Борис Левянт: «Архитектура - это профессия сервисная…»

- Насколько я знаю, вам довелось пройти серьезную градостроительную школу в НИиПИ  генплана г.Москвы у А.Гутнова.

Это не могло не сказаться на последующем объемном проектировании и интерьер-дизайне – основных направлениях деятельности «АБД», самом способе профессионального  мышления. Тем не менее этот опыт пока не перерос в реальный продукт, остается  невостребованным?

<?xml:namespace prefix = o ns = "urn:schemas-microsoft-com:office:office" /> 

Б.Левянт. Я учился в МАрхИ – сначала на ЖОСе, потом, на последнем курсе и дипломе,  перешел на кафедру интерьера к профессору В.Ранневу. Хотя в основном мы занимались организацией городских пространств – от встроенных и подземных до реконструкции, так наываемой «архитектурой без фасадов». Эо наложило свой отпечаток на последующее отношение к интерьерам, на стремление к работе с внутренними пространствами на уровне качеств материалов, деталей и пр.

На дипломе непосредственным руководителем был Е.Русаков, который позднее получил приглашение в НИиПИ Генплана, в Отдел перспективного градостроительного развития,  корым руководил Алексей Эльбрусович Гутнов – следом за ним туда попал и я, отбившись от официального распределения.

В то время лучше было заниматься наукой, нежели, сидя в «Моспроекте», привязывать бесконечные коробки, становиться докой в панельном домостроении. Восемь лет я провел  вНИиПИ Генплана, занимаясь изучением опыта градостроительного регулирования в  Приже и проецированием его на московскую ситуацию – разработкой градостроительных паспортов, системы градостроительных ограничений, красных/голубых линий и пр.

В 1987 г. я оттуда ушел в частную компанию – совместное предприятие «Диалог», в  структуре которого мною было создано проектное подразделение, на базе которого  впоследствии появилась отдельная проектная организация «АБД».

Что касается планировочных разработок, то сейчас в компании есть объекты площадью 200-300 тысяч м2, выходящие за рамки объемного проектирования, в которых решаются и  градостроительные задачи.

- 1987 г. – это эпоха «кооперативного движения»; вы взяли максимально ранний старт, до  легализации частных мастерских. Вероятно, с этим связан отказ от персональной  проявленности в названии фирмы?

Б.Л. В 1980-е гг. я помимо основной работы был связан с выставочной деятельностью  Союза архитекторов, Худфондом и пр. Тогда едва ли не все работали на сторону – официальный заработок составлял 120 рублей при прожиточном минимуме порядка 300.

Эта работа носила командный характер – в нашу команду входили как люди из НИиПИ Генплана, так и из «Моспроектов», все они сегодня достаточно известны – А.Бавыкин, С.Лобачев, И.Шалмин, Д.Зайцев и др.

Впоследствии этот опыт командной работы подсказал идею создания не мастерской типа

«Левянт и партнеры», а компании, которая имела бы брэнд, не относящийся ни к моей фамилии, ни к фамилии А.Бавыкина, с которым мы это дело начинали. Этот архитектурный офис должен был объединить ряд хороших архитекторов, пробивая себе  дорогу именно как архитектурный офис, а не персональная творческая мастерская.

Разница – в самом подходе к проектированию и вообще к профессии как к разделу бизнеса, с одной стороны, и средству самовыражения – с другой. Я говорю об этом совершенно открыто: «АБД» не есть персональная творческая мастерская Б.Левянта; являясь руководителем бюро – бизнес-уководителем и частично креативным руководителем, в каких-то работах я участвую, в каких-то – нет (кстати, в последнем случае моя фамилия в авторском коллективе не значится). Это отражается на отношении к  архитектуре – иногда приходится делать то, что не нравится, к примеру, здание на  Овчинниковской, но это единичный случай.

