У! – Родина!!!

Радикальный гуманизм
Как и любые выставки формата биеннале, самые большие архитектурные смотры мира с начала нынешнего века регулярно проводятся в Венеции раз в два года. Начиная с 1975 года экспозиции, посвященные архитектуре присутствовали в рамках художественных и театральных выставок всего великого фонда под названием «Венецианская биеннале». Подготовлены они были итальянскими мэтрами Витторио Греготти и Альдо Росси. Первая полноценная архитектурная биеннале появилась в 1980 году. Ее главная выставка заняла старинные склады венецианского Арсенала, Кордери дель Арсенале. В дальнейшем выставки там станут традицией и для архитектурных, и для художественных смотров. Тема первой биеннале формулировалась так: Presence of the Past, Присутствие прошлого. Куратор – знаменитый итальянский архитектор Паоло Портогези. С начала 90-х годов главные кураторские темы биеннале выбирались скорее по принципу апологии модернизма. «Модернизм и сакральное пространство» (куратор Паоло Портогези) 1992 года сменился в 1996 году «Архитектором как сейсмографом будущего» (куратор Ханс Холляйн), а деле темы расположились так: в 2000-м году – «Меньше эстетики – больше этики» (куратор Массимилиано Фуксас), в 2002-м – «Next» (куратор Дейан Суджик), в 2004-м – Метаморфозы (куратор Курт Форстер), наконец, нынче – «Архитектура и общество» (куратор Ричард Бердетт).
Именно нынешняя, юбилейная, десятая биеннале прижившейся на венецианском форуме бравурной и некритической апологии модернизма противопоставила свое обоснованное сомнение.
На некоторых архитекторов и архитектурных критиков основная экспозиция в Кордери возымела шокирующее действие. Дело в том, что собственно архитектура в ставшей привычной для нас презентации в виде макетов, моделей, соревнующихся в сложности форм, кардинальном разрыве с традицией и приверженности новому имперсональному способу проектирования на компьютере, присутствует на форуме по минимуму. Нет, конечно, проекты новых зданий имеются, однако подаются не с таким утомительным ражем, как на предыдущей девятой биеннале, целиком отданной на растерзание криволинейной архитектуре. Ныне крупная выставка новых проектов – одна. Называется «Метро-Полис» и посвящена архитектуре рельсового транспорта в Неаполе и Кампанье. В этой выставке собрано много звезд, каждая из которых спроектировала ккую-либо станцию. Хищный плазменный зигзаг, это станция Napoli Afragola Захи Хадид. Золотая подкова в выросшей до размеров вокзала ювелирной витрине это станция San Pasquale Бориса Подрекки. Вырастающая из земли ажурная форма наподобие китайского фонарика с плетеным куполом это станция «Аэропорт Каподичино» первого лауреата биеннальской премии «Золотой лев» сэра Ричарда Роджерса. Мэтр получил ее за великий вклад в профессию. В целом, эта выставка, как и другие в Арсенале (в частности, «Города из камня», презентующая проект реконструкции в стиле ар-деко береговой линии застройки морских центров Италии), служат скорее аккомпанементом той главной экспозиции, где собственно Архитектура представлена по минимуму.
По воле куратора, профессора Лондонской школы экономики и бизнеса Ричарда Бердетта, в анфиладе Кордери дель Арсенале архитектура узнается апофатически, через изучение той среды, которую она создает и за которую отвечает.
При входе сделана панорама с кадрами жизни мегаполиса. Причем оформление ее вызовет приятную ностальгию именно у российского (точнее, советского) человека. Экраны расположены по диаметру круга, чем обусловлен особый стереоэффект восприятия. Точно такой аттракцион нравился посетителям «круговой кинопанорамы» на бывшей ВДНХ в Москве. Однако собственно выставка в Кордери не развлекательного свойства.
Большая ее часть -- графики, таблицы, схемы, цифры -- статистический отчет о социальной, экономической, культурной (в том числе и архитектурной) жизни 16 выбранных городов. Эти 16 городов -- главные герои биеннале. Москвы среди них нет. Ей благосклонно посвятила свой раздел лишь сопровождающая главную выставку экспозиция роттердамского Института Берлаге. В павильоне Италии можно посмотреть подготовленный приглашенными из России в уважаемый исследовательский институт Берлаге научными экспертами «московский альбом»: урбанистический дизайн на фоне нашей тоталитарной истории и рецепты, как преобразовать Москву в город XXI века. Тоже интересно, но по масштабу и подробности освещения образа главных 16-и городов-героев не сравнить.
