие на строительные краны и деррики, эту ассоциацию усиливают. Ремонтный док судно рано или поздно покинет, все, слава Богу, оставив как прежде, в доремонтном состоянии.
Что для москвичей становится ожиданием чуда (сейчас леса снимут, и за ними откроются хоромы неземной красоты), оборачивающегося в результате юдой (iудой), то для питерцев - deus ex machina, театральный бог из машинного отделения, творящий временные драматические эффекты. Строительные леса "здесь", в силу своей изначальной чужеродности, сами по себе есть другая, в питерском контексте современная архитектура. И если современная капитальная, а не пара-архитектура в Петербурге когда-либо появится, она напомнит нам строительные леса.
Петербург - город, в отличие от Москвы, не лесной; с момента его основания - это борьба с лесом, когда нетрезвый Петр рубил просеки на Заячьем острове, а вырубленный лес почти целиком уходил на осушение топей и мощение дорог (первые несколько лет доморощенного плотницкого зодчества не в счет). Это Москва в свои 300 лет, т.е. до появления в ней итальянских архитекторов была городом деревянным, лес природный городом не уничтожался, а реструктурировался в лес строительный - столбы, бревна, брусья, срубы, заборы, столпы. В Москве даже дворяне были столбовыми. Совсем не то Санкт-Питер-Бурх, где языческий герой леса, как мы знаем, был побежден гением Петра (т.е. камня), где "ордероносные" европейские архитекторы разыгрывали барочные пьесы с чистого листа, и где столп был возведен один единственный - Aлександрийский.
Петербургская архитектура - строительство живописных граней, а не графических ребер. Никакого леса и лесов, то есть стоечно-балочной системы, только стены, в лучшем случае аркады, и декорации; даже колонна "здесь", как с большой буквы адресовались письма по Ленинграду, своим происхождением обязана не крито-микенской культуре, а перспективному театру Себастьяно Серлио. Любимое многими сравнение Петербурга с Венецией, "городом тотальной акупунктуры", построенном на миллионах деревянных свай (pali), также не срабатывает. Разом спущенная вода в этих городах привела бы к противоположным результатам: в одном открылся бы гипостильный город-лес, в другом - пустые шлюзы города-каземата.
Если бы не потребность леса и лесов для строительства каменных зданий, и если бы не эпизодическая необходимость в косметическом ремонте, когда без строительных лесов практически не обойтись, Петербург пережил бы отсутствие и мифологического леса, и технологичного подлеска без всякого культурного ущерба. Однако время от времени, как с монферрановым собором или празднованием трехсотлетия, строительные леса в городе возникают, принося с собой проблемы урбанистической идентификации.
Если Москва, по-прежнему населенная духами леса, свои строительные леса проращивает, порождает, вызывая у горожан чувство первобытного страха перед скрытым за лесами новым, неведомым и тем не менее родным чудищем, то в Петербурге явление строительной конструкции должно скорее ассоциироваться с заходом в порт чужого парусного судна. Корабельные реи и мачты, похожие на строительные краны и деррики, эту ассоциацию усиливают. Ремонтный док судно рано или поздно покинет, все, слава Богу, оставив как прежде, в доремонтном состоянии.
Что для москвичей становится ожиданием чуда (сейчас леса снимут, и за ними откроются хоромы неземной красоты), оборачивающегося в результате юдой (iудой), то для питерцев - deus ex machina, театральный бог из машинного отделения, творящий временные драматические эффекты. Строительные леса "здесь", в силу своей изначальной чужеродности, сами по себе есть другая, в питерском контексте современная архитектура. И если современная капитальная, а не пара-архитектура в Петербурге когда-либо появится, она напомнит нам строительные леса.