Немало уже было сказано с трибуны и в кулуарах – как это хорошо, что в период застоя и типовухи развивались другие виды архитектурного творчества: НЭР, бумажная архитектура... Но не то чтобы мы хорошо знаем этот слой. Теперь, благодаря книге Андрея Бокова, который сам принимал участие во многих моментах этой деятельности, надеемся, станет намного яснее. Книга бесценная, написана хорошо. Но есть сомнения. В пророческом пафосе.
Новую книгу Андрея Бокова «Параллельная архитектура» я прочитала взахлеб на одном дыхании.
Читается легко, поскольку каждый сюжет, а их тут много, изложен емко, с уместными вкраплениями живописной литературности, точными красивыми характеристиками. И коротко, как будто книга рассчитана на современное сознание, которое принято считать «клиповым», подолгу не задерживающимся на одной теме. То есть, предположу, рассчитана и на молодежь.
А.В. Боков. «Параллельная архитектура» оттепели и застоя. Визионеры последнего советского тридцатилетия. М., GARAGE. 2024
Если так, то хорошо, поскольку тему «параллельной архитектуры» советского времени совершенно нельзя признать раскрытой и понятной даже для человека, в какой-то мере интересующегося историей архитектурно-градостроительной сферы. В сознании присутствуют, скорее, пятна известных сюжетов и вспышки имен: НЭР, Гутнов, Глазычев, EDAS, Кирпичев, Ермолаев, бумажная архитектура. И довольно смутное представление о том, что это было не всё, что было еще много разного.
Вот это разное в книге и собрано. Еремин, Шипков, Локтев, Иконников, Розенблюм, ВНИИТЭ, ЦНИИТИА. Итого десять глав с подглавами, от двух до семи, – порядка тридцати сюжетов.
Общий контур такой: в послевоенное время, прямо в 1955 году, архитекторам повелели отказаться от излишеств и упекли в проектные институты привязывать типовые проекты к местности. Но те, кто хотел большего, вырвались на просторы фантазии и свободного творчества, довольно многое сделали и придумали.
Андрей Боков в своей книге показывает, что именно, как именно и кто придумал, какими были эти «щели», в которых ютился и развивался собственно творческий потенциал, и что из всего этого получилось. Как будто расчищает пыль и песок над витриной, где спрятано то, о чем многие из нас слышали, но знают смутно. Это очень важная миссия – хочется сказать: просвещенческая.
А.В. Боков. «Параллельная архитектура» оттепели и застоя. Визионеры последнего советского тридцатилетия. М., GARAGE. 2024
Тем более что тут счастливо сошлись две вещи: первое то, что Боков сам участник многих из описанных им «параллельных» групп и таким образом мы получаем информацию из первых рук активного очевидца, – а второе это его умение, как автора, излагать мысли письменно. Безусловно, очень значительное. Прочтя книгу, я начала теребить издательство вопросом: а насколько существенно ее редактировали? Говорят, почти нинасколько, и это тоже немаловажный момент.
А.В. Боков. «Параллельная архитектура» оттепели и застоя. Визионеры последнего советского тридцатилетия. М., GARAGE. 2024
То есть перед нами – рассказ о явлении из первых рук, и он, я бы так сказала, балансирует на грани между исследовательской работой историка и мемуарами. Умело и артистично балансирует. Задача – сложная, поскольку тот факт, что автор книги и есть участник, ликвидирует дистанцию между ним и явлением несмотря на прошедший отрезок времени. С конца 1980-х прошло 40 лет, и тем не менее, автор пишет о своем – сам. В таком случае неизбежно приходится прилагать усилия к выстраиванию дистанции.
А.В. Боков. «Параллельная архитектура» оттепели и застоя. Визионеры последнего советского тридцатилетия. М., GARAGE. 2024
Многие формулировки в книге, кажется, отжаты до последнего «сухого остатка», и тем не менее вовсе не высушены, а живы и афористичны. Текст состоит из плотно набранных максим, – итогов размышлений, выводов, утверждений, по ходу чтения ее так и хочется разобрать на цитаты.