Главные выбранные расположены на разных материках. Их население колеблется от трех (Каракас) до тридцати пяти (Токио) миллионов человек. Среди этих городов имеются экстенсивно развивающиеся (Богота), стремительно растущие (Шанхай, Сан-Паулу), просто благополучные (Лондон, Милан).
Разноцветные карты, графики и схемы становятся сигнальными системами, атакующими мозг информацией чаще совсем не веселой. В Европе население стареет, а в Каире кровавыми потеками ползет по карте преступность. С экологией везде швах. В Мехико и Боготе лепятся друг к другу районы, где на много километров не встретишь семьи, чье благосостояние выше черты бедности.
Этот архив, к слову, отлично инсталлирован. Меньше всего он напоминает лекционный материал вузовских преподов. Карты мерцают на суперстильных экранах. Цифры всполохами сверкают. Графики плотности населения по остроумному решению дизайнеров превратились в трехмерные пенопластовые горы, будто высотки в стиле ар деко. Аэрофотосъемка плывет движущейся проекцией по разделительным мосткам между соседними городами. И пересекать границу жутковато -- город под ногами живой, и кружится голова. В одном зале на шестнадцати лежащих мониторах в ускоренном режиме показывают один день из жизни каждого мегаполиса. Камера неподвижно фиксирует один план. В Лос-Анджелесе панорама района искрится дискотечным фейерверком. Огней мириады. И машин. И людей. А в Йоханнесбурге (ЮАР) в бедном квартале редкая машина проедет по выщербленной мостовой, да тусклый свет в окошках к ночи загорится.
Общая энергетика этого параллельного пространства из предупреждающих, комментирующих знаков и имиджей очень сильная. Имеет психоделическое воздействие. Если уж и искать аналогии в мире кино, то придется отвернуться от веселых аттракционов советской круговой панорамы в сторону американского философа-анахорета, друга композитора Филиппа Гласа, убежденного антиурбаниста Годфри Реджо. Его фильмы всегда о том, что цивилизация изначально и неизбежно стремится к разрушению самой себя. Документальные свидетельства этого у Реджо подчас точно рифмуются с образами выставки. В частности, последний фильм Реджо «Накойкатси» начинается с планов жутких заброшенных небоскребов с выбитыми стеклами и растерзанной поверхностью. Точно такие планы наблюдаем на фото бедных многоэтажек Йоханнесбурга.
На выставке в Кордери архитектура выступает ответчиком за многие тяготы повседневной жизни. Несмотря на то что почти все шестнадцать глав заканчиваются анонсом новых проектов по совершенствованию городской инфраструктуры, лейтмотив остается тревожно-минорным. А главным героем выступают не амбициозные проекты креативных звезд (часто мало считающихся с реалиями среды и контекстом), но безвестный маленький житель города-гиганта. Именно ему посвящены все фильмы в каждом из шестнадцати разделов основной экспозиции. Попадая из Нью-Йорка в Стамбул, оттуда в Мумбай (Бомбей), на экранах видим примерно те же планы: спешат по своим делам люди всех национальностей и возрастов. Кто-то весел, кто-то раздражен. Одни покупают продукты на рынке. Другие в машинах стоят в пробках на проспектах. Обязательно в каждом фильме смуглые мальчишки моют стекла чьего-то авто. И общее впечатление почему-то беспокойная усталость. И не справилась с ней ни одна архитектурная программа модернизма. И маленький человек во многом остался большому городу чужим. И спасибо мистеру Бердетту за этот честный и некомплиментарный для архкомьюнити этический вывод.