В основном то, что мы сегодня делаем, покоится на идеологии рационализма, функционализма, модернизма. В рамках этого широкого направления выстраивается  «линейка» личностных предпочтений – отсюда и архитектура «АБД» достаточно разная, не опознаваемая с той безошибочностью, как, скажем, бавыкинская. Она более  коммерческая, более осмысленная с точки зрения ведения real estate бизнеса,  зарабатывания денег и т.п. Мы исходим из того, что архитектура – это в общем сервисная профессия, а формообразующие прорывы – это удел новаторов, и связаны они с  экспериментами, которые может финансировать либо государство, либо группа полусумасшедших – очень богатых или уж очень заинтересованных. Мы не считаем себя  новаторами, не стремимся к уровню Т.Мэйна, В.Прикса или З.Хадид и не ставим перед  собой подобных задач. Потому что нет ничего более смешного, чем повторять какие-то  ходы Хадид или Прикса, но при этом иметь конструкторов и инженеров постсоветских, строителей постсоветских, уровень технологий соответствующий. Так что мы не хотим в  эту сторону слишком углубляться.

Я считаю, что для нас в том положении, в котором сейчас находится отечественная архитектура, первая и главная задача – это нарабатывание профессиональных навыков и

приемов профессионального сервиса, проект-менеджмента - то, что практически отсутствует. Амбиции, которые характерны для российских архитекторов, по большей  части ими и остаются. Когда они сталкиваются с реальной жизнью, с девелоперами, нвестиционными фондами и пр., кроме истерик и полного неудовольствия обеих сторон,  как правило, ничего не происходит.

- Как предприниматель с без малого двадцатилетним стажем что вы можете сказать об  историческом изменении условий для ведения малого бизнеса, архитектурного в  частности – со второй половины 1980-х по 2005 г.?

Б.Л. Сегодня организовать и поддерживать на плаву собственное дело не в пример легче.  Многие люди, которые работали с нами, сумели создать целый ряд независимых бюро,  наиболее известные из которых – «Атриум» А.Надточего и В.Бутко и DNK Д.Лоренца и Н.Сидоровой (К.Ходнев вышел из другой фирмы). Ряд наших бывших сотрудников работает на Западе – как, например, А.Салтыков у Р.Роджерса или Л.Ханин у Р.Стерна.

Мы ими гордимся.

Естественно, за минувшие годы мы сталкивались со множеством проблем, пережитых российским бизнесом – от организации совместного предприятия с иностранными архитекторами и инженерами до разбирательств с бандитствующей публикой. Обо всех  приключениях вряд ли есть смысл рассказывать.

В целом можно сказать, что нынешняя атмосфера, или инвестиционный климат, значительно более чистая. Наличие социально-политической стабильности позволяет  активно развивать и расширять архитектурный бизнес. Что касается масштабов нашего

бизнеса, то при реальной возможности расти очень быстро мы сознательно держим себя в  рамках – стараемся не распухать. При штате в шестьдесят человек мы полностью очистились от попутчиков: я имею в виду иностранных партнеров, инженеров и конструкторов.

«АБД» - архитектурное бюро, близкое по своей структуре европейскому. Есть архитекторы, которые занимаются проект-менеджментом, выполняя функцию, среднюю  между ГИПом и ГАПом – экономика, все обязательства по реализации, общение с  клиентом и субподрядчиками и пр. В этом – отличие «АБД» от многих других российских  бюро.

- С конца 1980-х вам довелось взаимодействовать и активно сотрудничать с западными  проектировщиками, девелоперами, подрядчиками. Что это дало – помимо известности  «АБД» в real estate сообществе Москвы?

Б.Л. Как известно, с С.Гилбертом начинал работать С.Киселев, передав его нам после того, как он сам, по его словам, вырос из интерьеров. Что нам дало сотрудничество с SPGA? Прежде всего понимание, что такое менеджмент проекта и взаимоотношения с клиентом, и это фундаментально отличается от того, как работают постсоветские архитекторы и проектные организации. И, конечно, возможность взаимодействия с  московскими экспатами, которые формируют здешнее real estate society – первоначально то были исключительно иностранцы, с течением времени русских становится все больше.

