Вандализм на Остоженке - 2

Деревянный дом начала XIX века был перестроен в начале XX столетия в формах модерна. Заказчиком фасада выступал костромской крестьянин, впоследствии банкир Хабаров. Третьей замечательной особенностью дома, впрочем, не связанной со статусом памятника, было проживание в нем потомков последнего владельца, купца 2-й гильдии Зигфрида Таля
Три месяца назад "Известия" писали об угрозе архитектурным памятникам Зачатьевских переулков. Из четырех домов, попавших тогда в обзор, сегодня осталось два с половиной. Половина - это фрагмент дома Архарова (известного также как дом писателя Руссова; 2-й Зачатьевский, 11), начало сноса которого и вызвало февральскую реплику. А в апреле полностью снесен дом Таля (известный также как дом художника Попкова; Молочный переулок, 5). Многолетняя борьба за сохранение этого памятника завершилась поражением .

Дом находился под охраной государства и как мемориальный, и как архитектурный объект. Таковым делали его память о Викторе Попкове, популярном художнике, жившем здесь в 1960-е годы, и стилистические достоинства. Деревянный дом начала XIX века был перестроен в начале XX столетия в формах модерна. Заказчиком фасада выступал костромской крестьянин, впоследствии банкир Хабаров.

Третьей замечательной особенностью дома, впрочем, не связанной со статусом памятника, было проживание в нем потомков последнего владельца, купца 2-й гильдии Зигфрида Таля, конечно, "уплотненных". В Москве еще встречаются такие жители, благодаря которым если не дома, то некоторые квартиры наследуются или продаются по непрерывной и законной (в смысле: отвечающей законам Российской империи) цепочке.

Семью потомков Таля возглавляет художник Евгений Филатов. Сорок лет Евгений Михайлович сопротивлялся выселению из фамильного дома. Когда разъехались соседи, Филатовы явочным порядком заняли освободившиеся квартиры (прежде они занимали три комнаты в одной из них), следуя тому представлению о законности, согласно которому незаконно было само "уплотнение". В эти квартиры пускали жить друзей-художников, тем самым сберегая дом от запустения. Проектировали музей Виктора Попкова. После 15 лет такого существования Филатов стал ссылаться - применительно к одной квартире - на понятие "приобретательской давности", то есть статью избирательного действия, согласно которой при определенных обстоятельствах присвоение может быть признано.

В этом юридически неопределенном положении дом пережил советскую власть и ее давление, но не пережил давления новой власти и нового капитала. Уже в начале 1990-х произошел пожар, похожий на поджог. После этого жильцы поставили на доме новую крышу. В начале 2000-х годов правительство Москвы объявило инвестиционный тендер на участок. Тендер выиграла компания с загадочным названием "Складская база ТНП". В 2004 году семья Филатовых освободила дом по решению суда.

Минувшую зиму памятник провел без кровли и охранной доски. Это зрелище не предвещало ничего хорошего: чем хуже состояние дома, тем легче настоять на его сносе. И действительно, готовилось согласование сноса. Из нескольких способов современного вандализма (описанных в "Известиях" 10 марта 2005 года) был выбран самый популярный - снос как "реставрационное решение", якобы вынужденное состоянием памятника и предполагающее воссоздание в новых материалах. Напомним, что такие решения в последние годы принимаются не мэром и правительством Москвы, а департаментом правительства - Москомнаследием. Во всяком случае, прокуратура до сих пор не усомнилась в правомерности этого механизма.

Дом в Молочном переулке обладал высоким статусом: принадлежал к списку охраняемых памятников. Для исключения из этого списка необходимо решение даже не московского, а федерального правительства, независимо от значения объекта (федерального или регионального). Поэтому инвестор и выбрал другой путь.

В обоснование сноса, как обычно, представлены заключения об аварийности и о грибковом поражении древесины, утвержденные специальной межведомственной комиссией и визой префекта. Обозреватель "Известий" не может ни оспорить эти заключения, ни согласиться с ними. Но что-то подсказывает: доверять можно только тем отрицательным заключениям, которые выпущены вопреки желанию инвестора сохранить дом, а не в согласии с его желанием снести. Памятник отличается от обычного дома, помимо прочего, тем, что его аварийность должна становиться причиной спасательных работ, а не предлогом разрушения.

Теперь на месте дома реставраторами проектируется новодел с приспособлением под элитное жилье. Новодел, конечно, будет кирпичный, а не деревянный, учитывая возражения пожарных, давно ставших частью механизма сноса и воссоздания. На месте дома вырыт котлован: подземные машиноместа - вот настоящая подоплека сносов с воссозданием.

Соседний дом Руссова разрушался иначе. Для начала он был просто исключен Москомнаследием из ряда вновь выявленных памятников.

Всем понятно, что сносить под видом реставрации - предел цинизма. Но удивительно: прием работает. Сносить становится все проще, решения принимаются чиновниками среднего звена. Мэр Москвы как будто ни при чем. Однако это не так, поскольку мэр способен остановить своих подчиненных.