Бытие с черного хода
Малая родина в ее противостоянии Большой архитектуре оказалась самой интересной интригой биеннале. Национальные павильоны в садах «Джардини Биеннале», по традиции являющиеся концептуальным комментарием главной выставки биеннале, предложили программы, в которых главным оказывается не Архитектура без страха и упрека, а визуально-тактильная среда, что формирует повседневный опыт жизни скромных землян. Программным для данной идеи можно считать павильон Японии. Архитектор Терунобу Фуджимори (Terunobu Fujimori) и организация со странным названием «Общество шоссейных наблюдений» устроили экспозицию, посвященную подсознанию японского города. Выставка напомнила сюрреалистический сон. При входе вас обязуют снять обувь, надеть на ноги специальные пакеты. Ходить приходится по ароматному бамбуковому настилу. В центре павильона стоит плетеная хижина, в которой показывают слайдфильм – трофеи наблюдателей городских дорог. Это могут быть обычные заборы, камни, доски, велосипеды, мосты, приспособленный под курятник корпус старого телевизора. Все вместе визуальные находки «с большой дороги» своей неправильностью, своим нарушением привычной логики и принятых в архитектуре координат складываются в чарующую фантасмагорию. Ищутся находки проверенным способом: члены общества гуляют по улицам – камера в руке. Ценно для них то, что не вмещается в привычный визуальный опыт, но тем не менее являются его частью, причем растворенной до неразличимости в картинке повседневности. Архитектура господина Фуджимори это тоже альтернативное мегаломании проектирование из экологически чистых материалов (дерево, камень) объектов странных, сюрреалистических, но очень обаятельных для человека частного, желающего бежать коробок большого города если не в избушке на курьих ножках, то в избушке с ножками – древесными стволами (на фото). Российский аналог подобного опыта найти, пожалуй, не трудно. Это артель Никола-Ленивецкие промыслы, что строит чудесные и странные башни-зиккураты из ветвей и прутьев наперекор всякой урбанистике в полях и лесах великой природы заповедника Угра.
Дружественен российскому варианту архитектурного эскапизма и павильон Франции. Галльская «Метавилла» это именно что башня, проросшая внутри павильона и даже пробившая его крышу. Только башня эта собрана из лесов металлических. И в ней несколько зон для радикального отдыха. Внизу – ресторан с дискотекой. Вверху – бассейн с парилкой. На вершине – гамак. Подниматься по шаткой лестнице сквозь стеклянную кровлю и весело и страшно. К тому же у зависшего над землей бассейна опять заставляют снимать обувь.
Тонкачи англичане также отказались от традиционного смотра достижений арххозяйства. Предпочли рассказать о пространственном облике города Шеффилд через ассоциативный образ эха, что слышится в разных регистрах бытия и акустических средах: социальной, исторической, мифологической.
Павильон Бельгии так и вообще называется «Очарование обыденного» («La beaute de l’ordinaire»). Бюро Label Architecture в своем пятичастном, в форме греческого креста павильоне предложили маршрут изучения того, какими эмоциями полнится пустота и чем уникально банальное. Каждый из рукавов креста превращен в черный зал, сквозь который можно выйти в кольцевой коридор, отражающийся в бесконечных зеркалах. В коридоре множество черных дверей и все ведут в одну центральную белую комнату. В ней нет ничего, кроме катающихся по светлому полу прозрачных шаров, будто одолженных у шоу Славы Полунина. На аксонометрии павильона видно, что белая комната со складчатыми углами в плане представляет собой карту Бельгии. Три черных комнаты-рукава оказываются маленькими кинозалами, где одним планом показаны несколько фрагментов банального городского пейзажа: летнее кафе, лоджии новостройки, автомойка… И всего лишь какие-то мелкие визуальные зарубки на неменяющемся плане, вроде облачков на небе, сложенного кафешного зонтика, щербатой стены заставляют смотреть бессобытийные и бескачественные видео не отрываясь, и чувствовать свою сердечную сопричастность всей нашей непритязательной ординарности.
В общем-то и так понятно, что российский павильон с выставкой Александра Бродского, гуру концептуальной архитектуры, обращенной к человеку частному, маленькому и ранимому, тренду «У- Родина!» очень даже соответствует.
Для экспонентов отечественного павильона, построенного в начале XX века архитектором А.В. Щусевым в помпезном неорусском стиле, главной проблемой было связать два изолированных друг от друга пространства: нижний, подвальный по клаустрофобным ощущениям этаж, темный и тесный, и верхний с анфиладой трех больших комнат. Из окна центральной комнаты на зависть всем другим павильонам открывается лучший вид на венецианскую лагуну. Нижний этаж имеет свой невзрачный вход, верхний - свой, оформленный парадной лестницей. Укротить раздробленное пространство отечественного павильона удавалось не всем. Чтобы облегчить себе жизнь, нижний этаж чаще закрывали, или делали из него зал экспозиций союзных республик, или подсобку. Бродский выдумал эффектный ход. Он связал два пространства приставленным к фасаду щусевского павильона коридором-времянкой с деревянными стропилами внутри и алюминиевыми стенами снаружи. Коридор напоминает обычный, присосавшийся пиявкой к многоэтажке спального района советский ЖЭК. Сверху на перекрытиях лежат белые пенопластовые пластины, имитирующие, видимо, вечные московские сугробы. Парадная лестница оказалась внутри коридора. Прямо на ней выросла временная деревянная, по которой можно подняться с первого этажа на второй. В пустом и темном нижнем этаже демонстрируется слайд-фильм о всех главных проектах Александра Бродского, среди которых и экспонаты Арт-Клязьмы («Дом для водочных церемоний»), и дизайн московских клубов. Надо сказать, что искусство Бродского в отличие от творчества большинства не концептуальных, а «нормальных» архитекторов России все-таки признано в мире. В 80-е годы, он наряду с другими коллегами (Михаилом Беловым, Юрием Аввакумовым, Михаилом Хазановым), реализовывал свои загадочные, словно ткань сновидения или кадры сюрреалистической анимации проекты исключительно на бумаге (за что мастеров назвали «бумажными архитекторами»). Эти проекты были награждены на многочисленных архитектурных конкурсах по всему миру. Просмотрев curriculum vitae Бродского, следует подняться по пахнущей стружкой лестнице на главный, второй этаж.