Мы нередко сталкиваемся с тем, что западные архитекторы, которые приходят сюда работать, строящие в Юго-Восточной Азии, Южной Америке, Африке, относятся к  Москве – чаще всего неосознанно – как к третьему миру. Ведь вторичный продукт –  неликвид, который уже пытались гдето применить – сразу опознаваем. Девелопер  приглашает западных партнеров для того, чтобы повысить attractivity - привлекательность  проекта для инвестиционных институтов, так как громкое имя, в том числе и архитектора,  повышает капитализацию. Кстати, по отзывам, участие в проекте нашей компании также  влияет на эту самую капитализацию – после работыв области корпоративного дизайна для Мирового банка, British Airways и др. брэнд компании стал устойчиво узнаваемым. Нам  довелось слышать отзывы от риэлторов: «Когда десять лет назад мы только пришли на  рынок, компания «АБД» уже была известна».

Мы уже говорили о ментальном отличии среднего российского проектировщика от архитекторов, которые в состоянии работать с западными специалистами – от знания  языка до использования последних технологий проектирования on-line с удаленным сервером, FTP-сайтом с параллельной работой и обменом информацией, вычисткой версий и т.д. Сейчас у нас идет проект, в котором задействованы проектировщики в Анкаре, инженеры из Стамбула, лондонские консультанты-архитекторы и инженеры и компания «АБД» как ведущий проектировщик. И подобных работ, проходящих в  сложных условиях – в портфеле компании порядка 30-40%, это проекты жилого района на 200 тысяч жителей по Сколковскому шоссе, торгового центра почти на 130 тысяч м2 на  Каширке, многофункционального комплекса на Ленинградском шоссе, 16 и др.

- В конце 1980первой половине 1990-х практически все частные архитектурные бюро  занимались в том числе интерьерами. Впоследствии произошла внутрицеховая специализация. Сегодня те, кто занимается «большой» архитектурой, как правило, не «опускаются» до интерьеров, и наоборот. «АБД» - одна из немногих фирм, на условиях  паритета ведущая оба раздела профессиональной деятельности. За этим стоит идеологическая убежденность, экономические интересы, творческие мотивы?

Б.Л. У нас есть ясное понимание того, что проектирование бизнес-интерьеров (а бюро занимается только этим видом интерьер-дизайна) - это нормальная профессия, очень востребованная, и профессионалов в этой области в Москве не так уж много. Из чего можно вырастать, так это из частного интерьера. Потому что работать с российским клиентом – олигархом или полуолигархом, его подручными и ближайшими  родственниками, пребывая в состоянии постоянного стресса – по большей части  невыносимо. Поэтому как только люди получают возможность и независимость, они  стараются забыть это как кошмарный сон. Но если мы говорим о предоставлении профессиональных услуг в области корпоративного дизайна, это весьма перспективная  ниша рынка. К сожалению, на рынке корпоративного интерьера довольно много  архитекторов иностранцев – у нас практически нет русских конкурентов. Обычно если мы  проигрываем тендер, то западным проектировщикам, и выбор их происходит не по  результатам тендера, а на уровне знакомства первых лиц.

Со строительством «Сити», многочисленных бизнес-парков и пр. этот рынок многократно расширяется. Компании растут, переезжают с места на место, и профессиональный сервис, направленный на поддержание этого процесса, является стабильным, профессионально заточенным и экономически рентабельным делом. Помимо всего  прочего, когда офис становится таким же инструментом бизнеса, как и компьютер или  автомобиль, люди начинают заботиться о своих сотрудниках, и эта сфера услуг  значительно растет в цене. Как пример – во время дефолта у нас было меньше проблем,  чем у других бюро, благодаря притоку заказов по интерьер-дизайну офисов юридических контор, которые стали пухнуть день ото дня, расшивая проблемы банков и  международных компаний. Сейчас – вновь инвестиционный бум, инвестиционные  фонды  опять стали стремительно расти – с вытекающими для нас последствиями. Поэтому  бросить этот рынок, говоря, что мы из него выросли, смешно и непрофессионально.

