Поэзия в зале заседаний. Выставка архитектора Ильи Уткина

Все-таки зал, в котором Юрий Лужков хозяйственной рукой утверждал свои самые дерзкие проекты- от Манежной площади до Петра Великого, - хранит память места. Все выставки, которые в нем проходят, отличаются грандиозностью, бестолковостью и какой-то победной безвкусностью. Илья Уткин, безусловно, подтвердил репутацию самого тонкого архитектурного художника - ему удалось этот зал победить. В Москомархитектуре бывали выставки гораздо больше, бывали интереснее, но никогда не было такой красивой. В центре этого зала он выстроил ротонду из металла, внутри которой развесил свои подрамники. Металлические конструкции рифмуются с линиями его графики, .и кажется, что сама бумага, сами линии являются стеной. Образ изысканной беззащитности: бывают карточные домики, это - беседка из архитектурных рисунков.

Замечательны и сами рисунки - чувство листа и линии у Уткина безупречно. На фоне двух сегодняшних разновидностей архитектурного рисунка - ксероксов, с вконец разладившейся подачей тонера, которые происходят из Моспроектов, и аккуратных цветных распечаток формата А4 на струйном принтере такая графика выглядит музейным экспонатом - просто поражаешься, что ее может сделать ныне живущий мастер. Добавим сюда и то, что Уткин обладает своим безусловно узнаваемым стилем. Опять же на фоне основной массы архитектурных проектов, изготавливаемых сегодня в России, это выглядит удивительно. Архитекторы, доросшие до собственного стиля, у нас не приняты. У нас были приняты архитекторы, доросшие до лужковского стиля, а теперь приняты архитекторы, доросшие до неомодернизма из последних номеров европейских журналов.

Стиль Уткина, правда, формируется в очень узких рамках. Слева его подпирает его многолетний соавтор по "бумажной архитектуре" Александр Бродский, справах- его соавтор по экспозиции русского павильона на биеннале Михаил Филиппов. Как и Филиппов, Уткин работает с классикой, и даже название его выставки - "Несовременная архитектура" - долгое время было рабочим названием экспозиции Филиппова в Венеции. Как и Филиппов, он пытается превратить подмосковные поселки богатых особняков в города вилл, сопровождавших имперский Рим. вроде Помпеи, Геркуланума, Сирммоне. Как и Филиппов, он стремится привить заказчику особняка чувство русской усадьбы вместо сидящего в глубине этого заказчика чувства замчонка с башенкой. В многоквартирном доме он стремится вернуться к неоклассике - или сталинской, или 1910-х годов. В парках - к Версалю, в реконструируемых кварталах промзастройки - к Пиранези. И так далее. Но, в отличие от Филиппова, он не хочет, чтобы это показалось слишком красивым. Поэтому его графика подчеркнуто меланхолична, а поверхности .проектируемых домов словно тронуты тлением. Он сразу проектирует выщербленные стены, разрушившиеся капители, исцарапанные временем камни. Парки с мертвой листвой, усадьбы - после революции, Помпеи - после основательного выдерживания в пепле Везувия. Эта тема контролируемого художником распада, работа с хаосом уже ближе к Бродскому, у Филиппова ее нет. Но у Бродского нет такой прямой работы с классическими прототипами, он сам изобретает свою античность и сам подвергает ее тлению. Так что при очевидной близости к своим соратникам по "бумажному" прошлому, Уткин четко придерживается золотой середины - ни один из его соседей так, как он, делать не может.

Словом, вне всякого сомнения, выставка демонстрирует серьезное художественное явление-архитектора, создавшего свой язык, свой образный мир, свою философию. Но на этом комплименты можно закончить. В событийном плане выставка - протокол разрушенных надежд. С 1995 года и по сию пору ни один проект Уткина не реализован и пока к реализации не готовится. Реконструкция района Сыромятников -  уникальное по точности интонации решение, какими-то непонятными обертонами переводящее замусоренную промзону у железной дороги в щемящее своей подлинностью пространство величественных руин. Проект перестройки кинотеатра "Октябрь" для НТВ - ну, тут и так все ясно, Гусинскому давно не до этого. Подмосковные поселки уже наполовину застроены по другим проектам, И так. далее - больше 20 проектов. Даже деревянную церквушку в горах под Сочи и ту не построили. Трудно сказать, почему Уткин решил проводить свою выставку именно в Москомархитектуре. До того можно было резко пенять властям, что вот, смотрите, сегодня живет талантливейший архитектор, а вы не даете ему работать, он не смог построить ни одной вещи. Теперь этот аргумент не работает - персоналки в зале градостроительного совета еще не удостоился ни один мастер лужковского стиля. Можно сказать, что Уткина не то; никто не затирает, его обожают и носят на руках. Тогда дело чьем-то противодействии yткинской архитектуре, а в нем caмом. Сам выставочный ход начинает провоцировать на то, чтобы тщательно к ним приглядываться и искать, что же в них не так. Тут обнаруживается, что все так, и даже слишком так. Если представить себе уткинские дома построенными, то есть лишить его изысканности их графического бытия, обнаружатся совершенно элементарные решения. Уткин не работает с композицией, он не ищет пространственных решений, и если его вещи перерисовать в виде рабочей программы архитектурной графики "Архикад", от них не останется совсем ничего. Будет элементарная средняя строительная продукция в историзме.

Такое ощущение, что ему неинтересно разрабатывать свои проекты. В двух он помещает "эскиз разреза". Это не архитектура, так нельзя, архитектор не имеет права на вопрос, сколько в доме • этажей, отвечать "два-три, но никак не семь". Это художник так может, потому что у него все кончается картиной. Архитектор своей картиной предлагает людям вложить большие деньги в проект жизнеустройства - он должен отвечать за это предложение. А тут нечем отвечать. Конечно, это запрещенный прием - предлагать перерисовать совершенную графику в виде компьютерного чертежа. Все равно, как пересказывать поэзию в прозе. "Настоящим уведомляю, что бывшие между нами отношения считаю законченными, несмотря на неугасшие в душе чувства, и впредь вы можете не тревожиться, я не хочу вас ничем печалить". Но я абсолютно не понимаю, каким образом можно перевести присущее Уткину тончайшее чувство графики в реальность строительства. Что, разумеется, естественно: критику вообще не дано понять, что может сделать художник, он может говорить только о том, что сделано. Но из этой выставки возникает четкое ощущение, что и Уткин совершенно этого не понимает. И бежит от строительства, как от безумной опасности, которая грозит разрушить его эстетически совершенный мир.