В первом зале – видеофильм, снятый Бродским в режиме «стоп-кадра». Камера безучастно фиксирует вид из окна квартиры. Двор, авто, люди в серых одеждах. Погода промозглая и осадки в виде то ли мокрого снега, то ли зимнего дождя. Неопередвижнический пейзаж. Такое настроение любил Саврасов. Любезная русской душе передвижническая «саврасовская» эмоция с распутицей на дорогах, в умах и сердцах, стала на выставке Бродского козырем. В главном затемненном зале несколько объектов. Один лайтбокс с Москвой, отражающейся в водах Гранд-канале Венеции. Еще стоит стенка с ячейками, в которых должны жить кукольные домашние звери. Они куда-то ушли и оставили после себя блюдечки с едой и игрушечные экскременты. Еще на больничной белой каталке стоит аквариум с ручкой как у шарманки. Покрутишь ручку – заскрипит жалобная музыка и в аквариуме увидишь макет района новостроек с крошечными светящимися окошками. В темно-синем небе падает снег. Такая выходит инсценировка любимых планов фильма «Ирония судьбы, или С легким паром»: момент, когда над новогодним микрорайоном кружится метель, а окошки брежневских высоток уютно, по-праздничному светятся. И в каждом представляешь себе елку, накрытый стол, на котором советское шампанское, салат оливье и заливная рыба – куда ж без нее!
Подаренный Щусевым вид на лагуну Бродский превратил в модель камеры-обскуры – волшебного ящика, с помощью которого старинные художники ловили прекрасный пейзаж почти что фотографическим глазом: с помощью верно схваченных  солнечных лучей проецировали вид на заднюю стенку ящика и, обведя его, получали сверхточную фиксацию местности. Бродский затемнил окно павильона, оставил лишь крохотное отверстие, смастерил вокруг него крохотную каморку, сквозь которую видны воды лагуны так, будто смотришь на них в замочную скважину. В этой каморке стоит крохотный стульчик, повернутый к воде и кроватка. Идеальное пространство для медитаций маленького человека! Когда солнечный луч благосклонно соизволит заглянуть в каморку, тогда на задней стене павильона дрожит серебро веницейских вод.
Наконец, последний зал авторской экспозиции Александра Бродского превратился в сцену объемной видеоинсталляции про то, что можно увидеть в окнах спальных многоэтажек. Макет типичного дома растиражирован с помощью боковых зеркал. Превращенные в экраны окна транслирует повседневные занятия граждан: едят, ругаются, любят. Благодаря зеркалам эта одинаковая повседневность проецируется в бесконечность.
У Стинга была песня про клетки души, soul cage. Вот эти клетки души обыкновенного постстоветского жителя, воспитанного скорее на визуальной культуре передвижничества, нежели на западном экзистенциализме, читавшего скорее писателей «натуральной школы», нежели Пруста, Бродский и предъявил. Получилось честно и понятно. Очень лейтмотиву «У! – Родина!!» соответствует. Одно лишь бьет наотмашь: Бродский подытожил всю десятилетнюю традицию презентации российского павильона Венецианской архитектурной биеннале. После него наши любимые бренды «Утопия», «Антиутопия», «Руины», «Загадочная душа» могут прокатываться только по демпинговым ценам. Баста!