Если посмотреть на мировых лидеров корпоративного дизайна – ту же компанию «Gensler», то очевидно – расти есть куда как с точки зрения профессионализма, так и экономики. Можно просто расставлять мебель, а можно предоставлять серьезные  профессиональные услуги на стороне клиента, к примеру, анализируя предложения в различных зданиях с точки зрения максимальной эффективности плана и соответствия его

программе, либо помогая ему отжимать контракты в свою пользу с теми же лэндлордами  (владельцами зданий, сдаваемых в аренду).

У нас перед глазами случай сэкономленных клиенту сотен тысяч долларов только за счет ка чественного обмера снимаемых площадей: владелец здания настаивал, что сдается 1500  м2, мы же доказали, что на самом деле rentable, если следовать методике обмеров ВОМА,  не более 1350. Соответственно при цене 700 долларов за  1 м2 экономия за пять лет  составит порядка полумиллиона.

- Брэнд «АБД» ассоциируется со среднеевропейской прагматичной качественной архитектурой, нацеленной на выполнение градостроительных, социальных, технологических требований. Недавно появившийся на развязке Рублевки и МКАДа многофункциональный торговый центр в виде упитанного питона гигантских размеров,  подхватывающий последние западные «геобиовеяния» - шаг в сторону  от ранее занятой  позиции?

Б.Л. Это движение строго в рамках функционализма, прагматики, выполнения поставленной задачи, а вовсе – не пустой формальный изыск. Архитектурная форма  вытекает из пространственных обстоятельств и логики восприятия объекта.

Комплекс – огромный. Вы видите его, выезжая из Москвы с Рублевки, причем отметка дороги на 15 м выше, чем нулевая отметка здания. Если бы это был обычный ящик, как это первоначально предлагали французские проектировщики, открывался бы вид на крышу ангара - что бы там на стенки ни повесили и как бы его ни подсветили. Принятая  форма решает в первую очередь вопрос масштаба: зрительно увеличивает параметры  объекта с дальних точек и приближает к человеку, когда он попадает на площадь  непосредственно перед ним. Согласитесь: глухая, неперфорированная стена высотой 20 м  – это было бы неприятным испытанием. Большая выгнутая форма позволяет достичь  искомой двухмасштабности. Внутри она вновь воспринимается по-другому, оказываясь в  два раза больше, чем вы ожидаете. Это пространство кардинально от личается от многих  других московских построенных и строящихся торговых центров.

Промежуточные опоры отсутствуют, благодаря чему удается сохранить visibility, свойство важнейшее для торговых комплексов, над головой – сводчатое покрытие с верхним светом. Первоначально хотели сделать бетонную оболочку с тонкими затяжками, но в  связи с трагедией с «Трансваалем» она была снята с повестки дня, остановились на металлоконструкциях – фермах, которые смещены друг относительно друга по высотным отметкам на 0,5 м – во избежание монотонности.

То, что расположено за галереей – гипермаркет и администрация – представляют собой обычную заводскую структуру, пристроенную к галерее, которая с точки зрения  девелопера является наиболее привлекательной и прибыльной.

- Настолько, что он оставил открытым бюджет?

Б.Л. Вовсе нет. Данная конструкция ненамного дороже стандартного big box retail. На цену в гораздо большей степени повлияло использование материала Alpolic в качестве ограждающих кассет. Хотелось бы подчеркнуть другой момент. Английские  консультанты вслед за французами рисовали тот же ящик. В чем проблема нашего  девелопера? Человек умеет договариваться с властью, имеет хорошие контакты с  бизнесом, соответственно он рано или поздно начинает работать с землей, и если у него  все получается и его не убили в середине 1990-х, в конце концов он становится девелопером. При этом уровень его подготовки довольно низкий, он self made, учится на  собственных ошибках. Некоторые благодаря внутреннему таланту станут серьезными игроками на рынке, особенно если они имеют какую-то помощь от иностранных консультантов.

Естественно, для всех наших девелоперов западный консультант-архитектор – это гуру. Тем более если достоверно известно, что он построил миллионы квадратных метров. В  отличие от нас, у которых по большей части ни feedback (обратной связи), ни background (опыта) особо и нет.

В данном случае западное лидерство уводило далеко от того, что на самом деле нужно. 