Вот например:
«Особенность российской действительности – упорное, носящее характер скрытого протеста сохранение рудиментов и пережитков академизма и в обучении, и в практике».
«Все архитекторы без исключения становятся клиентами огромного банка самых вдохновляющих и привлекательных идей, находящихся в глобальном обороте или встречающихся у ближайшего соседа, и совсем немногим удаются успешные банковские вклады».
«...прожектеры быстро обнаруживают возможность монетизации собственного интеллектуального ресурса и стремительно превращаются из романтиков в прагматиков».
«Урбанистам и социальным активистам чуждо проектное сознание, то есть способность увидеть то, чего еще нет в действительности».
«Видение превращается в товар, предмет экспорта-импорта на открытом глобальном рынке».
«...экогород и «цифровой город» при ближайшем рассмотрении также оказываются продуктами особого, внеархитектурного, архитектурно нейтрального видения, видения, не порождающего собственную форму, безразличного к физической форме и реализуемого практически в любой оболочке. Неполноценность, недосказанность и неполнота этого состояния никого не смущают, включая архитекторов».
Афористичность, а временами жесткость этих фраз, складывающихся в плотную ткань характеристик и утверждений, по-настоящему восхищает: браво, Андрей Владимирович, у вас надо многому поучиться.
Отдельно к замечанию о мемуаристике: она здесь стоически заменена на лаконичное «...и я». Подкупает, когда там, где своему участию можно было на правах автора уделить несколько больше места – сказано попросту «...и я». Да, на этот лейтмотив нанизано все повествование, но оно не притормаживает ни на гордыне, ни на сентименальности. Какая-то прямо-таки аскетическая самодисциплина.
Которая, к слову сказать, совершенно не свойственна предисловию, написанному к книге Владимиром Паперным, там как раз скорее мемуары.
А.В. Боков. «Параллельная архитектура» оттепели и застоя. Визионеры последнего советского тридцатилетия. М., GARAGE. 2024
Можно ли считать книгу окончательно написанной историей «параллельной архитектуры»? Вот это, пожалуй, нет. Для истории не хватает конкретики, справок, деталей, уточнений. Сноски есть, но их маловато. Некоторую скоротечность изложения неплохо компенсирует обилие иллюстраций, позволяющих лучше усвоить и запомнить.
Итак, книга – существенный прецедент в информационном поле. Очень хорошо, что непрагматичные практики, усилия мечтателей и прожектеров послевоенных 45 лет собраны вместе очевидцем и участником.
Кроме того, это еще и хорошая литература. Одни только сравнения Гутнова с Глазычевым, мечтателей с прожектерами или Лужкова с Собяниным настолько хороши, что хочется их зафиксировать где-нибудь в граните.
«<...> Гутнов всегда казался моложе своих лет и напоминал отличника старших классов. Глазычев походил на литературных персонажей вроде Паганеля или Дон-Кихота, то есть на людей, которых юными не назовешь. Гутнов всегда следил за модой и не нарушал дресс-кода; Глазычев предпочитал экзотические наряды вроде ярких рубашек, шейных платков и пиджаков в клетку. Глазычев избегал острых ситуаций и прямых конфликтов, Гутнов был великим полемистом и мастером малых бытовых и ресторанных скандалов. Гутнов был полноценным продуктом советской системы образования. Глазычев обладал шокирующей эрудицией, знанием языков, а также словарным запасом и манерами непонятного происхождения<...>».
[Это не все, там много больше и это самое яркое место книги]
«Прогрессист, сторонник социально-политических преобразований и энтузиаст новаций мэр Юрий Лужков, подобно революционеру Ленину, сочувственно относился к традиционным культурным и художественным ценностям. Мэр Сергей Собянин, консерватор, сторонник ресоветизации и сдержанных, умеренных действий, оказался предрасположен к неомодернистской архитектуре в ее самой бескомпромиссной североевропейской, «протестантской» версии. При этом парадоксальные предпочтения мэров, выбор которых носит манифестационный характер и определяет общенациональную повестку, не вызывают когнитивного диссонанса. Заимствование западных одежд и фасадов по российской традиции, введенной с допетровских времен, принципиально декоративно, не сопровождается внутренними изменениями и вполне уживается с отечественным типом институтов и сложившимся устройством жизни».