А начиналось все с Юрия Аввакумова, который в 1996 году сделал самый лучший и самый мощный павильон на тему российской архитектурной Утопии. В главном зале он выстроил свой депозитарий - 7-тонный огромный  архивный  шкаф  на  480  выдвижных  ящиков-ячеек  в форме  Мавзолея.  Мавзолей  деконструктивистски  сползал  на  сторону,   его окружали косые (под  тем  же  углом)  ступеньки,  он  был  выкрашен  в  цвет архитектурных синек. В каждом ящике скрывался  какой-то  из  нереализованных проектов  последних  столетий  историй  русской  и  советской   архитектуры: дворцы,  крематории  башни,  дома,  площади,  города,  театры — из   Музея архитектуры им. Щусева и  других  архивных  собраний.  Посетители  павильона деловито  стучали ящиками, рылись в архиве. Теперь очевидно, что это были грандиозные  пропилеи (учтем, что в пандан депозитарию, на основной выставке в павильоне Италии по воле куратора Ханса Холляйна демонстрировался другой мощный объект Аввакумова – конструктивистский каркасный ремейк скульптуры Веры Мухиной «Рабочий и колхозница») в тему, которой все остальные экспоненты оказались заложниками.
В 1998 году биеннале по экономическим причинам не было. В 2000-м комиссар Григорий Ревзин представил программу «Руины Рая» с двумя персональными выставками. Внизу – фото Ильи Уткина, вверху – инсталляция в жанре садово-парковой фантазии на тему руин и проекты в том же руинированном стиле  Михаила Филиппова. Илья Уткин был награжден «Золотым львом». Пока еще тема пробуксовывать не начала. Все выглядело весьма элегантно. Дальше – больше. В 2002 году куратор Давид Саркисян вроде бы привез подлинные проекты реконструкций двух наших главных оперных театров, Мариинского и Большого. Что примечательно – проекты Большого принадлежали двум бывшим «бумажникам», Михаилу Хазанову и Михаилу Белову. Мариинский проект сделал известный американский деконструктивист Эрик Мосс. В итоге, вся выставка тоже вписалась в тему русской утопии. Ни один проект построен не был. Но в модусе Утопии смотреть на предъявленную театральную архитектуру было почему-то скучно.
В позапрошлогоднем году архитектор Евгений Асс устроил workshop для студентов архитектурных вузов по всей России. Эта была честная принципиальная позиция наконец-то содрать драпировки – бумажные кулисы российского архсообщества и честно сказать – вот, у нас с архитектурой дело плохо, мы приехали к вам честно учиться. И атмосфера мастерской, и азарт, и жизнь павильона были очень обаятельными. Но по возвращении в Москву студентов забыли, обещанный мониторинг их деятельности после биеннале не провели, обещанную же вторую выставку не сделали. То есть юную архитектурную поросль благополучно загнали в пространство все той же Утопии.
Наконец, теперь Евгений Асс бросил на алтарь (или нарисованный очаг, закрывающий брешь в реальном архитектурном процессе России) мэтра и гуру концептуального проектирования Александра Бродского. И Бродский подытожил все «бумажные» темы (от Утопии до Антиутопии) сразу. И честно отработал свой прекрасно известный и любимый россиянами (и не только нами) бренд. И даже впервые представил реальную постройку: коридор, жэковской присоской прилепившийся к щусевскому павильону России. Нам, безусловно, сегодня все еще есть чем гордиться. Что будет дальше?...

Мнение
Юрий Аввакумов: Герой будущего – практикующий бумажник

«То, что за последние десять лет экспонентами российского павильона были бумажники, совсем не случайно. Во-первых, они умеют работать на поле концептуального искусства. Во-вторых, умеют делать конкурсные задания. В-третьих, являясь архитекторами по профессии, хорошо распоряжаются пространством. Сегодня многие бывшие бумажники – вполне успешно практикующие архитекторы, руководители больших бюро. Эта их способность выходить на уровень реальной архитектуры будет, мне думается, востребована на будущих биеннале.
Если в скором времени экспертному совету выбрать из бывших бумажников экспонента на биеннале-2008, он вполне сможет заранее решить две, а то и три задачи. Первое: заняться реконструкцией отличного, но устаревшего и морально и технически щусевского павильона, пространственное состояние которого работает для современных выставок в минус. Второе: подготовить стильную выставку даже не утопических, а реализуемых проектов (можно привести примеры с бюро А-Б, бывшими бумажниками – ныне – активными участниками архпроцесса). Третья задача, и она впрямую зависит от успешной раскрутки архитектора: поиск источника финансирования для качественной, высококлассной экспозиции.
Кстати, идею ремонта российского павильона в далеком 1993 году концептуально обыграл на художественной биеннале лауреат «Золотого льва» Илья Кабаков. Он заставил посетителей продираться сквозь тьму и строительные леса внутри реставрируемого здания к свету, на балкон, где наградой за муки оказывались виды лагуны и стоящий в парке маленький фанерный кремль с красной картонной звездой».