Все-таки московская ментальность отличается от шанхайской. Столичный снобизм и стремление быть на пике моды – я имею в виду профессиональное сообщество, требуют  авторской работы…

- Сегодня в перспективе вступления России в ВТО все чаще разговор заходит о заметном  расхождении между пакетом профессиональных услуг, предоставляемых российскими и  западными архитекторами (согласно Е.Баженовой, наши возможности покрывают от 30 до  70% иностранных). Вряд ли этот дефицит ликвидируем кавалерийским наскоком? В  вашей компании данный перечень имеет тенденцию к расширению? Б.Л. Я не понимаю,  чем пакет услуг, предоставляемый нами, отличается от иностранных бюро,  присутствующих на российском рынке. Когда Е.Баженова работала в «Мори О’Лира», они  были нашим основным конкурентом в части корпоративного дизайна. Несмотря на то, что  услуги «АБД» были дороже (у нас был партнер Сидней Гилберт), часто мы выигрывали. И  разница в объеме услуг и документации, предоставляемых ими и нами, если и есть, то в  нашу пользу.

Если среднестатистическим московским бюро является мастерская в десять человек со всем персоналом, владелец, он же ГАП, быть может, она и не сможет обеспечить 100%

профессиональных услуг, особенно в области проект-менеджмента, взаимодействия со смежниками и пр. Наличие проект-менеджмента в пакете профессиональных услуг бюро  позволяет организовать процесс проектирования и строительства, координировать усилия  многочисленных участников – от инженеров и технологов до декораторов. Так, мы  привлекаем технологов по транспорту из Англии, технологов и конструкторов по витражам из Германии и т.д.

Если говорить о расхождении между нами и ими, то на самом деле оно лежит в другой плоскости – в иной структуре проектирования. У них – концептуальная стадия, schematic  design, design development, тендерный пакет и авторское сопровождение с рабочей  документацией. У нас – Предпроектное предложение, чуть более проработанное, но опять  же нечто среднее, промежуточное – Проект, а дальше – непонятно что: могут все отдать  на откуп подрядчику, и тот изувечит дом как Бог черепаху.

В области корпоративного дизайна мы следуем первой схеме. В объемном же проектировании мы делаем ПП, потом П, а далее – тендерный пакет, который совпадает  по объему с DD и тендерным пакетом западного образца. По ряду объектов, где идет  совместная работа с западными партнерами, параллельно с ПП и П выполняются  schematic design и design development.

Схемы участия в совместном проекте western architect и local architect имеют тенденцию к  строгому «отзеркаливанию» - они подбирают под себя начальные стадии, отдавая нам последующие. Н.Фостер работает по такой схеме. Мы стремимся расширить наше участие  в «творческих» стадиях. Как всегда, это вопрос политики, экономики и взаимоотношений  с клиентом.

- «АБД»  одно из наиболее представительных столичных проектных бюро. Имя и прочие  привходящие обстоятельства, вероятно, позволили бы расширить спектр функций вплоть до девелопмента? Или нынешний рынок настолько профессионально укомплектован и  насыщен, что такое вторжение в сопредельные сферы нереально?

Б.Л. Все, что связано с недвижимостью, имеет очень высокие риски. Своими деньгами работать никому неинтересно. А привлекать чужие под большие риски опасно для жизни. Тем не менее накопленный нами опыт, связи и пр. делают возможным, так скажем, аккуратное прощупывание этой темы. Сейчас у нас в работе – два подобных объекта,  причем один достаточно продвинут – скоро начнется строительство. Мы привлекли  инвестора, все остальное – разработка идеологии и всего пакета проектирования и  менеджмента, связанного с поиском подрядчика и поставщиков – за нами.

Когда Питер Кук был в Москве, он посетил офис «АБД», посмотрел наши работы и спросил: а чего вы не занимаетесь девелопментом? По его словам, часть архитекторов в  Англии и Германии успешны и как девелоперы.

Имеется, правда, и другой аспект: девелоперская активность требует очень много времени  и сил. Как только ты в это начинаешь погружаться, основная твоя деятельность как  руководителя проектного бюро начинает испытывать проблемы, ставя тебя перед выбором...