[А вот про Лужкова с Собяниным всё].
А.В. Боков. «Параллельная архитектура» оттепели и застоя. Визионеры последнего советского тридцатилетия. М., GARAGE. 2024
Далее. Можно соглашаться или не соглашаться с понятием видение – мне оно ужасно не нравится, к этой кальке с vision не хочется привыкать, хочется какого-то другого слова. Но «визионерство» пафосно, а «параллельная архитектура», вынесенная в название книги, случайна. Нет пока подходящего названия, прижившегося как «бумажная архитектура», – такого, который помог бы обозначить более широкое явление, ее включающее.
Но больше всего книгу портит пророческий учительный пафос, так удачно перекликающийся с отмеченной выше аскезой. То, что мне не нравится и в других текстах Андрея Бокова. Андрей Владимирович, как пророк, сначала рисует нам картину «золотого века» – а затем картину ужасающего распада. И указывает на укрытие для мечтателей и прожектеров:
«...повторить судьбу театра, сумевшего с появлением кинематографа не только выжить, но открыть новые для себя области приложения: от массовых зрелищ до перформансов и камерных импровизаций».
По-человечески эту попытку – не просто изложить информацию, а воздействовать информационное поле, пробить лбом упругую стену новой реальности, также как и попытка указать путь – вполне понятна. Вызывает сочувствие, сопереживание, а временами какое-то даже чувство сообщничества. Хочется помочь и подтолкнуть, поскольку и сами-то мы не всегда нынешней, склонной к самовосхвалению реальностью, довольны.
Кстати вот небольшое отступление: есть примеры того, как это самовосхваление прямо-таки ослепляет. На днях один журналист, беря одно интервью, сказал, что в книге Бокова «описывается скудная конкурсная среда и частная практика времен СССР». Дорогие господа, но суть книги то ведь совершенно в другом! Не в том, чтобы показать, как было плохо тогда и как хорошо сейчас, – ее смысл прямо противоположен. Она показывает, как в 1950-е – 1980-е было разнообразно, независимо и свободно – да, по недосмотру начальства, и тем не менее. И – как явление свободного архитектурного творчества рухнуло и распалось, столкнувшись в реалиями новой экономики. Боков эту новую реальность как раз и бичует, прямо как пророк.
Ловя пророческие интонации начинаешь, как говорил Окуджава, думать о душе.
Если обобщить, то в целом получается, что в период послевоенного модернизма из архитектуры вынули душу – тут-то она и отправилась погулять во все описанные визионерские практики, от конкурсов до детских студий. В постсоветский период рынок, наоборот, дал расцвести фантазиям, но он же душу и искушает: деньгами, конформизмом, добивает ревностью к звездам летающего цирка. Критика понятна, и многие замечания метки. И между тем пророческий дискурс – главная слабость книги. Как водится, отчасти она оборотная сторона силы: сила – в емких формулировках, слабость – в их не всегда обоснованности. Или почти никогда не обоснованности.
Так вот на протяжении всей книги веришь автору как очевидцу, восхищаешься ясностью изложения, пытаешься запомнить, затвердить. А когда в конечной части наталкиваешься на что-то, с чем не согласен, на что-то шаблонное, – то и задумываешься: а так ли верны все утверждения, которые были раньше? Ведь они все почти как максимы и высказаны, бери – и верь.
Как следствие, действительно ли предложенный рецепт возрождения мечтателей и прожектеров может сработать?
А путь, на котором Андрей Боков видит возрождение визионерства, такой:
«Новая картина мира, способная сопровождать очередной культурный цикл, если в будущем и возникнет, то в итоге синергетического акта – пробуждения визионерского сообщества и появления у него верных союзников, спонсоров и друзей, представляющих власть, бизнес и общество. Этот акт может растянуться на неопределенное время, а может сжаться до момента прихода ярких лидеров-визионеров, до некого знакового события или до появления четко артикулированного внешнего запроса».
Как же все это... Вагнериански.
И тем не менее, спасибо, Андрей Владимирович, за то что это книга теперь есть.